Пушкинский век — страница 2 из 94

27. Дом, где жил М. А. Милорадович.

28. Контора для приискания домов, дач, квартир.

29. Английский магазин.

30. Кондитерская С. Вольфа и Т. Беранже.

Вторая Адмиралтейская часть

31. Дом С. Г. Волконской. Последняя квартира А. С. Пушкина (1836–1837 гг.).

32. Певческая капелла. 3-е почтовое «приемное место».

33. Минералогическое общество.

34. Реформатская церковь.

35. Демутов трактир.

36. Придворная больница.

37. Голландская церковь с домами. Голландский магазин. Музыкальный магазин Брандуса и Кº. Книжная лавка Ф. Белизара.

38. Церковь Св. Петра лютеранская с домами. Книжная лавка А. Ф. Смирдина. Магазины: «Благовонных товаров» Герке, «Ситцев» Битенпажа, музыкальный К. Рихтера.

39. Дворец Строгановых.

40. Воспитательный дом.

41. Училище глухонемых при Воспитательном доме.

42. Собор Казанской Божией Матери.

43. Собор Св. Исаакия Далмацкого.

«Строгий, стройный вид»

Когда в 1811 году юный Пушкин впервые увидел Петербург, над северной столицей стоял шум от сердитых молотов каменотесов и веселых плотничьих топоров. С длинных барж выгружали на берег бревна и гранитные глыбы. Скрипучие телеги везли кирпич…

Город строился и разрастался.

Все ширилось кольцо невзрачных окраинных строений: фабрик, амбаров, складов, наскоро сколоченных бараков.

И все наряднее становился центр столицы. Первые десятилетия XIX века — время, когда грандиозные петербургские ансамбли обретали свой завершенный вид. При жизни Пушкина окончательно сложился тот парадный, величественный облик северной столицы, который поэт увековечил в «Медном всаднике»:

…юный град,

Полнощных стран краса и диво,

Из тьмы лесов, из топи блат

Вознесся пышно, горделиво…

Темного леса в центре города Пушкин уже не застал, но он видел болотистые луга, на которых паслись коровы, видел огороды и поросшие травой пустыри. На его глазах здесь поднимались дворцы и башни. Пушкин оказался свидетелем того, как удивительно быстро преображался город. Возвращаясь сюда после долгих перерывов, он тем острее мог заметить стремительность перемен. Целые кварталы города исчезали — для него это происходило как бы мгновенно, — и на их месте возникали новые. Изменения эти становились частью его собственной жизни.

Он ощущал архитектурные громады как затвердевшее, увековеченное время, и враждебность этой гордой незыблемости бренному людскому существованию чудилась ему порою в монументальных петербургских строениях. Так, рассказывая в поэме «Домик в Коломне» о незаметных жителях столицы — вдове-чиновнице и ее дочери, — Пушкин упоминает и о судьбе их смиренной лачужки, уступившей место куда более обширному и внушительному сооружению:

Дни три тому туда ходил я вместе

С одним знакомым перед вечерком.

Лачужки этой нет уж там. На месте

Ее построен трехэтажный дом.

Я вспомнил о старушке, о невесте,

Бывало, тут сидевших под окном,

О той поре, когда я был моложе,

Я думал: живы ли они? — И что же?

Мне стало грустно: на высокий дом

Глядел я косо. Если в эту пору

Пожар его бы охватил кругом,

То моему б озлобленному взору

Приятно было пламя. Странным сном

Бывает сердце полно…

Благодаря описаниям и многим изображениям города, оставленным современниками, можно довольно точно определить, как выглядела и как существенно менялась панорама Петербурга.

Окинем взглядом этот постепенно преображавшийся ландшафт и отметим те примечательные строения, которые появились в городе на глазах Пушкина. Вообразим себя в Петербурге середины 1830-х годов.

Как ни велик был град Петров, но с относительно невысокой смотровой площадки посреди столицы — с верхней террасы башни Адмиралтейства — открывалась вся картина города, вплоть до дальних его окраин.

Само здание Адмиралтейства — топографический центр столицы — после перестройки его в 1806–1823 годах стало и архитектурной сердцевиной Петербурга. Зодчий А. Д. Захаров счастливо нашел формулу, соединившую заветы уходящего века и стремления нового. Здесь впервые воплотились те грандиозные великодержавные идеи, что были потом развиты в классических столичных ансамблях и стали неразрывны с понятием «петербургская архитектура»: настежь распахнутые просторы Невы и парадных площадей, спорящая с ними бесконечная гладь мощных стен с уходящими вдаль рядами окон. Шеренги стройных белых колонн. Дерзко вычерченные пролеты огромных арок. И всегда во всем — математическая точность, ясность, соразмерность.

Стоя на восточной террасе адмиралтейской башни, наблюдатель прежде всего видел Дворцовую площадь. До конца 1810-х годов всю ее сторону, противоположную Зимнему дворцу, занимал ряд разноликих домов. В 1820-е годы их сменило широко развернувшееся здание Главного штаба. Оно вырастало на глазах Пушкина. Строил его архитектор Карл Росси. Художественные идеи, предложенные Захаровым, он применил с блестящим искусством.

