Он <Пушкин> был поэтом декабризма, и он повел русскую мысль вперед – по пути к Герцену, последнему звену в цепи первого периода русского революционного движения. На этом пути он смог обосновать величайшее завоевание русской художественной культуры прошлого – реализм XIX столетия. И уж на основе этого создания Пушкина развернулась деятельность его преемников, великих русских реалистов, которые подхватили, расширили, укрепили, закалили метод искусства, метод понимания, отражения действительности, суда над нею и активного воздействия на нее, открытый Пушкиным и развитый его первыми продолжателями, Гоголем и Лермонтовым1017.
Последовательный историко-литературный анализ, реализованный в первой книге «Очерков…», сменился во второй книге анализом текстуальным. Методологическую основу разысканий отныне составляли различные стратегии интерпретации, «истолкования» текста, опиравшиеся не на факты, а на идеологемы1018. По всей видимости, Гуковский искренне верил в то, что приоритет марксистской, «антиформалистской» методологии позволил ему понять «Пушкина, неизменного, того же самого, каким он был в 1830‑х годах, более полно и ясно, чем его мог понять современник», так как «людям социализма дано больше понимать, чем их предшественникам»1019. (Хотя стоит, конечно, отметить и то, что в книге есть множество очень точных и тонких наблюдений, связанных с пушкинской поэтикой.) Ср., например, следующий фрагмент, в котором Гуковский приступает к анализу «Бориса Годунова» (1824–1825):
Проблема народности в трагедии возникла из романтического мировоззрения, хотя именно в «Борисе Годунове» она разрешена уже иначе, чем у таких поэтов-декабристов, как Рылеев или Катенин. В противоположность романтическому внеисторизму, распространявшемуся и на понимание самой истории, Пушкин реализует в своей трагедии подлинно историческое мировоззрение1020.
И далее:
Для Пушкина, как и для всех русских писателей его времени от Шишкова и до Марлинского, понятие народности, «народного духа», было нормой, определяющей идеал культуры1021.
Все умозрительные категории, к которым прибегает исследователь, не поддаются никакой формализации и скорее принадлежат не классической поэтике, а истмату; это обстоятельство открывало путь ко всевозможным спекуляциям. Так, например, Гуковский указывал на то, что в середине 1820‑х у Пушкина полностью меняется представление о «народности», которая тогда трактовалась им всецело как принадлежность «реалистического стиля». Вместе с тем
этот же ход творческой мысли Пушкина привел к перерастанию его эстетики из романтической в реалистическую, потому что это был выход за пределы личности, поглотившей весь мир. Это был выход к объективному миру народной жизни, в которой личность оказывалась результатом закономерности развития общества, то есть, в высшем смысле, подчинялась объективному бытию истории народа, объяснялась им, однако не поглощаясь им, как она поглощалась общими понятиями классицизма. В классицизме абстрактное общее поглощало конкретное частное, индивидуальное, отрицало его и стремилось уничтожить. В романтизме конкретное частное стремилось поглотить общее, как абстрактное, так и конкретное. В критическом реализме XIX века конкретное общее подчинило себе конкретное же частное, не поглотив его, а объяснив и тем самым обосновав его реальность и как частного бытия. Личность человека в его реальности, психологической, жизненной, вещественной, материальной, обожествленная и разросшаяся до метафизической всеобщности в романтизме, была спасена, возвращена на землю и истолкована реализмом путем включения ее в общественные связи1022.
Все это свидетельствовало о «прогрессивном» мировоззрении поэта. Именно поэтому Гуковский походя затронул и важный для советской послевоенной эпохи идеологический контекст «культурной войны», «столкновения двух культур»:
В трагедии сопоставлены два типа культуры: Русь и панская, аристократическая Польша. Здесь сталкиваются не географические, а исторические представления; это именно допетровская Русь и западная культура эпохи позднего Возрождения, салонная феодальная культура католических стран Европы1023.
Укрепление «реалистической тенденции» в творчестве Пушкина, по Гуковскому, выделяло его из общего литературного контекста его эпохи.
