Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Русская семейная и сексуальная культура. Книга 3 — страница 6 из 195

54, наказывало взысканием штрафа разводы без законной причины55.

Законоположения Феодосиева Кодекса легли в основание и законодательства Юстиниана56 о разводе. Они были только пополнены этим последним императором в его Кодексе57 и новеллах (22-й и 117-й), в том числе и новыми штрафами за беспричинные разводы.

Но произвол царил в разводах не только в силу того, что один супруг присваивал себе право своей волей разорвать брак, но еще и потому, что разводы по обоюдному согласию считались вполне закономерными. Так, мы встречаем у юриста Павла такое положение: «Нечестным считается связывать штрафом супружества, как будущие, так и уже заключенные». То же повторяет и император Александр Север: «Издревле принято, что браки должны быть свободными, поэтому не имеют силы соглашения, воспрещающие разводиться»58. Эти положения остались надолго правилом для законодательной практики. Правда, что еще Константин Великий стремился ограничить право развода только указанными им поводами59, но, судя по тому, что Феодосию II и Валентиниану III пришлось снова воспретить разводы по обоюдному согласию, видно, что это постановление не имело жизненной силы. Анастасий его отменил (в 497 г.), дозволив жене второй брак год спустя после расторжения первого60.

Первоначально, а именно в 22 новелле (536 г.) и Юстиниан допускал такие разводы61, но в позднейшем своем бракоразводном законодательстве отступил от этого взгляда и разводы по обоюдному согласию запретил, разве бы супруги решались развестись для того, чтобы поступить в монастырь или дать обет целомудрия. Нарушителей закона заключали в монастырь с воспрещением второго брака62. Эта разумная мера оказалась, однако, несвоевременной, и уже преемник Юстиниана — Юстин II, вследствие раздоров между супругами и даже покушений одного на жизнь другого, после тщетных увещаний и даже угроз, принужден был восстановить свободу разводов ex consensu [по согласию] (566 г.)63.

Спустя 137 лет после этого закона Лев III Исаврянин и его сын Константин, в «Эклоге» своей (740 г.)64 провозгласив принцип нерасторжимости брака на основании правил Св. Писания Ветхого и Нового Завета, признали возможным сделать исключение из этого принципа, единственно немощи ради человеческой, в силу немногих законом указанных причин.

Но это строгое законодательство императоров-иконобор-цев не соответствовало тогдашним нравам. Преемникам их приходилось еще не раз лавировать, то угрожая наказаниями за разводы по одному обоюдному соглашению, то дозволяя их в виде уступки духу времени. Только к концу IX столетия был положен окончательный запрет на разводы этого рода65.

Изложенная история борьбы римских законодателей с привязанностью римского общества к разводам нелегальным, борьбы, в результате которой незаконные разводы воспрещаются больше под угрозой штрафа, чем недействительности их, показывает, как бессильно было законодательство пресечь зло в корне и вместе с тем как неблагоприятна была в то время почва для создания бракоразводных законов.

8. Признание Восточной Церковью других поводов к разводу, кроме прелюбодеяния

Эти усилия законодательства регулировать хоть сколько-нибудь разводы и эта борьба его со старыми привычками свободного расторжения брака показывают, как мало могла удовлетворяться тогдашняя жизнь постановлениями, построенными исключительно на тексте Евангелия (понятого в указанном выше смысле). И она действительно ими не удовлетворялась. Канонисты Восточной Церкви согласны между собою относительно воззрения, что некоторые каноны Соборов и правила Отцов Церкви признают и, следовательно, допускают и другие поводы к разводу, кроме прелюбодеяния. Именно эти поводы двух родов: или такие, которые по своему воздействию на брак равняются смерти, или такие, которые аналогичны с прелюбодеянием. В доказательство этого воззрения могут быть приведены следующие основания.

Во-первых, текст самого канона. Так,

а) 48 апостольское правило говорит: «...аще который мирянин, изгнав свою жену, поймет иную или иным отринутую, да будет отвержен». Здесь под словом «отринутая» («aTroXeXufxevrjv») разумеется та, которая, как толкует Вальсамон, отделена от своего мужа не по закону. Нельзя не заметить, что тут и под изгнанием разумеется незаконный, самовольный развод. А это, в свою очередь, указывает на существование разводов законных. Так толкуют это правило известные канонисты Аристин66 и

Вальсамон67, толкования которых приняты были на всем Востоке и частью в переводах перешли к нам. Такой же смысл придает указанному правилу и наш отечественный канонист архимандрит Иоанн68.

