<…> также невозможно, ибо такой ценный материал нельзя рисковать отсылать в другой город, даже если бы были приняты все предосторожности. Прошли времена Майкова. Вы, я думаю, сами не пожелаете на этом настаивать. Я же, как хранитель этих материалов и человек, служащий в архиве и знающий архивные правила, заявил, <…> что не могу разрешить этого сделать. Если же прикажет начальство, то покорюсь распоряжению, но подам особую записку, мотивируя в ней нежелательность пересылки. Итак, лучше всего, если Вы приедете сюда312.
В течение трех недель для Цявловского были изготовлены и отправлены в Москву 68 листов выписок из подлинных дел лицейского архива за 1814–1817 годы313. В декабре 1934 года в ответ на запрос о присылке пушкинских автографов сроком на три месяца для работы С. М. Бонди Пушкинский Дом предложил Редкомитету академического издания предоставить ученому командировку в Архив ИРЛИ314.
До конца 1936 года стены Пушкинского Дома не покинула ни одна рукопись поэта. Бо́льшая часть этого года была связана с выполнением распоряжений Всесоюзного Пушкинского комитета и его выставочной комиссии, которая готовила масштабную выставку в Москве. Она должна была сосредоточить все пушкинские материалы за 100 лет и открыться в «юбилейные» дни. В числе тех, кто разрабатывал концепцию выставки и ее тематический план, – крупнейшие московские пушкинисты М. А. Цявловский, С. М. Бонди, Д. Д. Благой, Г. О. Винокур, Н. С. Ашукин. Особое постановление Совнаркома предписывало архивам и музеям немедленно представить материалы для этой выставки, более того – запрещало экспонировать их на собственных выставках без разрешения Всесоюзного Пушкинского комитета. «Юбилейная» выставка в столице изначально рассматривалась как дело политической важности.
Специальная московская комиссия отобрала в Пушкинском Доме первоначально 117 архивных единиц, в том числе – 51 пушкинский автограф315. Удалось добиться лишь одного – чтобы эти документы были перевезены в Москву «в самую последнюю очередь, так как <…> постоянно необходимы Институту для работ, связанных с изданием сочинений Пушкина». «Передача этих материалов в Москву теперь же, – писал ученый секретарь ИРЛИ Н. Г. Свирин непременному секретарю АН СССР Н. П. Горбунову 25 ноября 1936 года, – была бы очень чувствительна Институту и нарушила бы нормальную работу по разным мероприятиям, связанным с Пушкинским юбилеем»316. 29 декабря 1936 года затребованные рукописи были отправлены в Москву фельдъегерской почтой через отдел связи НКВД.
Этим организаторы Всесоюзной выставки не ограничились: в начале следующего года стали приходить дополнительные требования немедленной присылки очередных партий пушкинских подлинников.
17 января 1937 года датирован запрос, подписанный председателем Всесоюзного Пушкинского комитета А. С. Бубновым, с просьбой «срочно выслать» еще 44 письма Пушкина 1820–1825 годов по списку, который был составлен поспешно и небрежно. Сохранились комментарии к нему Л. Б. Модзалевского, поданные им в дирекцию Института. Хранитель Пушкинского фонда отмечал ветхое состояние ряда документов, делающее невозможным их транспортировку и экспонирование, указывал на то, что в Центрархиве в Москве хранится около 100 писем к П. А. Вяземскому, и не видел «никакой надобности отсылать» письмо, принадлежавшее Пушкинскому Дому. Письма поэта к Н. И. Гнедичу и А. А. Бестужеву были запрошены организаторами выставки в полном объеме (8 и 7 автографов соответственно), и Модзалевский предлагал «ограничиться одним-двумя <…>, выбрав письма лучшей сохранности». Кроме того, Лев Борисович указал организаторам, что подлинник одного из затребованных из Пушкинского Дома писем хранился тогда в библиотеке Харьковского университета, а сведениями о местонахождении еще одного письма пушкинисты не располагали.
Считаю вообще совершенно ненужным и нецелесообразным отсылать в Москву такое количество писем, – заключал Модзалевский. – В московских архивохранилищах имеется совершенно достаточное количество писем Пушкина, чтобы экспонировать их на выставке317.
На следующий день, 18 января, из Москвы в адрес Пушкинского Дома было отправлено новое требование «совершенно срочно выслать во временное пользование для экспозиции на Всесоюзной Пушкинской выставке» еще 21 автограф Пушкина. Приложенный список был составлен столь же небрежно, как и предыдущий. В нем дважды значилось письмо А. Н. Мордвинову от 30 июля 1833 года. Кроме того, кураторы выставки снова запрашивали автографы, которые находились в собраниях других государственных хранилищ, и документы, замену которым легко было отыскать в московских архивах и библиотеках. К новому перечню Л. Б. Модзалевский также приложил свою пояснительную записку. Максимум из того, что могли предпринять хранители Пушкинского Дома, – это по возможности сократить количество подлинных рукописей поэта для отправки в Москву. Игнорировать же требования Всесоюзного Пушкинского комитета, возглавляемого наркомом просвещения А. С. Бубновым, было невозможно и, кроме того, опасно.
