1052.
Кроме того, Нусинов активно публиковал статьи по общетеоретическим проблемам литературоведения, в которых последовательно проводил ортодоксальную марксистскую линию1053. Синхронная работа в обеих областях – литературно-критической и литературоведческой – не противоречила профессиональным убеждениям Нусинова, который на совещании критиков 15 октября 1932 года провозгласил: «Я не отделяю литературоведения от критики»1054.
Склонность Нусинова к рапповской, почти партийной1055 борьбе за собственные (около)научные убеждения и присущая его стилю категоричность суждений и выводов сделали ученого удобной мишенью для литературных карьеристов, приспособившихся к изменчивому курсу культурной политики после апрельского 1932 года постановления Политбюро. (Однако и сам литературовед еще в период работы Оргкомитета ССП СССР оказался включен в бюрократическую иерархию, став членом специальной бригады по разработке вопросов еврейской литературы.) Серьезный удар по репутации Нусинова был нанесен в ходе кампании по борьбе с «вульгарной социологией» и последовавшей дискуссии о мировоззрении и творчестве (1933–1934), переросшей в полемику между «вопрекистами» и «благодаристами» (1934–1936)1056: против него выступили теоретики «Литературного критика» – главного печатного органа разоблачителей «социологов»1057. С конца 1920‑х годов Нусинов вел полемику с Луначарским по вопросу литературной преемственности, так волновавшей российскую/советскую гуманитарную мысль в первое пореволюционное десятилетие1058. Луначарский считал, что при безусловном наличии «классовой эстетики»1059 классике не свойственна классовая ограниченность, ввиду чего она оказывалась способной влиять на пролетарскую литературу со стороны не только формы, но и содержания. В статье «Мысли о мастере» (1933) Луначарский писал:
…мастер-учитель имеет своим естественным дополнением учеников, аудиторию, публику, которая расширяется иногда до миллионных масс и даже до всего человечества, переходя порой границы класса, эпохи, нации, к которым реально обращался данный художник1060.
«Преодоление» классики предполагало ее восприятие и усвоение с позиции историзма1061, который, по точному замечанию В. В. Перхина, «привел Луначарского к мысли, что „с течением времени“ классические ориентиры могут изменяться; эпоха, в которую работает художник, определяет актуальность той или иной традиции»1062. Именно против такого эстетического релятивизма и «биологической эстетики» выступал Нусинов, указывая на «идеалистические нотки» в оценке Луначарским литературы и искусства прошлого1063. Реакцией на появление этого текста стала резко критическая редакционная преамбула к публикации в журнале «Литературный критик» конспекта доклада Луначарского «Социология и патология в истории литературы»1064; в этой преамбуле читаем:
<…> как упорно И. М. Нусинов не желает расстаться со своими вульгарно-социологическими навыками. Мы хотели только отметить, что простая добросовестность требовала бы от него изложения ответа покойного А. В. Луначарского на его полемику. И уж, во всяком случае, И. М. Нусинов располагал достаточным временем для того, чтобы прочесть доклад Луначарского и правильно рассказать о его содержании в своем выступлении – на вечере памяти Луначарского. Всякий, прочитавший доклад или даже конспект, убедится в том, что И. М. Нусинов этого не сделал. Он предпочел пересказать «своими словами» то кривое толкование, какое он давал докладу Луначарского шесть лет тому назад. Сверх того, он извлек несколько правильных мыслей Луначарского, выдал их за свои и выдвинул их как аргументы против сочиненной им самим «концепции» Луначарского1065.
Не закончился этот спор и после смерти Луначарского в конце декабря 1933 года1066. (Эта полемика стала своеобразным прологом к широкой дискуссии о романе, проходившей в Литературной секции Института философии Коммунистической академии в конце декабря 1934-го – начале января 1935 года. Центром ее стало обсуждение теоретической статьи поименованного на советский манер «Георгия Осиповича» Лукача для девятого тома «Литературной энциклопедии» (подписан к печати 15 ноября 1935 года). Материалы состоявшегося диспута (реферат статьи и записи выступлений), как уже отмечалось, были опубликованы в «Литературном критике»1067.)
