– Потрясло то, что одиночество – не просто результат депрессии, – сказал Джон. – В действительности оно само вызывает депрессию.
По его словам, это как момент совпадения отпечатков пальцев в сериале «Место преступления».
– Одиночество, – объясняет он, – определенно играло ведущую роль[115].
Однако вопрос не был решен до конца. Джон знал, что лабораторные условия могут быть искусственными во всех отношениях. Поэтому он начал изучение вопроса совсем в ином направлении.
Сразу за Чикаго в районе графства Кук располагается множество бетонных зданий и во всех направлениях бегут дороги, залитые гудроном. В этом месте Джон начал наблюдать за 229 немолодыми американцами в возрасте от пятидесяти до семидесяти лет. Их отбирали по разным социальным признакам: половина мужчин, половина женщин, треть латиноамериканцев, треть афроамериканцев и треть белых. На момент начала исследования они не были в состоянии депрессии и не страдали от какого-то необычного чувства одиночества. Раз в год они появлялись в лаборатории и проходили целый ряд тестов. Джон изучал их здоровье – и физическое, и психическое. Потом его команда задавала множество вопросов. Насколько одиноко или изолированно они себя ощущают? Со сколькими людьми они контактируют ежедневно? Сколько у них близких людей? С кем они делятся радостью в жизни?
Вот что он стремился узнать. Через какое время у некоторых людей, участвующих в исследовании, разовьется депрессия (что неизбежно для некоторых из них)? Что наступило сначала: одиночество или все же депрессия?
Оказалось, в первые пять лет получения и изучения данных в большинстве случаев одиночество предшествовало появлению депрессии[116]. Люди становились одинокими, после чего возникало чувство глубокой грусти и депрессия. Результат был действительно значимым. Давайте нарисуем линию и отметим на ней шкалу. На одном ее конце одиночество составляет 0 %. На другом – 100 %. Если человек находился в точке 50 %, а потом переместился на 65 %, то шансы развития симптомов депрессии увеличиваются в восемь раз.
Факты, которые Джон обнаружил благодаря этим двум исследованиям, а также и многим другим, привели к ключевому заключению. Джон сделал вывод, что одиночество вызывает огромное количество случаев депрессии и тревоги в нашем обществе.
Совершив это открытие, Джон начал задавать вопрос почему. Почему одиночество так часто вызывает депрессию и тревогу?
Он стал подозревать, что тому могла быть весомая причина. Сначала люди обитали на просторах африканских саванн. Жили маленькими племенами охотников и сборщиков съедобной растительности. Численность племен была немногим больше 100 человек. Мы существуем только благодаря одной причине: те люди научились взаимодействовать. Они делились пищей. Они ухаживали за больными. «Они могли завалить очень большое животное, – говорил Джон, – но только потому, что они работали вместе». Они имели смысл только в группе. «Каждое известное нам земледельческое общество имело одну и ту же базовую структуру, – писал он одному из своих коллег. – В исключительно неблагоприятных условиях они с трудом выживали. Но тем, что выживали вообще, они обязаны плотной паутине социальных контактов и огромному числу взаимных обязанностей, которые они несли. В этих природных условиях связь и социальное взаимодействие не должны были искусственно насаждаться… Природа и есть взаимодействие»[117].
А теперь представьте: в этих саваннах человек оказался отрезанным от группы на долгое время. Это означало, что ему грозит ужасная опасность. Он легкая добыча для хищников. Если он заболеет, нет никого, кто бы мог его выходить. И племя без него также более уязвимо. В такой ситуации человек чувствует себя ужасно, и это закономерно[118]. Это срочный сигнал[119] от организма и мозга вернуться в группу любым доступным способом.
Отсюда следует, что любой человеческий инстинкт заточен не для жизни самому по себе, а для жизни в общине. Люди должны принадлежать роду[120], как пчелы улью.
По словам Джона, чувство страха и бдительность, вызванные долгим одиночеством, зарождали здравомыслие. Они толкали людей вернуться в группу. Отсюда следовало одно. Пребывание в общине – стимул правильного обхождения с людьми, иначе будешь изгнан.
– Стремление к защите взаимосвязей в племени, – объясняет он, – просто приводит к лучшему выживанию.
Или, как он говорил мне позже, одиночество – состояние отвращения, которое мотивирует нас к возобновлению общения.