23 января из Пушкинского Дома были отправлены еще две посылки с 71 пушкинским автографом – в дополнение к тем, что были переданы в последних числах декабря; 27 января в Москву переслали 18 изданий из личной библиотеки Пушкина, 7 февраля – еще 6 пушкинских подлинников318.
Илл. 13. Правнук поэта Г. Г. Пушкин (крайний слева) на открытии Всесоюзной Пушкинской выставки. Фотография Б. Фишмана. 16 февраля 1937 года. Литературный музей ИРЛИ
Илл. 14. Афиша Всесоюзной Пушкинской выставки. 1937 год. РО ИРЛИ
Всесоюзная Пушкинская выставка открылась 16 февраля 1937 года в семнадцати залах Исторического музея. На ней было представлено более 5600 экспонатов из 102 различных учреждений Советского Союза. Наибольшее количество материалов пришло из Пушкинского Дома319.
С марта Пушкинский Дом настаивал на возвращении тех своих материалов, что не вошли в экспозицию юбилейной выставки. С этой целью в Москву неоднократно выезжал Л. Б. Модзалевский320, и лишь в июне 1937 года ему удалось вернуть в Ленинград 48 не востребованных организаторами автографов поэта. Таким образом, в продолжение 1937 года более 30% подлинных рукописей Пушкина отсутствовало на месте – беспрецедентный случай в истории Пушкинского Дома. Бо́льшая их часть экспонировалась на двух юбилейных выставках, меньшая (68 автографов) – находилась в Государственном литературном музее и Всесоюзной библиотеке СССР им. В. И. Ленина на временном хранении (по требованию В. Д. Бонч-Бруевича они были отправлены туда для работы московских пушкинистов над отдельными томами академического издания Пушкина). Время от времени в Пушкинский Дом поступала тревожная информация. Вот один из документов, направленный ученым хранителем Рукописного отделения Л. М. Добровольским и заведующим рукописными фондами Б. П. Городецким ученому секретарю Института:
По дошедшим до нас сведениям (сообщение Председателя Пушкинской комиссии АН СССР Д. П. Якубовича) пушкинские рукописи, направленные из Института литературы АН СССР и находящиеся на Всесоюзной Пушкинской выставке в Москве, выгорают от солнца и выцветают. Просим проверить это тревожное сообщение и в случае подтверждения его принять немедленно самые решительные меры321.
Ситуация, сложившаяся вокруг изъятия пушкинских автографов для «юбилейной» выставки, которое изначально было заявлено как временное, оказалась общей для всех архивов и музеев – хранителей пушкинских материалов. Она отражена в подробном письме В. Д. Бонч-Бруевича, направленном 5 апреля 1937 года президенту Академии наук СССР В. Л. Комарову:
на заседании пленума Редакторского комитета полного собрания сочинений А. С. Пушкина издания АН, состоявшемся 2 и 3 апреля с. г., было вынесено постановление, в силу которого я обязан доложить Вам о том катастрофическом положении, в котором мы сейчас находимся с работами по целому ряду Пушкинских томов ввиду изъятия подлинных рукописей А. С. Пушкина из соответствующих архивохранилищ: Всесоюзная Ленинская библиотека, Пушкинский Дом, Центрархив, Гослитмузей и др.
Эти рукописи в огромном своем числе лежат на Всесоюзной Пушкинской выставке или в витринах, или в запасном фонде.
Когда выставка устраивалась, то предполагали, что в витринах рукописи будут лежать не более 10 дней и что по истечении 10 дней рукописи будут заменены фотографиями, а самые рукописи будут возвращены в архивохранилища, где они находились и ранее. Сейчас идет второй месяц, как открылась выставка, однако рукописи не возвращаются обратно в свои архивохранилища. Более того, те рукописи, которые хранятся в запасе, стало быть, не использованы на самой выставке и хранятся в кладовых Гос<ударственного> Исторического Музея, также не возвращаются обратно в свои архивохранилища.
Все это создало совершенно непреодолимые препятствия, в силу которых целый ряд работ по Пушкину абсолютно приостановился.
Так, например, 13‑й том, который мы предполагали сдать еще в марте месяце, не может быть сдан в печать, так как целый ряд писем Пушкина 1826 и 1827 гг. находится как раз на выставке. Специально на их выверку приезжал из Ленинграда профессор Д. П. Якубович. Он обратился в рукописное отделение Библиотеки им. Ленина, а потом на выставку, и там, и там получил совершенно отрицательные ответы, работу провести не смог и вернулся обратно в Ленинград, так как его служебные обязанности не позволяют задерживаться в Москве более нескольких дней.