я на другой, отнятой им у жениха в день свадьбы, а спустя два месяца изгнал и ее из города, чтобы, женившись на третьей, прогнать и эту за бесплодие. Не довольствуясь этим, он отнимал невест у женихов и жен у мужей. Мало того, он посылал разводные письма женам отсутствовавших мужей от имени последних и вносил разведенных в публичные списки. Клавдий отпустил четыре жены последовательно одну за другою, а пятая избежала этой судьбы только потому, что велела его умертвить. Нерон — убийца матери и брата — обесчещивал чужих жен и развелся со своею. Так же действовал и Домициан, наказывавший в то же время смертью жен, учинивших прелюбодеяние, не исключая, впрочем, и тех, виновником падения которых был он сам. Елагабал разводился пять раз и, между прочим, с одной женой потому, что на теле ее был родимый знак.
Не надо, впрочем, думать, что разврат и своеволие в разводах составляли привилегию одних лишь цезарей. Конечно, они пользовались и тем, и другим a discretion [сколько угодно, вволю], как в силу преимущества всех цезарей — princeps est legibus solutus [император — вне законов], так и в силу того, что они владели большими средствами, чем простые граждане. Но и эти последние с успехом подражали своим «божественным» монархам. Если мы меньше имеем свидетельств о разврате некоронованных особ, то не потому, что ему эти последние не предавались, а потому, что история считает более назидательным для потомства порочную жизнь правителей, чем управляемых. Впрочем, есть достаточно сведений и о безнравственности простых смертных. Сенека говорит о quotidianis repudiis [повседневных разводах] в Августово время. Оказывается, что даже лучшие люди не брезгали разводами. Так, Цицерон развелся с Теренцией, несмотря на ее добродетели, и женился на другой — богатой, чтобы уплатить свои долги. Если верить истории, то и великий моралист Сенека не чужд был общей слабости века. Картина своеволия в разводах наглядно рисуется в следующем рассказе о Павле Эмилии, который на вопрос, почему он разводится с умной и прекрасной Папири-ей, ответил: «Мои башмаки новы, хорошо сделаны, а, однако ж, я должен их переменить. Никто не знает, где они меня жмут». Разводились под всевозможными предлогами: вражды с родными жены, старости последней, болезни, увядшей красоты и пр. и пр. До чего доходила распущенность, можно судить еще по следующему факту: во время Цицерона Клодий, судившийся за прелюбодеяние, предлагал судьям в виде взятки доставить нравившихся им замужних женщин для совершения того же, за что он сам был привлечен к суду. Женский пол не отставал в безнравственности от мужского. Известна своей ужасной развращенностью Мессалина, супруга слабоумного Клавдия, предававшаяся не только сама разврату, но устраивавшая в своем дворце грязные сцены. Простые римлянки, если и не способны были пасть так низко, как их императрицы, отличались тем не менее страшной распущенностью. Цицерон свидетельствует в одной из своих речей (Pro Cluentio. V), что мать побудила своего зятя развестись с дочерью, чтобы самой заменить дочь. «Какая жена, — говорит Сенека, — станет краснеть из-за развода, после того как знаменитые женщины не считают уже своих лет по числу консулов, а по числу мужей. Они разводятся, чтобы выйти замуж, выходят замуж, чтобы развестись. Этого бесчестия боялись, пока оно было не так обыкновенно; но теперь, когда публичные реестры покрыты актами о разводе, слушая, как о нем говорят, научились его делать»40.
После сказанного понятно, насколько тогдашнее общество готово было воспринять проповедь Христа о нерасторжимости брака. Беспричинные разводы и разводы по одному лишь обоюдному соглашению супругов были первым камнем преткновения для осуществления Его учения. Вот почему мы замечаем, что на эту слабую сторону прежде всего направляется энергия Соборов и Учителей Церкви: надо было сначала ввести хотя некоторую правильность в самих разводах, а потом уже позаботиться об ограничении поводов к ним. Следы этой деятельности остались как в древнейших соборных постановлениях, так и в правилах Учителей Церкви первых веков христианства. Так, в 5-м апостольском правиле мы читаем: «Священнослужители да не изгонят жен своих под видом благочестия»41 — очевидное доказательство, что даже служители алтаря были заражены общим пороком — самовольно отвергали жен под видом благочестия42. А 14 правило Гангрского Собора (IV в.) показывает, что этим же средством пользовались жены по отношению к мужьям: «Аще которая жена оставит мужа и отьити восхощет, гнушаясь браком, да будет под клятвою»43.
