договориться о подготовке «Путеводителя» в первоначальном, расширенном виде не удалось. Т. Г. Цявловская, получив на руки вышедший из печати четвертый том нового издания в конце января 1933 года, писала Д. П. Якубовичу: «Путеводитель зарезан самым решительным образом, о чем уже есть и лаконичная вкладка в IV томе»384. В связи с этим один из авторов и участников «Путеводителя», М. А. Цявловский, выступил на конференции пушкинистов, состоявшейся в мае 1933 года в Ленинграде, с предложением подготовить полноценную «Пушкинскую энциклопедию»385. Издание энциклопедии было намечено к столетию со дня смерти Пушкина (1937).
Вскоре после пушкинской конференции Ю. Г. Оксман, фактически руководивший работой Пушкинской комиссии Академии наук СССР, начал постепенную «подготовку почвы» для выполнения принятой в Ленинграде резолюции. В августе того же года он писал Цявловскому:
Имел беседу по Пушкинским делам в самой высокой инстанции, где очень сочувствуют не только полному собранию сочинений Пушкина, но и энциклопедии, а главное, большой конференции, которая объединила бы пушкиноведов с писателями. Конференцию будет проводить Академия наук и А. М. Горький, академическое издание будет возглавлять также Горький, а легкую промышленность в области пушкиноведения – Л. Б. Каменев. С последним я тоже беседовал о конкретизации некоторых замыслов – о маленьком Пушкине и об энциклопедии386.
Осенью 1933 года Цявловский наконец, приступил к проработке плана и структуры «Пушкинской энциклопедии». В своих записях исследователь противопоставляет ее предыдущему проекту: «Путеводитель по Пушкину» признается им не более чем «сводом заметок», который, впрочем, может быть взят за основу при подготовке нового издания. Одной из двух основных задач новой энциклопедии становится систематизация достижений пушкиноведения:
В противоположность «Путеводителю» задача предлагаемой к изданию «Пушкинской энциклопедии» – дать, с одной стороны, в виде заметок реальный комментарий к произведениям Пушкина, с другой – в виде статей подвести итоги пушкиноведению387.
В конце октября издательством «Academia» была организована встреча московских пушкинистов, на которой были обсуждены структура и основные принципы издания, а Цявловский назначен председателем специальной Комиссии по подготовке «Пушкинского энциклопедического словаря». 12 ноября 1933 года состоялось ее заседание; присутствующие (Н. С. Ашукин, Д. Д. Благой, С. М. Бонди, В. В. Виноградов, А. М. Эфрос и др.) утвердили общую тематическую структуру (16 разделов + индекс (указатель)), а также назначили ответственных по подготовке схем (инструкций) для каждого раздела энциклопедии388. Протокол заседания комиссии вместе с запиской, составленной Цявловским и Ашукиным (в ней содержалась общая характеристика издания), были направлены секретарю Пушкинской комиссии Д. П. Якубовичу в Ленинград389. Его ответное письмо от 22 ноября 1933 года предвосхитило коллективную реакцию ленинградцев на московский проект энциклопедии:
Получил протокол Вашего заседания по «Энциклопедии». На эту тему у нас назначено заседание Комиссии 27‑го <ноября 1933 года>, тогда и смогу сообщить Вам официальные постановления. Пока же скажу в совершенно частном порядке, что меня очень удивила сепаратная и, по-видимому, какая-то спешная опять организация этого дела. Я понимаю, что организационно-предпринимательские функции этого дела могут быть распределены Каменевым, Ефреминым <А. В.>390 и Фридландом <Г. С.>391, но меня поражает распределение чисто пушкинского материала. Какое отношение к нему имеет Ефремин, почему именно П. С. Попову392 поручены «инструкции» отделов «Музыка», «Термины Пушкина», почему «География» поручена Н. С. Ашукину393, «Западная литература и Пушкин» – А. М. Эфросу394, между тем как не приглашен целый ряд работников-пушкиноведов, или уже работавших по Пушкину, хотя бы в том же «Путеводителе» – напр<имер>, М. П. Алексеев, Н. Ф. Бельчиков, М. К. Азадовский. Очевидно, при таком распределении никак не мыслится и привлечение к «Энциклопедии» Н. О. Лернера, а между тем это участок, на котором он мог бы быть использован. Дело, понятно, не в лицах, а в принципах распределения. Мне они далеко не ясны. Не ясно, почему, наконец, нельзя было запросить предварительно мнения и ленинградских товарищей, хотя бы в порядке консультации, как это у нас принято по всем делам. Повторяю, быть может, Н. С. Ашукин – чудесный географ, а П. С. Попов – вероятно, великолепный музыкант, но на меня поручение им разработки инструкций для этих отделов Пушкинской энциклопедии произвело впечатление страшной поспешности. Впрочем, повторяю, все это мои личные впечатления, которыми я еще не делился с товарищами. Самое же важное, что не ясны общие руководящие принципы «Энциклопедии», сбивающейся к тому же явственно на толковый словарь (опыт «Путеводителя» дает мне представление о том, какими будут выглядеть все эти «зависти», «бессмертия», «души», «религии» и пр. и какое они отношение будут иметь к Пушкину)395.