Это помогает нам понять, почему одиночество так часто сопровождается чувством тревоги. «Эволюция приспособила нас[121] не только комфортно чувствовать себя в обществе, но и чувствовать себя в безопасности, – пишет Джон. – Жизненно важный вывод в том, что эволюция способствовала тому, что мы чувствуем себя не только плохо, когда изолированы от людей, но и небезопасно».
Получалась красивая теория. Джон начал думать о том, как ее проверить. Оказывается, до сих пор есть люди, которые живут так же, как это было на ранних ступенях эволюции. Например, в Южной Дакоте есть очень обособленная, сильно религиозная коммуна хаттерайтов[122] (Hutterites), немного напоминающая наиболее фундаментальное крыло амишей. Они живут охотой, собирательством и натуральным хозяйством. Работают, питаются, молятся и отдыхают вместе. Каждому приходится с кем-нибудь общаться все время. (Как вы узнаете позже, в своем путешествии я посещал подобную группу.)
Джон объединился с антропологами, которые изучали хаттерайтов не один год, чтобы выяснить, насколько те одиноки. Есть один очень точный способ. Любой человек, считающий себя одиноким, во время сна переживает нечто под названием «микропробуждение». Это короткие моменты, которые он не вспомнит после пробуждения. Но во время них человек как бы немного отрывается от состояния сна. Все животные, ведущие стадный образ жизни, делают то же самое, когда находятся в изоляции. Это объясняется тем, что, засыпая, одинокий человек не чувствует себя в безопасности. Древние люди в буквальном смысле не были в безопасности, если спали вне племени. Подсознательно человек ощущает, что никто не прикрывает ему спину, поэтому мозг не дает крепко уснуть. Замер таких «микропробуждений» – прекрасный способ оценки чувства одиночества. Итак, команда Джона подключила датчики к хаттерайтам, чтобы выяснить, сколько «микропробуждений» у них случается каждый раз во сне.
Оказалось, что «микропробуждения» практически отсутствуют у хаттерайтов[123]. Джон объяснял мне:
– Мы обнаружили, что в общине самый низкий в мире уровень чувства одиночества. Меня реально это поразило.
Исследование показало, что одиночество не является неизбежной человеческой бедой, как, например, смерть. Оно продукт нашего образа жизни.
Когда моя мама переехала в Эдгвэер и поняла, что здесь нет общины, а есть лишь вежливые кивки головой и запертые двери, она решила – что-то не так с Эдгвэером. Оказывается, наш пригород был совершенно обычным.
Несколько десятилетий гарвардский профессор Роберт Патнам[124] документирует одну из наиболее важных черт нашего времени. Существует множество способов, когда люди могут собраться в группы для общего дела: спортивные команды, хор, волонтерская группа, просто регулярный совместный обед. Он десятилетиями подсчитывал, как часто мы это делаем, и обнаружил, что все находятся в свободном падении. Он привел пример, ставший известным. Боулинг – один из самых популярных видов досуга в США. Раньше люди объединялись в лиги для его проведения. Они становились командой, которая соревновалась с другой командой. Люди общались и узнавали друг друга лучше в процессе игры. Сегодня люди по-прежнему играют в боулинг, но только сами с собой. Они на собственной дорожке играют сами по себе. Коллективная структура рухнула.
Подумайте о чем-либо еще, что мы делаем, собравшись вместе. Например, поддержка школы, куда ходит ваш ребенок. «За короткие десять лет между 1985-м и 1994-м[125], – писал профессор Патнам, – активное вовлечение в общественные организации сократилось на 45 %». Просто за десять лет (годы моего подросткового возраста, когда я как раз впал в депрессию) во всем западном мире мы переставали собираться в группы и оказывались запертыми в собственных домах.
Мы выходили из общин и замыкались в себе, объяснял Роберт во время нашего разговора. Эти тенденции происходят с 1930-х, но скорость их резко увеличилась в наше время.
Это означает одно. Осознание людьми, что они живут в обществе или даже то, что у них есть друзья, на которых можно положиться, стремительно падает. Например, в течение нескольких лет ученые-социологи проводили опрос среди всех слоев населения США. Они задавали один простой вопрос: сколько у вас есть знакомых, которым вы можете доверять? Они хотели узнать, к скольким людям человек может обратиться в критический момент или поделиться своей радостью. Когда они начали исследование несколько десятков лет назад, среднее количество близких друзей для американца составляло три человека. К 2004 году самым типичным ответом было «ни одного»[126].
На этом стоит остановиться. В настоящий момент больше американцев, у которых нет близких друзей, чем тех, у кого они есть.