Что самовольные разводы были явлением общераспространенным — это видно из того, что Соборам и на Западе приходилось вести с такими разводами войну. Так, на Эльвирском Соборе (в Испании в 305 или 306 г.) было постановлено не удостаивать причащения и при конце жизни жен, оставивших мужей своих без всякой причины и вышедших за других44. То же самое повторяется в 19 каноне Ирландских Соборов (450 — 456 гг.): «Христианка, оставившая своего мужа и вышедшая замуж за другого, должна быть отлучена от причащения»45. А равно и на Агафенском Соборе (Agatha, Agde в Южной Галлии в 506 г.), в 25 каноне которого постановлено: «Миряне, разлучившиеся со своими преступными женами, чтобы противозаконно вступить в другие связи, не дождавшись решения епископов сопредельных провинций, отлучаются от церковного общения и от общения с правоверными»46.
С не меньшей настойчивостью ратовали Учители Церкви против своеволия при расторжении браков. Так, Григорий Назианзин в своем послании к Олимпию решительно высказывается против разводов по обоюдному соглашению супругов, говоря, что такие разводы вполне противоречат «нашим (т.. е. евангельским) законам», хотя бы законы римские судили и иначе.
Иоанн Златоуст в 1-й беседе на 1-е Послание к коринфянам (7: 39 — 40) говорит: «Рабам позволительно переменять живых господ, а жене непозволительно переменять мужей при жизни мужа, потому что это — прелюбодеяние. Не указывай мне на законы, постановленные внешними, дозволяющие давать запись отпущения и разводиться. Не по этим законам будет судить тебя Бог в тот день, а по тем, которые Он Сам постановил. И законы внешних дозволяют это не просто и не без ограничения: и они наказывают за это дело, так что и отсюда видно, что они неприязненно смотрят на этот грех. Ибо виновницу развода они лишают имущества и отпускают без всего, и того, кто подает повод к разводу, наказывают денежным убытком, а они, конечно, не поступали бы так, если бы одобряли это дело»47. В другом месте той же беседы Златоуст говорит: «Посему увещеваю, прошу и умоляю мужей не отвергать жен и жен — не оставлять мужей»48. Астерий, епископ Амасийский, говорит: «Выслушайте теперь вы, торгаши, легко меняющие жен на одежду <...> вы, которые женитесь на богатстве и которые обманываете, вы, которые после небольшой вспышки сейчас же пишете разводное письмо, вы, оставляющие при жизни многих вдов, — знайте, что брак разрывается только смертью и прелюбодеянием»49.
Надо прибавить к сказанному, что Церкви с этими своевольными разводами немало предстояло затруднений не только потому, что государственное законодательство в лице римского права иногда поддерживало их, но также и потому, что некоторые христиане, слишком увлекшись евангельскими истинами о значении девства, порицали брак и считали его учреждением нечистым. Отсюда стремление к разводам, стремление, в котором нередко трудно было отличить, где кончается благочестие и ревность по Господу и начинается своеволие. Поэтому церковным Соборам приходилось, ратуя за неразрывность брака, ратовать также и за богоучрежденность его. Против этого злоупотребления восстает в особенности Трулльский Собор в своих 13-м и 30-м правилах4; 5.
Насколько в первые века христианства разводы своевольные были явлением заурядным и насколько трудна была борьба с ними Церкви, показывает светское законодательство, которое должно было употребить четыре с половиною века усилий и уступок духу времени, прежде чем оказалось возможным категорически воспретить это своеволие. Вот в немногих словах история этой законодательной деятельности.
Первый и решительный шаг в этом направлении сделан был Константином Великим, который, несомненно, под влиянием Церкви установил в 331 г. определенные поводы к разводу, и то в небольшом числе50, а остальные разводы признал наказуемыми51. Как мало жизненных корней имело это законодательство, показывает то, что уже Юлиан отменил его и восстановил старые законы52, допускавшие развод на самых широких основаниях. Они оставались в силе без изменения 60 лет. Но в 421 г. постановлением Гонория и Констанция сделан опять поворот к новому порядку и введены новые штрафы как для разводов без причины, так и для виновной стороны в разводе по законной причине53. Феодосий II, сначала внесший это повеление в свой Кодекс, потом отменил его, чтобы издать новое постановление, направленное к ограничению развода. Постановление это, установив определенные, весьма многочисленные, поводы к разводу