затель.
С.: Тогда говорят о махасамадхи после того, как это происходит.
К.: Но махасамадхи уже есть. Оно не случалось. Вот почему мне это нравится — махасамадхи нельзя достигать. Вот почему они засовывают Раману в колбасу, мумифицируют его[11] и думают, что когда они ходят вокруг него, они могут что-то обретать. Они думают, что, устраивая гонку вокруг колбасы, они могут обретать Себя. Всё это веданта. Почему бы и нет? Мне это нравится. Это вроде гонки за истиной. Кто самый быстрый, кто самый медленный, кто самый серьёзный ходок. Прадакшина, прадакшина, прадакшина[12]. Ты обращаешься вокруг своей самости. И если Рамана — это колбаса, ты обращаешься вокруг колбасы. Что ещё представляет собой это тело? Колбасная машина. Ты выходишь из колбасы и ты станешь колбасой.
Люди всегда спрашивают: «Что вы думаете о развязывании кармических узлов?» Это веданта. Ваши тенденции — их развязывание с помощью техники — медитации или чего-либо. Вы приходите ко мне, и мы делаем прямо противоположное. Я запихиваю в ваш паршивый мозг так много узлов, что вы не можете даже вообразить, что они когда-нибудь исчезнут. Это всё перепутано. Поскольку успех в развязывании узлов делает первый узел — что есть кто-то, имеющий узлы, — всё туже и туже. Нет, я иду в противоположную сторону. Я делаю для вас так много узлов, что, возможно, есть смысл перестать даже пытаться их развязывать. Поскольку тогда есть лень, ваша природа. Ленивейшая из ленивейших. Так что вы даже можете идти от относительного к неотносительному единству, а затем даже к осознаванию, вам что-то удаётся. Это делает вас даже в ещё большей степени увязшими в этой ловушке. Не менее увязшими. Тот, кто заявляет, что обладает осознанностью или теперь укрепился в невыбирающем осознавании, увяз в ещё большей ловушке. Его даже труднее оттуда вытаскивать. Есть тот, кто не так плохо себя чувствует. И кто хочет пробуждаться из этого приятного сна бытия осознаванием? Кому хочется это прекращать? Это здесь — здесь играет музыка, здесь есть развлечение! И если здесь ты не можешь быть Тем, что ты есть, и ты нуждаешься в этом комфорте осознавания, то только кто это может быть? Только дьявол нуждается в комфорте нахождения в раю. То, что представляет собой относительность, то, что представляет собой это, никогда не нуждается в том, чтобы выйти из этого, и не может выйти из этого. И кто проводит эти различия? Так что всякое преимущество — недостаток. Любое преимущество. И всякое преимущество, которое даёт понимание, — это ложное понимание. Потому что преимущество быть Тем, что ты есть, которое никогда не нуждалось ни в каком преимуществе, всегда есть и никогда не нуждается ни в каком понимании. А любое преимущество, которое даёт понимание, всегда относительно. И просто питает «я».
С.: Как насчёт преимущества, которое я чувствую в отношении этой идеи насчёт неполучения преимущества?
К.: Но я этого не говорил! Ты это повторяешь, но я никогда этого не говорил. Я говорил: «иметь или не иметь преимущество — это часть фантома». То преимущество, которому никогда не нужно никакого преимущества, которое никогда не знает никакого преимущества, всегда есть. И его нельзя достигать посредством обладания или необладания преимуществом. Так что преимущество «я», не нуждающегося в преимуществе, — это уже одно лишнее преимущество, в котором оно не нуждается. Поэтому даже не нуждаться в преимуществе — это на одно преимущество слишком много. Так что то преимущество — Абсолют, который никогда не знает или не не знает даже Себя, полное отсутствие всякой потребности в преимуществе, — не может быть достигнуто тем, кто потом видит преимущество в том, чтобы не иметь никакого преимущества. Вот в чём хитрость.
С.: И поэтому иметь ли чувство «это преимущество» или «это не преимущество» не имеет никакого значения?
К.: Абсолютно никакого. Это всегда тот, кто проводит различие.
С.: Что же ещё, Карл? «Выхода нет». «На одно слишком много». «Слишком поздно» или «слишком рано». Что ещё?
К.: Мастер дерьма. Везде, где есть мастер, есть мастер дерьма. Природа дерьма — чит. Но чит нельзя найти в дерьме.
С.: Вот почему всегда «сразу забывай, что бы ни говорилось»?
К.: Я этого не говорил. Ты можешь помнить это или нет, это не имеет значения. Я никогда не говорю: «забудь то, что я говорю». Я никогда ничего не говорил, как ты можешь это забывать? Видишь, как это происходит! «Карл сказал, что мне следует забыть то, что он говорит». Я никогда этого не говорил.
С.: Я не знаю, были ли это вы. Я это слышала.
К.: Не защищай это! «Я это слышала, я не виновата».
С.: Вы сразу видите все механизмы защиты!
К.: Да, ты — воин. Ты защищаешь. Ты хочешь стоять на страже. Ты — страж всего, что ты знаешь, потому что ты — в армии. Это армия «я»[13].
