9. Так последний еврейский пророк Малахия в следующих энергических выражениях протестует против легкомысленных разводов: «...вы заставляете обливать слезами жертвенник Господа с рыданиями и воплем, так что Он уже не призирает более на приношение и не принимает умилостивительной жертвы из рук ваших. Вы скажете: “За что?” — За то, что Господь был свидетелем между тобою и женою юности твоей, против которой ты поступил вероломно, между тем как она — подруга твоя и законная жена твоя. <...> Итак, берегите дух ваш, и никто не поступай вероломно против жены юности своей. Если ты ненавидишь ее, отпусти, говорит Господь Бог Израилев; обида покроет одежду его, говорит Господь Саваоф; посему наблюдайте за духом вашим и не поступайте вероломно» (Мал. 2: 13 — 16).
Вопросу о разводе суждено было еще надолго занимать еврейских книжников. Он был перенесен на чисто практическую почву — толкования текста Моисеева закона. Упомянутые выше слова Моисея во Второзаконии поделили толкователей на две школы. Представителем одной был Шаммаи (жил немного раньше Рождества Христова), отстаивавший возможную крепость брачного союза, допуская отвержение жены лишь в случае совершения ею чего-либо действительно постыдного. Представителем второй был Гиллел, ратовавший за возможную легкость развода и толковавший закон Моисея в смысле допустимости отвержения жены за самые легкие недостатки или провинности ее, например, за дурное приготовление пищи10.
Таким образом, вопрос о разводе ко времени проповеди Христа был вопросом жгучим, и поэтому нет ничего удивительного, что он был представлен Ему на разрешение книжниками.
Ко взгляду и учению Христа мы теперь и приступим.
В повествовании трех евангелистов, передающих нам учение Христа Спасителя о разводе, встречается разноречие, а именно: между евангелистом Матфеем, с одной стороны, и Марком и Лукой — с другой. Это разноречие ставило в большое затруднение Отцов Церкви еще в начале христианской эры. Оно же внесло рознь и в учение Восточной и Западной Церкви о разводе11 — учение, развившееся в целую схему поводов к разводу в первой и повлекшее за собой полную нерасторжимость брака во второй. Поэтому дело несомненной важности — всмотреться в повествование евангелистов по нашему вопросу и определить, где и в чем между ними разногласие.
Полнее всего изложено учение Христа о разводе у евангелиста Матфея. Он два раза приводит слова Спасителя об этом предмете: раз в Нагорной проповеди (Мф. 5: 31 — 32), а другой раз — в ответе Христа на вопрос фарисеев12: позволительно ли отпускать жену за всякую вину (Мф. 19: 3 — 12). Оба раза, согласно этому евангелисту, Христос учил так: развод абсолютно воспрещается, кроме случая вины прелюбодеяния со стороны жены13.
Апостол Марк, приводя беседу Христа с фарисеями с такою же подробностью, как и апостол Матфей (Мк. 10: 2 — 12), передает диспозитивную, так сказать, часть учения Спасителя о разводе в следующей формуле: «...кто разведется с женою своею и женится на другой, тот прелюбодействует от нее; и если жена разведется с мужем своим и выйдет за другого — прелюбодействует» (Мк. 10: 11 — 12).
У евангелиста Луки есть всего один стих о разводе (Лк. 16: 18), как бы случайно брошенный между двух притч: о неправедном управителе и о богатом и Лазаре — стих, по содержанию своему вполне тождественный с содержанием повествования Марка, т. е. отрицающий абсолютно развод14.
Итак, у двух последних евангелистов развод воспрещается вполне, а у первого не вполне: прелюбодеяние жены служит поводом к разводу; но правда, что только этот единственный повод известен и первому евангелисту. Это разноречие может быть объясняемо (устраняя сомнение в подлинности которого-нибудь из Евангелий) одним из двух способов: или неточным изложением речи Спасителя вследствие изустной передачи ее, или же действительной двойственностью самого учения Христа, несомненно существовавшей в самом принципе или же только кажущейся.
Первое предположение едва ли может иметь место по следующим соображениям. Хотя речь Спасителя, как и других еврейских раввинов, была только устной и хотя она вначале, до написания Евангелий, передавалась первым христианам и жила среди них тоже только в виде устного предания, но в верности передачи ее нельзя сомневаться. На этот предмет не простирались сомнения даже отрицательной критики Евангелий.
