Врачи в «Bromley-by-Bow» назначают антидепрессанты, отстаивают их использование и верят в них. Но они смотрят на них как на малую часть общей картины, а не как на долгосрочное решение. Сол Мармот, другой врач центра, сказал мне: «Нет смысла приклеивать пластырь на боль пациента. Нет. В первую очередь нужно устранить причину ее возникновения». Позже он добавил:
– Нет смысла применять антидепрессанты, если ничего не изменилось. Потому что, когда вы отмените антидепрессанты, пациенты будут все в том же состоянии, что и прежде… Что-то должно измениться, или вы обязательно вернетесь в исходную точку.
Часто приходят пациенты, которые, как и я, считают, что их депрессия вызвана физической дисфункцией мозга. Сэм начинает с двух объяснений, и оба поражают. «Во-первых, – говорит он, – существует много врачей, которые не понимают ничего в депрессии и тревоге». Это очень сложный вопрос, поэтому им приходится работать с пациентом, чтобы докопаться до сути.
– Это наша фундаментальная философия – иметь скромность, чтобы сознаться: «Я не знаю». Это в самом деле очень важно. Самое важное из того, что мы могли бы сказать. Кроме того, говоря это, мы усиливаем веру пациента в нас.
А во-вторых, он рассказывает им, как все время испытывал глубокую тревогу на протяжении нескольких лет после того, как развелся. Он говорит, что такое может случиться с каждым.
– Есть что-то в том, когда вы говорите: «Все хорошо», – считает Сэм. – Я как-то не могу произносить слово «нормально», но это нормально.
Представим, что Сэм сказал пациенту, что проблема у него внутри, в голове, и потом добавил, что «вы не контролируете ее, и ничего не сможете сделать с ней». Это явная чушь. «И как это может помочь ему в дальнейшем?» – спрашивает он.
– Человек в депрессии находится в очень темном месте. Если врач сможет передать ему вкус выздоровления, даже совсем немного, каплю надежды, это очень важно. И никогда не известно наперед, из чего зародится надежда.
Поэтому он предоставляет им большой выбор маленьких шажков, которые они могут предпринять на пути к воссоединению.
Сэм пытается смоделировать это воссоединение, когда беседует с пациентами. Он говорит, что часть его работы – «это быть другом». Он живет в нескольких ярдах от центра и всегда доступен. Он добавляет еще одну ключевую часть философии центра: «Любой повод для вечеринки». Центр всегда находит повод устроить праздник, куда приглашают всех пациентов.
Сэм называет такой подход «социальным предписанием»[273], что вызывает настоящие споры. Потенциальные преимущества очевидны. Только один доверительный фонд Сэма тратит по миллиону фунтов в год (приблизительно 1,2 миллиона долларов), обеспечивая химическими антидепрессантами приблизительно 17 000 пациентов, добиваясь при этом крайне ограниченных результатов. Сэм подозревает, что социальное предписание может добиться тех же результатов, а то и выше при гораздо меньших денежных затратах. Поэтому вот уже годы центр «Bromley-by-Bow» и другие организации, осуществляющие социальное предписание, терпеливо собирают данные в надежде, что ученые придут изучать их опыт. Однако очень мало исследований было проведено до сих пор.
Почему? Да это все та же история, которую я слышал повсюду. Распространение среди людей препаратов от депрессии и тревоги – одна из самых крупных в мире индустрий. Поэтому вокруг полно фондов, желающих вложиться в ее исследования (которые, как я узнал, часто искажаются). Будучи успешным, социальное предписание не принесет много прибыли. Фактически оно пробьет брешь в этом многомиллиардном химическом рынке: у них упадет прибыль. Поэтому никто из лично заинтересованных в прибыли не хочет этого знать.
Все же была проведена серия научных исследований «терапевтического садоводства»[274], в которое привлекают людей для работы на земле с целью улучшения их психического здоровья. Ни одно исследование не проводилось на больших группах и длительное время. Сами исследования были совершенно не конструктивны, поэтому нам следует относиться к ним скептически. Но результаты говорят о том, что здесь что-то есть, к чему следует внимательнее присмотреться. Одно исследование людей с депрессией, проводимое в Норвегии, показало, что программа, подобная нашей, двигала людей в среднем на 4,5 пункта на шкале депрессии. Это почти в два раза превышает эффект антидепрессантов. Еще одно исследование молодых женщин, страдающих тяжелой формой тревоги, обнаружило те же самые результаты. Это, по крайней мере, наталкивает на мысль, что здесь пора сажать семена исследований[275].
Я вернулся, чтобы повидаться с Майклом Мармотом, социологом, который первым обнаружил, что бессмысленная работа угнетает нас. Как вы, возможно, помните, он начал свою работу в Сиднее. Там он наблюдал, как люди с депрессией приходили в больницу за помощью, а получали только бутылки с микстурой белого цвета и совет возвращаться домой. Я знаю, что Майкл бывал в центре «Bromley-by-Bow» и неофициально рекомендовал его не один год. Мне хотелось послушать, что он скажет о нем. Он считает, что то, что они делают, очень просто. Когда люди приходят к ним с физическими проблемами, они лечат физические проблемы. Но гораздо чаще люди посещают врача по другим причинам.
