.
Сданную в набор рукопись книги «Язык Пушкина» по поручительству директора издательства «Academia» Л. Б. Каменева не «обезглавили», сохранив на титуле имя осужденного автора. Книга вышла в середине апреля 1935 года. В ссылке Виноградов по ходатайству Д. Н. Ушакова смог продолжить работу над лексикографическим материалом (регулярно отсылал в Москву карточки) для четырехтомного «Толкового словаря русского языка» (1934/5–1940) – «уникального памятника тоталитарного языка советского периода»825. Важно, что сам Виноградов в статье «Словарь литературного языка» (опубл.: Литературная газета. 1934. № 123 (438). 14 сентября) весьма критически охарактеризовал методологические принципы, легшие в основу порученного Ушакову издания. Несмотря на предпринятые усилия, фамилию Виноградова сняли со шмуцтитула первого тома словаря. По-видимому, ученый был огорчен этим до такой степени, что позднее вклеил на шмуцтитул своего экземпляра первого тома (издан в 1934 году; инв. № 3331) корректурный лист, на котором он значился в числе составителей.
Илл. 49. Корректурный лист с правкой В. В. Виноградова, вклеенный в первый том «Толкового словаря русского языка» (М., 1934) под ред. Д. Н. Ушакова. Литературный музей ИРЛИ, библиотека В. В. Виноградова
О напряженных отношениях Виноградова и Ушакова свидетельствует, в частности, тот факт, что редактор словаря не писал ссыльному писем и даже не извещал о получении присланных ему словарных материалов826. В письме жене от 12 декабря 1934 года Виноградов подчеркивал: «К Уш<акову> мое отношение – отрицательное (навсегда), хотя вообще для тех, кто не столкнут обстоятельствами с ним так, как я, – он неплохой (т. е. посредственный) человек»827. Малышева-Виноградова впоследствии вспоминала:
В первом томе словаря, вышедшего во время высылки В. В., фамилия его была снята и не помещена даже в предисловии, где нужно было сказать о работе В. В. над «грамматикой» в словаре. В. В. очень был обижен на Д. Н. Ушакова, что тот не упомянул фамилию В. В. в предисловии. Это испортило отношения между В. В. и Ушаковым. В следующем издании словаря фамилия В. В. была восстановлена. Но снятие фамилии при издании первого тома много горя принесло В. В.828
Илл. 50. Виктор Владимирович Виноградов с котенком. Фотография. Конец 1940‑х – начало 1950‑х годов. Литературный музей ИРЛИ
Близился столетний юбилей кончины Пушкина. Виноградов пристально наблюдал за складывающейся обстановкой и понимал, что от вопросов «межевания» «научного поля» его намеренно отстраняют. 30 ноября 1935 года он писал жене:
С Пушкиным дело обстоит так: меня не хотят пока близко подпускать к нему. Причин много. При близости юбилея каждому лестно карьеру сделать. Борьба карьер и честолюбий. Кроме того, мною очень удобно попрекать друг друга и от меня выгодно, демонстрируя свою благонадежность, отрекаться. Так, по-видимому, поступает с «Пиковой дамой» Юл<иан> Григ<орьевич><Оксман>, которому сейчас приходится туго. А ведь так наз. «склоки» возникают периодически и хронически. Наконец, хочется «пушкинистам» оградить от меня если не язык, то хоть стиль. Юл<иан> Григ<орьевич> намекает на одного автора Толкового словаря <вероятно, Г. О. Винокура. – Д. Ц.>, который также занимается Пушкиным и «деликатно» действует против меня. Впрочем, никому об этом не говорите829.
Обеспокоенность общей обстановкой в науке Виноградов выразил в письме от 12 января 1936 года:
От занятий Пушкиным меня отвращает также та нездоровая «карьерно-интриганская» и узко-групповая атмосфера, которая сгустилась вокруг его имени к юбилею830.
Между тем ходатайства пушкинистов831 (в т. ч. М. А. Цявловского, который добился личного приема у М. И. Калинина832), дружественно расположенных к Виноградову еще с ленинградского периода его деятельности, послужили стимулом к досрочному освобождению ученого 1 мая 1936 года. Из-за невозможности законно жить в Москве Виноградов поселяется в Можайске, откуда ездит в столицу читать лекции в Пединституте имени А. С. Бубнова. Критика его пушкиноведческих работ в эти годы носила почти «проработочный» характер: одна за другой появлялись разгромные рецензии, главный посыл которых точнее всего передает вердикт защитившего в Пушкинском Доме диссертацию по теме «Пушкин и реакционный романтизм» (1935) Б. С. Мейлаха. В статье 1936 года он писал: «Выводы <Виноградова> не верны, верные наблюдения неправильно истолкованы»833. Между тем в январе 1937 года Виноградов был назначен ученым консультантом по Всесоюзной Пушкинской выставке834.