С.: Да, мной управляет Марс.
К.: Ты — что? Извиняет себя потому, что у неё дерьмовые звёзды! «Я задница только потому, что мой Марс в Тельце». Фантастика!
С.: «Мой Марс на моей заднице».
С.: Как насчёт того, чтобы защищать нашего умершего учителя?
К.: Это всё умершие учителя. Мёртвые учителя, мёртвые ученики, всё мёртвое. Есть только мёртвые учителя и мёртвые ученики. Я знаю, что тому, кто верит в учителя и нуждается в учителе, нелегко говорить, что все учителя мёртвые. Но я должен это говорить. Любой учитель с самого начала мёртв. Мёртвое знание. Мёртвый учитель. Мёртвый ученик. Мёртвое понимание. Но в этом вся красота. Ничто из этого не может достигать Того. Никто никогда не достигал Того. Никто никогда не утрачивал Того. Это главное. То никогда ничего не утрачивает. Так что никогда не было кого-либо потерянного в чём-либо. И теперь некто читающий нечто — из того, кто никогда ничего не терял? Рамана всегда говорил о пауке — паук всегда будет плести, плести сеть сознания. Он даже называл сознание фантомом, пауком. Всегда плетущим сеть и пытающимся поймать самого себя, а посредством понимания оно не может поймать себя в свою собственную сеть, просто вытаскивая сеть. И как только она вытянута, оно снова плетёт. Никогда не переставая плести и вытаскивать. Плетя и вытаскивая. И только сознание может быть отождествлённым или неотождествлённым. Будучи отождествлённым относительным сознанием, будучи неотождествлённым космическим сознанием. Только сознание имеет значение. Поэтому только сознание — иллюзия. Это веданта. Сознание, веданта, бытие отождествлённым, неотождествлённым, учить, что сознание отождествлённое неправильно, что неотождёствленное — правильно. Безличное хорошо, личное плохо. Это может происходить только в относительном сознании, которое уже является воображением.
С.: Сознание — всегда двойственность.
К.: Идея сознания создаёт двойственность. Бог, знающий самого Себя, — налицо сознание. Он сознаёт, что существует, — налицо сознание. Всегда имеется двойственность.
С.: И корень — желание.
К.: Из той двойственности, сомнительного Бога, происходит сомневающийся. А из сомневающегося происходит сомнение и всё то, в чём можно сомневаться. Фальшивка уже налицо — то, что Бог может знать Себя.
Бог может сознавать то, что является сознанием. Или Богом. Их два. Сознание, сознающее сознание, — это два сознания. Уже начинается сновидение. Поэтому пробуждающееся сознание, осознающее, что оно является сознательным или является чистейшим сознанием, — это уже разделение. Там начинается веданта. Там сознание начинает учить само себя. Оно становится своими собственными учителем и учеником, своими собственными любящим и возлюбленным. Посредством этого происходит вся реализация. Но ничто из этой реализации не даёт ему возможности знать само Себя. Из-за этого драгоценного сознания. Звучит хорошо. Оно никому не нужно. Такое драгоценное. Такое могущественное. Но могущественное в чём? Может ли оно что-то создавать? Может ли оно что-то уничтожать? Я всегда жду, что меня ударит молния, когда я говорю, что Бог бессилен, Он не может касаться Того, что я есть. А То, что я есть, никогда не нуждается ни в каком Боге. И никогда не знает никакого Бога. Бог, о Боже! Создатель.
С.: Вы говорили, что личное и безличное — всегда часть сновидения, но безличное предпочтительнее, поскольку в нём меньше страдания, чем в личном.
К.: Да, есть страдание и нестрадание. И безусловно, ты предпочитаешь нестрадание.
С.: Конечно. Но это по-прежнему в сновидении, и из сновидения невозможно выйти.
К.: Да, и когда есть нестрадание, противоположностью является страдание. Поэтому из нестрадания оно будет возвращаться к страданию.
С.: Так как не быть в картине?
К.: Единственное абсолютное решение — это быть картиной. А картина не знает никакой картины. Бытие вне картины — всё равно часть картины. Картина не знает никакой картины. И будучи картиной, картина не может страдать о картине. Но, пытаясь выйти из картины, ты помещаешь себя в картину.
С.: Когда вы говорите, что картина не знает никакой картины, то имеете в виду такое тотальное присутствие в картине, что…
К.: Нет никакой нужды в тотальном присутствии!
С.: Так что это значит?
К.: Просто быть Тем, что никогда не знает Себя, ни в чём. Ни зная, ни не зная чего бы то ни было. Это ничего не значит. В этом нет никакого «я» и нет никакого значения. Только «я» нуждается в значении.
С.: Нет личного знания…
К.: Нет ни личного, ни безличного. То, что является безличным, не знает никакого безличного, а то, что является личным, не знает никакого личного. А то, что знает безличное, по-прежнему является личным. Так что то, что заявляет: «теперь я переживаю себя безличным», — ох! Кто переживает себя безличным? И воспринимает это лично? И думает, что личное лучше или хуже, чем безличное? Кто определяет, что лучше?