В 1834 году по проекту архитектора Огюста Монферрана в центре площади воздвигли Александровскую колонну — цельный гранитный столб с фигурой ангела на вершине. Высота памятника — 47,5 метра. Тогда это было самое грандиозное в мире сооружение такого рода: выше колонны Траяна в Риме, выше Вандомской колонны в Париже.

Восточную сторону площади занимало длинное двухэтажное здание Экзерциргауза, к которому примыкал большой двор, обнесенный невысокой оградой. В ненастную погоду в Экзерциргаузе обучали солдат строевым движениям — «экзерцициям». Примечательно, что здание это располагалось подле самого царского дворца.

Выше по Неве, соединенное с Дворцовой площадью Миллионной улицей, открывалось Марсово поле (Царицын луг) — широкое и пустынное. По обеим сторонам его поднимались здания Мраморного дворца и Михайловского (Инженерного) замка. В пушкинское время и эта площадь получила свое архитектурное завершение, когда в конце 1810-х годов по проекту В. П. Стасова здесь было построено здание Павловских казарм. Узкая лента Лебяжьей канавки отделяла Царицын луг от старинного Летнего сада.

Вид на Петропавловскую крепость и набережную. Панорама Петербурга А. Тозелли. 1817–1820 гг. Фрагмент.

Далее на берегу Невы возвышался пятиглавый собор Смольного монастыря. По соседству с ним располагалось здание Смольного института.

Район города, примыкавший к Смольному, — самую высокую часть города — в просторечии именовали Песками: из-за редкого для столицы сухого песчаного грунта.

За Смольным, на правом берегу Невы, среди лугов и перелесков виднелись избы охтинских селений.

Взглянув в другую сторону — вниз по течению Невы, — наблюдатель видел перед западным фасадом Адмиралтейства огромную Петровскую (или Сенатскую) площадь с памятником Петру и соседнюю с нею Исаакиевскую площадь.

Обе площади были перегорожены заборами, завалены глыбами гранита, бревнами, досками, заставлены избами и сараями. С 1818 года здесь на месте небольшой старой церкви начали строить по проекту О. Монферрана новый Исаакиевский собор. К 1830-м годам собор уже поднимался на границе двух площадей исполинской рощей гранитных стволов. «Вчера поднята, в присутствии высочайших особ, последняя гранитная колонна Исаакиевского собора, — сообщал в августе 1830 года хроникер газеты „Северная пчела“. — Исполинские столпы сии, и отдельно стоящие, производят очаровательное действие: что будет, когда выведены будут позади их стены! Живя на сей площади и глядя ежечасно на сии колонны, я попривык к этой картине, но не могу удержаться от изумления, когда человек подойдет к базе — тут, в соразмерности с ростом человеческим, является грозное и спокойное величие сих столпов. Начинают возвышаться и стены собора…» В одном из временных деревянных домиков, стоявших возле строящегося Исаакия, любопытствующие могли увидеть тщательно исполненную модель будущего собора.

Вид на Сенатскую площадь, Исаакиевский наплавной мост и Английскую набережную. Панорама Петербурга А. Тозелли. 1817–1820 гг. Фрагмент.

Пушкин имел возможность наблюдать за строительством храма в течение восемнадцати лет.

На стыке трех площадей — Петровской, Исаакиевской и Адмиралтейской — в конце 1810-х годов Монферран построил роскошный особняк по заказу князя А. Я. Лобанова-Ростовского, тот самый дом «на площади Петровой», который Пушкин упомянул в «Медном всаднике»:

…дом в углу вознесся новый,

Где над возвышенным крыльцом,

С подъятой лапой, как живые,

Стоят два льва сторожевые…

За Исаакиевской площадью виднелись отрезок Мойки и Большая Морская улица с пожарной каланчой. Западнее, там, где позже был разбит Конногвардейский бульвар, блестела лента Адмиралтейского канала. От его набережной и до Невы вдоль Сенатской площади поднялись новые здания Сената и Синода, построенные в 1829–1834 годах по проекту К. И. Росси. Под соединившей их мощной аркой начиналась Галерная улица.

Возвращая взор к подножию башни Адмиралтейства, наблюдатель видел начало Невского проспекта. К 1830-м годам обе стороны главной улицы Петербурга — от Дворцовой площади до Фонтанки — постепенно застроили схожими друг с другом трех- и четырехэтажными зданиями строгой архитектуры. Эти единообразные линии желто-белых фасадов время от времени прерывались — то барочными украшениями Строгановского дворца, то колоннадой Казанского собора, то аркадами Гостиного двора и Императорского кабинета (возле Аничкова дворца).

Короткая Михайловская улица вела от Невского к Михайловскому дворцу. И улица и дворец появились лишь в середине 1820-х годов. Прежде — Пушкин застал это время — здесь пролегала «малопроезжая улица», за которой начинались огороды.

Еще моложе были Александринский театр (открыт в 1832 году) и проложенная за ним Театральная улица, по бокам которой стояли всего два здания — каждое почти в четверть километра длиной. На площади у Чернышева моста через Фонтанку, куда выходила Театральная улица, виднелись здания министерств — народного просвещения и внутренних дел. Их тоже тогда достраивали. И Михайловский дворец, и Александринский театр, и Театральная улица, и здания министерств — творения К. И. Росси.