В годы Большого террора ученый все же смог избежать повторного ареста и умело пресек начавшуюся в конце 1930‑х годов травлю, обратившись к Сталину в марте 1939 года и приложив к письму две свои книги:
Обращаюсь к Вам, как к организатору советской науки и ее руководителю, с просьбой улучшить условия моей научной работы, если моя работа нужна и полезна советскому народу, Советскому государству. В условиях теперешней моей жизни мне почти невозможно продолжать и решительно невозможно закончить большое исследование о русском языке (часть моей работы увидела свет – и при сем прилагается).
В 1934 году по постановлению Коллегии ОГПУ я был выслан на три года в г. Киров (б. Вятка). В 1936 г. по пересмотру дела я был освобожден из ссылки и с тех пор живу в г. Можайске (за пределами стокилометровой зоны от Москвы). Все эти годы я честно и с напряжением всех сил работал на пользу советской науки и советской культуры. О качестве моих работ может дать отзыв любой из советских специалистов по русской филологии. За последние пять лет мною напечатаны и подготовлены к печати шесть книг (из них 3 – пособия для высшей школы) и девять больших научно-исследовательских статей (всего до 200 печатных листов). Кроме того, я являюсь одним из шести авторов «Толкового словаря русского языка» (I и II т. вышли). По приглашению Наркомпроса в 1936–1937 гг. я организовал отдел пушкинского языка на Всесоюзной Пушкинской выставке, ныне по распоряжению правительства превращенной в Пушкинский музей.
В отрыве от столичных библиотек и архивов, принужденный тратить по 8 часов на железнодорожные поездки, не имея легальных возможностей работать в Москве, я страдаю от двойственности своего положения. Я пишу курсы по русскому языку для высшей школы, – между тем лишен возможности преподавать в вузах. Я занимаюсь научно-исследовательской работой – и почти не могу пользоваться научными сокровищницами Москвы. Меня считают крупным лингвистом, но я не имею профессиональных прав любого советского ученого.
Я прошу Вас разрешить мне прописку в Москве в комнате моей жены. Ваше доверие даст мне новые силы для еще более напряженной работы во славу советской науки и советского народа.
Мой адрес: г. Можайск, Моск<овская> обл<асть>.
2‑я Железнодорожная, д. 28.
Виктору Владимировичу Виноградову835.
Виноградову было позволено вернуться в Москву; там и продолжились его научные занятия по проблемам языка и стиля Пушкина836. В декабре того же года беспартийный ученый вступил в Союз писателей (членский билет № 162)837, где числился до конца жизни.
С началом войны из Центрального комитета партии было спущено поручение «очистить Москву от социально опасного элемента», в результате чего Виноградов должен был покинуть столицу и на правах «административно высланного» поселиться в Тобольске, куда он и прибыл 7 августа 1941 года. В июне 1943 года судимость с ученого была снята, и Виноградов вновь вернулся в Москву, где его научная карьера вступила в фазу непрерывного стремительного роста838. Произошедший в середине 1940‑х годов внезапный карьерный взлет неоднократно репрессированного Виноградова оказался бы попросту невозможным без личного участия Сталина, который в послевоенный период все больше внимания уделял вопросам «культурного строительства». Мотивы укрепления позиции Виноградова в ситуации обострявшегося «сталинского руссоцентризма»839 становятся понятными при рассмотрении политико-идеологической ситуации нескольких первых послевоенных лет, характеризующейся стремительным перерождением прямых форм вооруженного конфликта в глобальное противостояние СССР и «загнивающего капиталистического Запада», базирующееся в первую очередь на идейных противоречиях.
Илл. 51. Карточка персонального учета члена Союза писателей СССР Виноградова В. В. РГАЛИ
Холодная война уже в 1945–1946 годах оформилась как конфликт сугубо текстуальный840: его условное начало связывается с произнесенной 5 марта 1946 года в Вестминстерском колледже Фултонской речью будущего лауреата Нобелевской премии по литературе (1953) У. Черчилля и с последовавшим вскоре ответом И. Сталина, 14 марта 1946 года опубликованным в «Правде» в формате интервью корреспонденту партийной газеты