Выразительна и реакция Б. В. Томашевского, которому вместе с Эфросом и Якубовичем москвичи поручили разработку инструкции для отдела «Пушкин и западная литература». В письме Цявловскому от 29 ноября он резко отмечал:
Получил выписку из протокола московского совещания об «Энциклопедии». Скажите этим швальбам396, чтобы они научились элементарной вежливости. Что это за неподписанная бумажка, при которой я получил протокол и в которой начальственно требуют от меня, чтобы я представил «возложенную» на меня инструкцию к 1 декабря. Ясно, что никакого ответа от меня эта швальба не получит, и вообще участвовать в этой ахинее я не буду397.
Не менее резок был и фактический глава Пушкинской комиссии Ю. Г. Оксман, который выразил недовольство ходом и результатами московского совещания. Ответное письмо назначенного москвичами руководителя энциклопедического проекта М. А. Цявловского расставляет некоторые важные акценты в описываемом конфликте. Приведем «энциклопедический» сюжет полностью, без купюр:
чрезвычайно меня удивила ваша «взрывчатая» открытка по поводу полученного вами протокола заседания комиссии по «Пушкинской энциклопедии». Постараюсь спокойно ответить на все ваши совершенно напрасные выпады и прошу вас так же спокойно выслушать меня. На заседании комиссии, конечно, не было и не могло быть ни одного «случайного» человека (вы пишете, что у меня собрались «в значительной части» «случайные» люди). Все лица, присутствовавшие на заседании: я, Благой, Фридлянд, Виноградов, Бонди, Ефремин, Ашукин и Эфрос были выбраны в комиссию на заседании под председ<ательством> Каменева, на котором и вы присутствовали. Кроме этих лиц мною был приглашен (без права решающего голоса) на заседание П. С. Попов с предварительного разрешения Каменева. Приглашен он был для того, чтобы сделать сообщение по вопросу об извлечении из текстов Пушкина слов, названных в протоколе «понятия и термины». Дело в том, что Попов, по специальности философ, занимался не только работами немецких ученых по греческим философам, составивших словари терминов и понятий у этих философов, но и сам составлял аналогичный словарь по Толстому398. Кроме этого, им проштудированы в этих же целях Гётевская энциклопедия, указатель (специальный том в 40-томном собрании сочинений Гёте) к полн. собр. соч. Гёте и «Ключи» по Шекспиру (Попов владеет французским, немецким и английским языками). Как он справился с порученной ему работой, вы будете судить по составленной им совместно с Ефреминым «схеме» (так лучше называть то, что в протоколе названо «инструкцией») отдела «Понятия и термины»399. Вот основания приглашения Попова П. С.
Итак, как видите, «случайных» людей на заседании не было.
Вы глубоко ошибаетесь, полагая, что названные в протоколе лица в качестве составителей «схем» отделов являются будущими их «заведующими». Последние – дело будущего.
Вы глубоко ошибаетесь, что «интересы ленинградцев грубо нарушены». Это никогда не может быть в деле, в котором я участвую, ибо я в Москве давно слыву «ленинградцем», всегда и всюду отстаивая их. Но было решено в виду того, что Кам<енев> торопит с этим делом, «горит» им, а сношение с ленинградцами, конечно, все затянуло бы, решено было на этой стадии работы (и, конечно, только на этой) привлечь только москвичей. Дело в том, что вы, повторяю, преувеличиваете значение того, что решено было на заседании Комиссии 12 ноября. Речь шла лишь о самой предварительной наметке предстоящих работ, о самой первоначальной ориентации в огромном материале. К 1 декабря названные лица должны уже представить эти «схемы» (по имеющимся у меня сведениям некоторые схемы уже готовы, что, признаюсь, меня даже удивляет – настолько, значит, многих интересует эта работа) мне (Швальбе почему-то не внес это постановление в протокол). Я из этих схем должен сделать нечто цельное, и вот это «цельное» и явится лишь «материалом», с одной стороны, для составления инструкции, с другой – словника. И все «схемы» отделов, и «сводная» будут, конечно, посланы ленинградцам. И вот тогда критикуйте, исправляйте, дополняйте, сокращайте. Но сейчас кипятиться абсолютно не из‑за чего.