[29]. Потом поэт решил подавать свой голос по почте. П. А. Катенин, так же как и Пушкин, очень быстро охладел к академическим заседаниям. Однако первые два-три месяца после своего избрания вёл себя очень активно.
Неожиданно для себя Пушкин получил пригласительный билет на годичный акт Петербургской Академии наук. Он удивился – зачем они его зовут туда? И всё же принял участие в заседании 29 декабря 1836 года: «В передней комнате, перед залом, он встретился с Н. И. Гречем – с поклоном чуть не в ноги: Батюшка, Александр Сергеевич! Что за прелесть вы подарили нам! Ваша “Капитанская дочь” чудо как хороша! Только зачем это вы, батюшка, дворовую девку свели в этой повести с гувернером… Ведь книгу-то наши дочери будут читать!… – Давайте, давайте им читать! – говорил в ответ, улыбаясь, Пушкин»[30].
Менее чем через месяц, во второй половине дня 27 января 1837 года, Пушкин отправится на Чёрную речку… На стыке ветреного петербургского дня с быстро наступающими зимними сумерками, в начале шестого часа пополудни первый поэт России получил ранение, оказавшееся смертельным. В нестерпимых мучениях и страданиях ему оставалось жить чуть более сорока пяти часов. Лейб-медик Ефим Иванович Андреевский закрыл Пушкину глаза.
На следующий день после скорбной кончины, в субботу, 30 января, состоялось в том году по счёту 5-е заседание Российской Академии. Во главе с президентом А. С. Шишковым в «присутствии было» пятнадцать академиков: А. Н. Оленин, А. Х. Востоков, В. А. Поленов, П. А. Загорский, А. А. Ширинский-Шихматов, М. Е. Лобанов, И. С. Кочетов, Д. И. Языков, В. И. Панаев, Б. М. Фёдоров, С. В. Руссов, В. М. Перевощиков, К. И. Арсеньев, П. П. фон Гец. Десятый, последний пункт повестки собрания непременный секретарь Д. И. Языков «исполнил печальный долг возвещения о кончине Действительного члена Академии Александра Сергеевича Пушкина, последовавшей сего 29 января на 37-м году от рождения… Собрание приняло с величайшею скорбью сие печальное известие»[31].
Подавляющее большинство присутствовавших из городских слухов о дуэли уже знали, а о смерти поэта – не более четырёх человек. Академики вставанием почтили память Пушкина. Наступило тягостное молчание. После этого сообщения все присутствовавшие долго не могли сосредоточиться, чтобы продолжить и так затянувшееся заседание. Наконец, судя по протоколу, было «определено: Во уважение заслуг, оказанных покойным, Российской словесности, написать на счет Академии портрет его и поставить в зале собрания»[32]. С большой долей уверенности полагаю, что это предложение могло поступить от Шишкова, Языкова или Оленина, потому что все три академика высоко ценили талант поэта и находились к нему «в хорошем расположении своей души». На этом заседание завершилось. Из пятнадцати человек протокол подписали лишь восемь академиков. Такого случая в истории академических заседаний не было никогда. Немудрено, что кто-то в потрясении об услышанном мог и растеряться, а кто-то в расстройстве и запамятовать о своей обязанности.
После смерти 19 октября 1841 года А. С. Шишкова, по счёту четвёртого руководителя, но первого президента Российской Академии, император Николай I Высочайшим Рескриптом повелел присоединить Российскую Академию к Императорской Академии наук, чтобы «общее название Императорские соединенные академии» включало три отделения: физико-математическое, русского языка и словесности и историко-филологическое. В круг вопросов второго отделения вошли ещё и «основательные исследования свойств русского языка, начертание сколь можно простейших и вразумительнейших правил употребления его…».
Таким образом, как самостоятельное научное учреждение Российская Академия была упразднена. За 58-летний период её истории, с 1783 по 1841 год, в состав Академии было избрано 187 действительных её членов.
Портрет в академии
Прошло семь заседаний, а то, что раньше было «определено», так и осталось на бумаге. Только 27 марта на 12-м заседании непременный секретарь «довел до сведения присутствовавших, что в собрании академии 30 января и 6 марта сего года (на этом, девятом, заседании вспоминали Н. И. Гнедича. – В.Ч.) положено: написать на счет академии портреты покойных членов академии Пушкина и Гнедича и поставить их в зале собрания»[33]. Это было напоминанием решения того вопроса, который у академиков уже однажды получил положительную оценку.
