«Пушкин наш, советский!». Очерки по истории филологической науки в сталинскую эпоху. Идеи. Проекты. Персоны — страница 69 из 125

И позвольте заверить вас, товарищи, что я все свои силы употреблю на то, чтобы быть достойным этого звания.

Да здравствует на долгие, долгие годы наш Сталин!788

Ясно, что Благой, судя по произнесенной речи, вполне определенно оценивал собственную роль в становлении «советского литературоведения» «передовой наукой», ставшей для филолога сферой реализации его неуемного карьеризма. О том же Благой сказал в речи на Втором съезде Союза писателей 22 декабря 1954 года789. Ученый осознавал необходимость подготовить и издать новую «Историю русской литературы»790.

В начале 1950‑х годов Благой все больше занимался возникшими в ходе проработочных кампаний конца прошлого десятилетия вопросами национальной специфики литературы791. За навязчивое включение в научное поле этих сугубо пропагандистских смыслов Благой в 1953 году был удостоен звания члена-корреспондента Академии наук СССР. По меткому выражению Азадовского, тогда «он зарылся в сотнях тысяч, которые на него сыплются отовсюду»792. Круг его исследовательских интересов оставался почти неизменным, менялась лишь трактовка историко-литературных фактов и, следовательно, идеологическая модальность их презентации. В 1955 году вышла книга Благого «Мастерство Пушкина»793 (М.: Советский писатель, 1955), объединившая две работы – «Вдохновенный труд» и «Пушкин – мастер композиции»794. В общем виде эта книжка представляется не вполне удачным опытом диалога/полемики с книгой Виноградова «Стиль Пушкина» (1941). Попытка критической реконструкции пушкинской стратегии работы над литературным текстом обернулась несвязными рассуждениями о языковой ипостаси «творческого метода» Пушкина, перемежающимися пространными цитатами и подкрепленными, например, ссылками на словарь под редакцией Д. Н. Ушакова. В том же году Благой написал статью о поэте для 35‑го тома нового издания «Большой советской энциклопедии», ставшую последней крупной пушкиноведческой работой ученого 1950‑х годов.

После внезапно начавшейся мнимой «десталинизации» идеологический контроль стал быстро ослабевать. Культура все стремительнее деинструментализировалась и, как следствие, демилитаризировалась, теряла свой «боевой» потенциал, а Пушкин как символ этой культуры переставал быть поэтом холодной войны. Эти перемены сказались и на последующих текстах Благого о творчестве поэта, которые появились уже в 1960–1980‑е годы. Однако написанные в сталинскую эпоху пушкиноведческие работы ученого, как мы старались показать, были отмечены вполне определенной идеологией и явной политической прагматикой, направленными на оправдание сталинской культурной политики и характерной уже для послевоенного времени тоталитарной эстетической экспансии.

Глава втораяПушкин и обретение русского литературного языкаСлучай Виктора Владимировича Виноградова795

Все-таки без черни, для которой я ничего не пишу, не прославишься. А я хочу славы. Хочу независимости от всяких случайных людей. И всего это<го> – достичь без падений и обманов совести. Силы есть и будут. Точка. Ныть перестал. Я – гений.

В. В. Виноградов. Из письма Н. М. Малышевой-Виноградовой (23 января 1926 года)

К занятиям Пушкиным примешивается какая-то тошнота.

В. В. Виноградов. Из письма Н. М. Малышевой-Виноградовой (14 января 1936 года)

Как-то у Цявловского придумали устную анкету – «За что вы любите Пушкина?» Бонди ответил:

– За то, что он ни Горький, ни Бедный, ни Голодный.

А В<иктор> В<ладимирович> сделал пустые глаза и спросил:

– А откуда вы взяли, что я люблю Пушкина?

К. П. Богаевская. Из воспоминаний (1998)796

Одну из лекций (19 февраля 1964 г.) В<иктор> В<ладимирович> начал со слов: «Сначала надо устранить один предрассудок: будто русский литературный язык с пушкинских времен не изменился и что Пушкиным были установлены те нормы, которые действуют и сейчас».