Несколькими месяцами ранее, в конце июня 1933 года, в Москве состоялось собрание критиков в рамках работы Оргкомитета Союза советских писателей СССР при участии редколлегии «Литературного критика»; с проблемными докладами выступили П. Ф. Юдин и М. М. Розенталь, а в прениях участвовали О. М. Брик, В. Ц. Гоффеншефер, В. В. Ермилов, В. Я. Кирпотин, И. М. Машбиц-Веров, И. М. Нусинов, И. В. Сергиевский, А. А. Фадеев и другие1068. В конце сентября такое же собрание редколлегия организовала и в Ленинграде1069. По итогам состоявшихся собраний философ М. М. Розенталь напечатал в журнале «Литературный критик» (1933. № 6) статью «Мировоззрение и метод в художественном творчестве», в которой, выступая против рапповского «диалектико-материалистического метода», провозгласил подсознательно воспринимаемый писателями реалистический «художественный метод» определяющим началом нового искусства. Убедительность построений гарантировала отсылка к словам Ф. Энгельса из апрельского 1888 года письма к М. Гаркнесс: «Реализм, который я имел в виду, проявляется, даже не взирая на взгляды автора»1070. Именно ориентированный на «живые факты» «реалистический метод», по Розенталю, способствует преодолению мировоззренческой ограниченности писателя, направляя его на путь «правильного» изображения действительности1071. Главным оппонентом1072 Розенталя стал И. М. Нусинов, который, будучи опытным партийцем1073, вступил в полемику, обезопасив себя перепечаткой в «Литературном критике» статьи «Образ Ленина в художественной литературе»1074 (1934. № 1). А уже в статье «Социалистический реализм и проблема мировоззрения и метода» (1934. № 2) он выступил против отступления от марксистской идеи об определяющем значении мировоззрения как закономерного следствия «классового генезиса»: именно оно обусловливает «выбор объектов действительности и их комбинирование»1075. Кроме того, Нусинов писал о «классовом единстве» соцреализма и отрицал возможность стилевого многообразия; ср.: «<…> стиль социалистического реализма не может не быть единым»1076. (В этом тезисе Нусинов следовал за Фадеевым, который в речи на III пленуме Оргкомитета ССП 8 марта 1934 года высказал идею о том, что единство политических взглядов писателей определяет стилистическое единообразие производимой ими литературной продукции. В изложении «Литературной газеты» читаем: «Тов. Фадеев оспаривает также наличие разных течений в советской литературе. Он считает, что основной чертой особого течения является особая <…> социальная база»1077.) Вскоре Розенталь опубликовал ответную статью «Еще раз о мировоззрении и художественном творчестве» (1934. № 5), в которой развернувшийся на страницах журнала спор приобрел еще более абстрактный, отвлеченный от насущных проблем литературного производства характер1078. Вскоре дискуссия, прошедшая «мимо литературы» (И. М. Беспалов), была свернута без подведения каких-либо итогов. Скорый разгром «социологов марксистского вероисповедания» (формулировка В. В. Виноградова) открыл путь теоретикам некогда «попутнической» ориентации: именно в середине 1930‑х, например, свет увидели итоговые книги И. А. Виноградова1079, в последние годы жизни руководившего сектором теории Государственного научно-исследовательского института искусствознания в Ленинграде.
Очередной теоретический спор так и остался бы принадлежностью полузабытой интеллектуальной истории «бурных тридцатых», если бы уже в те годы не приобрел отчетливо политизированный смысл. 8 августа 1936 года «Правда» напечатала редакционную статью «Привить школьникам любовь к классической литературе» (№ 217 (6823)), в которой утверждалось, что «пагубные» идеи «вульгарных социологов» получили самое широкое распространение:
Среди <школьных> преподавателей весьма распространены «теории» вульгарных социологов. Последние пытаются сводить всю сложность и все значение творчества того или иного писателя к элементарнейшей классовой характеристике. <…> Подобные упрощенческие теории пользуются успехом у некоторой части учительства, так как они не требуют много времени и доступны каждому. Учебные планы и программы прямо толкают наименее подготовленную часть учительства к использованию сугубо неверных и вредных «теорий»