Вот интересные мысли Ренана по поводу точного сохранения устных преданий в те времена вообще и предания о Христе и Его учении в частности: «Тысячу раз замечали, — говорит он, — что сила памяти обратно пропорциональна привычке писать. Мы едва можем вообразить себе, насколько устное пересказывание держалось в памяти в те эпохи, когда люди не полагались на доставшиеся от кого-либо заметки или на имевшиеся у них самих листки. Память людская заменяла тогда книгу: она давала возможность воспроизвести даже те разговоры, при которых не присутствовал рассказчик. Масса лиц, никогда не видевших Иисуса, знала Его почти так же хорошо, как Его непосредственные ученики. Жизнь Иисуса, хотя и не писанная, служила пищей для Его Церкви; Его правила постоянно повторялись: части существенно символического характера из Его жизнеописания воспроизводились в виде маленьких повествований, некоторым образом стереотипных и известных наизусть... Сентенции15 моральные, составлявшие самую важную часть учения Христова, было еще легче сохранять в памяти. Их повторяли себе наизусть прилежно. “В полночь я пробуждаюсь всегда сам собою, — заставляет рассказывать Петра одно евионитское16 писание, составленное около 135 г., — и сон не возвращается ко мне более. Это — следствие составленной мною привычки повторять наизусть слышанные мною слова моего Господа для того, чтобы повернее сохранить их в памяти”»17.
Несомненно, что из «слов Господа» должны были в особенной чистоте сохраняться те, которые касались такого высоковажного вопроса, как расторжимость брака.
Таким образом, отклоняя мысль о неточности передачи слов Христа, остается предположить, что само учение Его давало повод к разногласию между евангелистами. Но нам кажется, однако, что это разногласие было не принципиальным, а только частным, побочным. Так, свидетельство обоих евангелистов (Матфея и Марка), воспроизводящих беседу Христа о разводе с фарисеями, показывает, что Спаситель считал основным и неизменным тот закон о браке, который дан был нашим прародителям еще при творении их: закон полного единения мужа и жены, закон, делающий из двух особей одно целое физически и морально (о чем см. выше).
Это с очевидностью явствует из слов Спасителя. На вопрос фарисеев — по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею, Христос прямо отвечает текстом из книги Бытия: «...не читали ли вы, — говорит Он, — что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их?» (Быт. 1: 27), т. е. сотворил, как нечто цельное, неразрывное18, союз настолько крепкий, что ему уступает другой, не менее важный и сильный союз — родительский, «...посему, — прибавил тут же Христос, продолжая цитировать книгу Бытия (Быт. 2: 24), — оставит человек отца и мать, и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19:
4 — 6). Замечательно, что все эти слова и в изложенном порядке приведены тем же евангелистом (Матфеем), Евангелие которого подало повод думать, что Христово учение не совпадало с этим первобытным законом, допуская в принципе расторжение брака по вине прелюбодеяния.
Но если принципиального разноречия в учении Христа о разводе нет, то каково же было, однако, отношение сего учения к этой «вине прелюбодеяния», какое значение ей придавалось? Оно было, по нашему разумению, только уступкой жестокосердию иудеев, привычке и склонности их к разводам, такой же уступкой, какой был закон Моисеев закону первоначальному о разводных19.
Правда, что бракоразводный произвол не в меньшей мере господствовал и у язычников, как и у евреев, и, отправляясь от этой точки зрения, надо сказать, что и язычники нуждались в снисхождении не меньше евреев. Но дело в том, что язычники не связаны были той традицией в свободе разводов, какая связывала евреев. Для язычников проповедь Христова была вполне новой религией, для евреев — только дополнением старой. Если первые при ограничении развода могли испытывать только житейские неудобства, то вторые, сверх того, усматривали в этом и нарушение предковской религии. Ввиду этого естественно было оказать снисхождение сим приверженцам Ветхого Завета, снисхождение, в котором должна была миновать надобность впоследствии, когда учение Христово должно было вполне обновить ветхих духом иудеев.
Предположение наше о таком характере упомянутой прибавки покажется еще более вероятным, если мы вспомним историю написания Евангелия от Матфея, где только и встречается прибавка о вине прелюбодеяния. «Евангелие это написано для палестинских христиан из иудеев. Для этого в сем Евангелии гораздо чаще, чем в других Евангелиях, сносятся и сличаются события из жизни Христовой с ветхозаветными пророчествами и преобразованиями. Для этого же вообще из всей истории Христа Спасителя избираются повествования особенно важные и нужные для иудеев, например, две обширные речи Христа к народу (V - VII, XXIII и XXIV)»