Секретарь академии Дмитрий Иванович Языков был обязан найти хорошего художника, который смог бы снять копии с известных портретов Пушкина и Гнедича. В Академию художеств он отправил письмо с объяснением просьбы и её мотивами. Ещё 8 марта этот запрос, отправленный из Российской Академии, «попал к Конференц-секретарю г-ну Григоровичу». Понимая важность задачи, его ответ был немедленным: в нём содержалась рекомендация на «г-на Вишневецкого, который принадлежит к числу хороших художников и дарованиями своими обратил на себя внимание Академии художеств. Она признала его “назначенным Академиком”, задав ему программу на звание Действительного Академика (в 1832 году. – В.Ч.) – это является наилучшим доказательством того, что Вишневецкий имеет способность не только хорошо и верно списывать копии, но и писать также оригинальные вещи»[34].
Вслед за секретарём слово взял член Российской Академии Михаил Евстафьевич Лобанов, переводчик, драматург, поэт, историк литературы, страстный коллекционер автографов, заявивший, что «Вишневецкий сам предлагает написать грудные портреты по 300 рублей каждый». По всей видимости, Лобанов рассказал Вишневецкому, они были давно знакомы, о возникших в Российской Академии проблемах. К слову, Вишневецкий по заказу Академии художеств на соискание звания академика уже приступил к работе над портретом Лобанова.
В тот день, 27 марта 1837 года, заседание «определило: написание портретов членов академии Пушкина и Гнедича поручить художнику Вишневецкому за просимую им сумму, т. е. триста рублей за каждый»[35].
Встал вопрос: с какого портрета Пушкина писать копию? Известных было всего два, написанных на холсте маслом, оба в 1827 году. Третий, созданный И. Л. Линёвым предположительно в 1836–1837 годах, был малоизвестен. Кроме того, были опубликованы четыре гравюры на металле, литография, акварель, а также портрет в карандаше на бумаге – все они нескольких авторов.
Первым портрет поэта по заказу Сергея Александровича Соболевского, московского друга Пушкина, весной 1827 года маслом начал писать Василий Андреевич Тропинин. Всего за несколько сеансов академик живописи работу завершил. Сразу после сеансов Пушкин отбыл в Петербург.
Барон Антон Антонович Дельвиг решил не отставать от Соболевского: также академику живописи Оресту Адамовичу Кипренскому для себя лично заказал портрет своего однокашника. Художник уже знал, что в Москве Пушкин позировал более молодому живописцу Тропинину. Это обстоятельство невольно заставило Кипренского писать ответственно: в итоге работал около полутора месяцев. Портрет был принят всеми и признан выдающимся, хотя были и неодобрительные высказывания. После неожиданной смерти своего друга-лицеиста Пушкин выкупил портрет у его вдовы Софьи Михайловны. С тех пор полотно принадлежало Александру Сергеевичу и в день кончины поэта находилось в его рабочем кабинете. Как известно, Николай I поручил В. А. Жуковскому разбирать бумаги Пушкина и предметы, ему принадлежавшие и находившиеся в тот момент в квартире на Мойке.
Василий Андреевич первым проявил инициативу и предложил передать портрет кисти Кипренского художнику-копиисту на время его работы с условием непременного возврата. На 15-м заседании, состоявшемся 1 мая 1837 года, Д. И. Языков сообщил собравшимся, «что он получил от В. А. Жуковского портрет покойного Пушкина и для снятия с него копии отдал его под расписку живописцу Вишневецкому»[36][37]. Эту информацию собрание приняло к сведению.
Михаил Прокофьевич Вишневецкий (1801–1871)[38], сын корнета Прокофия Назаровича и Татьяны Ивановны Вишневецких, родился в городе Елизаветграде Херсонской губернии, учился в земском училище. В 1821 году старшим учеником поступил в Екатеринславскую Межевую контору. За оказанные «труд и усердие при съемке земель военного поселения по именному Высочайшему повелению награжден из кабинета Е.И.В. жалованием 100 рублей ассигнациями и чином коллежского регистратора (1826 г.), через год по собственному прошению из штаба конторы уволен по болезни»[39]. В 1829 году вольноприходящим учеником поступил в Академию художеств, на следующий год за исполнение этюда удостоен 2-й серебряной медали, за другие ученические работы неоднократно получал денежные награды: 400, 250, 900 и 175 рублей серебром. Совет Императорской Академии художеств после окончания академического курса, исполнения картины и указанных доработок портрета М. Е. Лобанова утвердил его в звании академика живописи исторической и портретной, после чего Вишневецкого приняли учителем рисования в Павловский институт с жалованьем 300 рублей в год. Для дополнительного заработка по требованию С.-Петербургской городской полиции, через судебных приставов его не раз приглашали проводить оценку картин и эстампов, описываемых для продажи. Он также имел учеников в воскресной школе Технологического института. Согласно «собственному прошению по расстроенному здоровью уволен от занятий по институту в 1850 году»[40]