б) Василий Великий в 35 правиле высказывается, кажется, хотя и косвенно, за допущение развода вследствие злонамеренного оставления одним супругом другого: «...аще муж оставлен женою, то подобает смотреть вину оставления, и аще явится она оставившею его без причины, то он достоин снисхождения, а она — епитимьи». По крайней мере, в таком смысле толковалось это правило и применялось на практике в Восточной Церкви69. Такое же значение придается этому правилу и нашей Кормчей, судя по сопровождающему его толкованию Аристина: «...муж же, оставленный от нея, прощения достоин есть: и сего ради аще иную жену поймет без запрещения есть» ([Кормчая книга. Часть] I. Л. 165об.)70.

в) 102 правило Карфагенского поместного Собора: «Да не сочетаваются с другим лицом ни оставленный женою, ни отпущенная мужем по евангельскому и апостольскому учению, но или да пребывают тако, или да примирятся между собою. Аще пренебрегут сие, да будут понуждены к покаянию. Потребно есть просить, да будет издан о сем деле царский указ».4 Совершенно справедливо замечает И. Чижман, что это постановление Собора об испрошении царского декрета указывает на существование многих поводов к разводу. Если бы речь шла лишь о том поводе, который признается Евангелием, тогда не настояло бы надобности в подобном декрете, потому что этот повод достаточно определен как Евангелием, так и существовавшим уже светским законодательством71. Такой же смысл этому соборному постановлению придает и архимандрит Иоанн: «Собор Карфагенский, — говорит он, — подтверждает соблюдение этих (т. е. изображенных в Евангелии — Мф. 5: 32; 19: 9 и у апостола Павла — 1 Кор. 7: 10; 11:27 — А. 3.) Божественных постановлений в Христианском обществе, но не определяя позволительных случаев развода или степеней виновности мужа и жены при оставлении друг друга, желает только, чтобы об этом предмете были изданы положительные узаконения гражданские на основании учения Христова и Апостольского, так как дела этого рода касаются порядка жизни общественной»72.

Во-вторых, Отцы Церкви первых веков христианства тоже высказываются, правда больше косвенно, чем прямо, в пользу существования других поводов к разводу, кроме прелюбодеяния. В этом смысле, хотя и с большою осторожностью и даже с недомолвками, ведет речь Ориген в своем комментарии на ст. 32 гл. V Евангелия от Матфея73.

Та же мысль о существовании многих поводов к разводу высказывается косвенно и Епифанием, когда он, защищая второй брак, замечает, что муж или жена, брак которых вследствие распутства, прелюбодеяния или другой какой-либо предосудительной причины, будет прекращен разводом, могут без всякого порицания со стороны Церкви вступить в новый после смерти другого супруга1.

Достойно внимания, что и древнейшая бракоразводная практика признавала тоже возможность развода и по другим причинам, кроме прелюбодеяния, что видно из свидетельства св. Иус-тина об одной женщине, пославшей repudium [объявление о разводе] мужу, который «против закона природы и справедливости всячески изыскивал средства к удовлетворению похоти»2.

В-третьих, если бы Церковь не знала и не признавала Других поводов к разводу, кроме указываемого в Евангелии, тогда были бы непонятны как многократные обращения управителей отдельных церквей к митрополитам и Соборам за разрешением своих сомнений о допустимости или недопустимости развода в известных случаях, так и быстрое издание многочисленных гражданских бракоразводных законов. Едва ли мыслимо было, чтобы, при указанном условии, христианские государи решались этими законами стать в полное противоречие с Церковью, которая, кроме морального значения, имела и политическое. Едва ли и Церковь осталась бы равнодушной зрительницей этого попрания своих правил, если бы она не чувствовала себя солидарной со светским законодательством. Что такая солидарность была, лучше всего доказывает благосклонное отношение высших церковных иерархов к тем государям, которые были реформаторами брачного права. Так, ни восточный патриарх, ни Папа не заявили никакого протеста против изданной в 541 г. Юстинианом знаменитой 117 новеллы, установившей девять поводов к разводу. Напротив, этот же Юстиниан на Соборе был назван «благочестивым государем». Точно так же ни Папа, ни восточные патриархи не высказывали никакого порицания императорам Василию Македонянину, Льву Философу и Константину Порфирородному, внесшему эти поводы в «Базилику»