– Когда к ним приходят с жизненными проблемами, – сказал Майкл, – они стараются обратить свое внимание на жизненные проблемы.
Сэм, врач, который помог преобразовать эту клинику, подозревает, что лет через сто люди вернутся к открытию о том, что для лечения депрессии и тревоги требуется удовлетворение эмоциональных потребностей людей как ключевого момента в истории болезни. До 1850-х никто не знал, что является причиной холеры[276], и она убивала огромное количество людей. А потом врач по имени Джон Сноу обнаружил (по чистой случайности в нескольких милях от клиники Сэма), что болезнь распространяется через воду, и мы начали строить правильные канализационные системы. В результате вспышки холеры на Западе прекратились.
Врачи центра узнали, что антидепрессанты – это не просто таблетки. Это все, что устраняет отчаяние. Доказательства того, что химические антидепрессанты не работают для большинства людей, не должны заставлять нас отказываться от идеи антидепрессантов. Но это должно заставить нас искать лучшие антидепрессанты. И они могут выглядеть совсем не так, как нас учит думать о них Big Pharma.
Сол Мармот, врач общей практики, сказал мне, что преимущества подхода, который они разработали в «Bromley-by-Bow», «настолько очевидны, что не знаю, почему я не мог разглядеть этого раньше, и не знаю, почему все общество не видит этого».
Сэм Эврингтон и я сидели в оживленном кафе центра, беседуя. Люди постоянно прерывали наш разговор, подходя к Сэму, чтобы перекинуться с ним парой слов или обнять. В один момент он указал мне на женщину, которая учит людей красить окна. Потом он показал мне бывшего полицейского, который приходил к ним по долгу службы и так влюбился в центр, что теперь работает здесь. «Так забавно, – говорит Сэм, – видеть, как к нему подходят подростки и спрашивают совета о том, что гипотетически нужно делать, чтобы избежать гипотетического преступления».
Сэм помахал еще одному человеку и сказал следующее: «Я узнал, что, когда человек может восстанавливать связи с людьми вокруг, происходит восстановление человеческой природы». Сидя в этой паутине пробудившихся связей, женщина за соседним столиком, которая прислушивалась к нашему разговору, улыбалась ему и себе.
Сэм посмотрел на нее и улыбнулся в ответ.
Глава 18Восстановление третьей связи: приобретение полномочий на работе
Всякий раз, когда я переживал оптимистический подъем по поводу социального восстановления, выходящего за границы таких звездочек, как Котти в Берлине и клиника «Bromley-by-Bow» в Восточном Лондоне, я сталкивался снова и снова с огромным препятствием и долго не мог понять, как преодолеть его. Мы тратим большую часть бодрствующей жизни на работу, и 87 % из нас либо безразлично относятся к ней, либо просто приходят из-за нее в ярость. Среди нас в два раза больше тех, кто ненавидит ее, чем любит. А если еще учесть разбор электронной почты, то работа отнимает еще больше времени нашей жизни: 50 или даже 60 часов в неделю. Я вовсе не раздуваю из мухи слона. Это то, на что уходит наше время и наша жизнь.
Да, конечно, можно предложить людям попробовать альтернативы. Но когда они должны успевать это делать? В те четыре часа, когда падают на диван и стараются позаниматься с детьми перед сном, пока все не началось сначала?
Это не то препятствие, о котором я думал. Препятствие заключается в том, что бесцельная работа должна быть сделана. Она не похожа на другие причины депрессии и тревоги, о которых я говорил. Например, детская травма или избыточный материализм не являются обязательными в более широкой системе. Работа – ее неотъемлемая часть. Я думал о работе, которую выполняли все мои родственники. Бабушка по маминой линии мыла туалеты, а дедушка работал в доках. Родители отца были фермерами. Мой отец водил автобус, мама работала в приюте для жертв домашнего насилия, сестра – медсестра, а брат обеспечивает наличие товаров для супермаркета. Все эти профессии необходимы. Если бы они исчезли, большая часть общества перестала бы функционировать. И если эта работа, контролируемая боссом, с необходимостью выполнять все эти утомительные, но обязательные функции, является существенной, хотя и вызывает депрессию и тревогу, она должна продолжаться. Это напоминало неизбежную ловушку.
На индивидуальном уровне некоторые из нас могут ее избежать. Если вы можете перейти на работу, где меньше контролируют, дают больше полномочий и вы верите, что ваши обязанности имеют значение, переходите. Скорее всего, депрессия и тревога у вас уменьшатся. Но там, где только 13 % людей находят свою работу значимой, такой совет кажется почти жестоким. При нынешней ситуации большинство из нас не найдут работу, которая будет казаться нам значимой. Печатая эти строки, я представлял человека, к