А. П. Чудаков. Учусь у Виноградова (1998)

1

Виктор Владимирович Виноградов (1894/5–1969) – «главный», по словам его современников, человек в советской русистике, академик АН СССР (1946), лауреат Сталинской премии (1951), в первой половине 1950‑х годов возглавлявший Институт языкознания АН СССР, а затем занявший место директора Института русского языка АН СССР797, который с 1995 года носит его имя. Виноградов не только стал основателем крупнейшей научной школы798, с 1945 года и до конца жизни будучи заведующим кафедрой русского языка филологического факультета МГУ, и возглавил проект по созданию первой академической двухтомной «Грамматики русского языка» (М.: Изд‑во АН СССР, 1952–1954), но и создал ряд основополагающих работ, ставших классикой пушкиноведения уже в 1950‑е799. Среди них – «Язык Пушкина: Пушкин и история русского литературного языка» (М.; Л.: Academia, 1935; 2-е изд. – М.: Наука, 1999), «Стиль Пушкина» (М.: Гослитиздат, 1941; 2‑е изд. – М.: Наука, 1999), а также несколько объемных статей о языковой специфике пушкинских текстов800; под его руководством была завершена подготовка четырехтомного «Словаря языка Пушкина» (М.: Гос. изд‑во иностранных и национальных словарей, 1956–1961). Однако значение Виноградова в истории отечественной филологии не исчерпывается вышеперечисленными заслугами801: документальный контекст конца 1940‑х – начала 1950‑х годов отчетливо указывает на истинную роль трудов (прежде всего пушкиноведческих) ученого, «ненавидевшего советскую власть»802, но тем не менее верно служившего ей в формировании риторического облика позднесталинской националистически ориентированной диктатуры.

Выпустившись в 1914 году из Рязанской духовной семинарии, Виноградов получил историко-филологическое образование в Петроградском университете, где в 1919 году под руководством акад. А. А. Шахматова защитил магистерскую диссертацию, позднее опубликованную под названием «Исследования в области фонетики северно-русского наречия: (Очерки из истории звука ѣ в северно-русском наречии)» (1919). Собственно научная карьера Виноградова началась в первые годы двадцатых803: в 1923 году он занял должность старшего научного сотрудника Института сравнительно-исторического изучения языков Востока и Запада при ЛГУ, где проработал вплоть до 1928 года. Серьезное влияние на ранние научные сочинения Виноградова оказывали не только его учителя – А. А. Потебня804, А. И. Соболевский, А. А. Шахматов805 и Л. В. Щерба806, но и круг Общества изучения поэтического языка (ОПОЯЗ) – ленинградской «формальной школы» – в лице Ю. Н. Тынянова, Б. В. Томашевского, В. Б. Шкловского, а также В. М. Жирмунского807 и, как отмечал сам ученый в разговоре с А. П. Чудаковым, Б. М. Эйхенбаума808. Объяснялось это сближение с «формалистами» не столько приметной общностью методологических воззрений (впрочем, уже в начале 1920‑х в этих воззрениях намечаются принципиальные расхождения809), сколько, прежде всего, биографическим и институциональным контекстами: с марта 1924 года Виноградов числился действительным членом Отдела словесных наук Государственного института истории искусств (ГИИИ), а с 1925‑го по 1929‑й заведовал Секцией художественной речи (тогда же шла работа над книгой «О художественной прозе» (М.; Л.: Госиздат, 1930)).

Однако еще в первой половине 1920‑х, сразу по выходе трех частей «Эстетических фрагментов» Г. Г. Шпета в 1922–1923 годах, Виноградов начал ссылаться на его работы (ср., например, в работах «О поэзии Анны Ахматовой» и «К построению теории поэтического языка», оконченных, судя по авторским датировкам, 25 июля 1923 года и 2 декабря 1926 года соответственно), а в марте и ноябре 1926 года даже выступил с докладами в литературной секции ГАХН810, что институционально обозначило его разрыв с ОПОЯЗом. Между тем в постскриптуме письма Виноградова будущей жене от 4 сентября 1925 года содержится прямое свидетельство о том, что начало сотрудничества ученого с ГАХН относится к 1925 году; ср.:

Попросите Гудзия написать мне, заплатят ли они (Ак<адемия> Худ<ожественных> Н<аук>) мне за доклады. А темы моих докладов таковы (их тоже сообщите ему):

1) Пародии на стиль Гоголя и натуральной школы.

2) Проблемы фразовой семантики (на материале поэзии Анны Ахматовой), или иначе: Стилистические наброски (О символике и разных формах символических преобразований).

3) Об основных композиционных типах судебно-ораторской речи.

4) Тургенев и школа молодого Достоевского811.

Очевидно, что сотрудничество Виноградова с ГАХН было связано с окончательно окрепшим намерением переехать в Москву