В то же время «дальновидный» Пушкин, несмотря на его неверие в крестьянский бунт, буквально представлялся глашатаем грядущей революции, якобы ощутившим народный потенциал еще в 1820‑е. Однако полностью эта тема была раскрыта в «Графе Нулине» (1825) и «Полтаве» (1828), которым посвящена вторая глава книги Гуковского. Литературовед прямо писал:
Вопрос о роли личности в истории неизбежно связывался в пушкинском творчестве с другой проблемой, также отраженной в записи о «Графе Нулине», – с проблемой политического переворота1024.
И далее:
Пушкин уже прочно стоял на почве добытого им метода исторического реализма и ничего не хотел изображать вне историконационального объективного объяснения. Метод «Полтавы» – история Украины и России в их единстве, уже ставшем реальным историческим фактом1025.
В этой перспективе в аналитическом дискурсе Гуковского возникает и хорошо знакомый интеллектуалам 1940‑х годов принцип соцреалистического «историзма» – один из главных компонентов «основного метода советской многонациональной литературы и критики»:
История для Пушкина – это не тема, а метод. Этот метод должен быть применим к прошлому и к настоящему в равной мере. Задача, стоящая перед Пушкиным, – создание исторических произведений о современности1026.
Поэтому все аспекты пушкинской поэтики, по Гуковскому, подчинены идеям «народности», «историзма» и «объективизма». Само представление о творчестве оказывается уже не фактом личных пристрастий, а следствием общественных взглядов:
Литература для Пушкина, начиная примерно с 1825 года, – это выражение истории национальной культуры, истории народа и общества, это факт истории, элемент ее, неотъемлемая часть ее. Она не только изображает общество и людей, но сама есть аспект их исторического бытия, органически растущий из единого корня данной культуры. Она есть обнаружение конкретно-изменчивого и относительного в своих изменяющихся ликах исторического процесса, причем абсолютным оказывается единство конкретного развивающегося исторического процесса человечества1027.
Итогом развития «реалистического метода» Пушкина стал «Евгений Онегин» (1823–1831) – «роман идей», – который следует воспринимать
как единое, цельное произведение, пронизанное единой концепцией, идейной устремленностью и организованное единой сюжетной, стилистической, вообще образной композицией1028.
Именно в этом тексте Пушкин, по мысли Гуковского, пришел к осознанию детерминистской природы реализма, которая в позитивистском ключе объясняет те или иные особенности художественного образа особенностями же «бытовой среды», в которую этот образ помещен:
Быт дан у Пушкина не в порядке моральных назиданий, а в порядке объяснения людей, как база формирования их характеров, их идейного содержания, то есть как закономерная и общая основа индивидуальности1029.
Детерминистская природа реализма выразилась и в инструментализации биографии:
биография не была, конечно, свойственна романтическим повествованиям. У Пушкина она – основа его реалистического метода. Понятия среды и типа – едва ли не главные понятия реализма. Выведение человека как типического явления истории из объективных причин среды («типических обстоятельств») – принцип реализма1030.
Сходным образом Гуковский объяснял прагматику романного, «эпического» замысла, замыкая его на пресловутое представление о пушкинской «народности»:
«Евгений Онегин» – это роман о культуре и морали, роман проблемный, если угодно, роман à thèse. И тезой романа является изучение вопроса о том, что делает культуру живой и мораль истинной. Ответа на этот вопрос Пушкин ищет – и находит его в критерии народности. Сначала, в первых главах романа, он ищет его в национальном строе психики, а затем углубляет понятие национального до понятия народного1031.
Детальный анализ центральных образов романа Гуковский подчиняет своей главной идее – уже в середине 1820‑х Пушкин становится «родоначальником реализма»:
В 1820‑х годах установленный Пушкиным – и именно в «Евгении Онегине» – закон движения характера, эволюции героя в зависимости от объективных обстоятельств его бытия был открытием решающего значения, воплощением самых существенных черт реализма. Можно сказать с уверенностью, что закон развития личности в основном течении мировой литературы не был известен до Пушкина и не мог быть доступен литературе, не дошедшей еще до принципов зрелого реализма. <…> Раз открыв этот принцип в своем стихотворном романе, Пушкин останется верен ему до конца и во всех своих произведениях. Он дойдет до виртуозносжатого определения эволюции характеров под влиянием исторических событий