– Как думаете, он меня впустит?
Ящики ничего не ответили, только нижний в правом углу глумливо показал длинный газетный язык.
Лифт протрещал недовольно, но все же спустился на первый этаж и приоткрыл для Марички только одну створку. Что ж, и на том спасибо, подумала она и протиснулась внутрь. Ей даже не пришлось нажимать на кнопку, лифт зло щелкнул подсветкой пуговицы седьмого этажа и медленно потянулся вверх. Жаль, что Муськи нет, без нее как-то боязно ехать внутри этого чудовища. А что если ему взбредет в голову остановиться посреди дороги… или свернуть не туда, или просто ухнуться вниз? Непонятно ведь даже, есть ли у него голова с умом или он просто таскается туда-сюда. Стоило Маричке подумать об этом, как ее тут же отбросило к правой стенке лифта: он тащился не наверх, а мчался куда-то влево, Маричка в ужасе кинулась нажимать все кнопки подряд. Лифт только жужжал и набирал все большую скорость. Что происходит?! Маричку болтало от стены к стене, она больно ударилась плечом и с шипением вскрикнула: «А ну хватит!» Лифт мгновенно остановился, швырнув Маричку об стенку другим плечом, и распахнул обе дверцы.
Маричка, сжав зубы, потирала плечо, морщилась и не торопилась выходить, только высунула голову с опаской – а вдруг двери лифта сработают не хуже французской гильотины, – огляделась по сторонам. Коленки дрожали, а в горле пересохло. Не стоило, пожалуй, пить ту колу у Ганса. Казалось, что пила она несколько часов назад. Но не мог же лифт мчать так долго: такими темпами можно оказаться где-нибудь в Азии! Как сейчас не хватает Муськи!
Лифт остановился не на лестничной клетке, а на сцене старого театра. Мощенный скрипучими досками полукруг, тяжелые запыленные занавеси, а в глубине – непроглядная темнота, только чуть освещены софитами первые ряды кресел. Маричка робко сделала шаг из лифта, тот предусмотрительно остался открытым.
– Ну и куда ты меня притащил? – прошептала Маричка и сделала еще один шаг.
Доски под ногой неприятно пружинили, как будто ступаешь не на пол, а на кочку посреди болота. Закулисье пряталось в тени, такой густой, что в ней можно было выпачкать пальцы. Пахло пылью и подпаленным шифоном (однажды Маричка передержала утюг на весеннем платке). Вокруг никого. Ни звука. Маричка вгляделась в зал.
– А вот и-и-и девочка! – прокричал кто-то прямо над ухом так громко, что Маричка отшатнулась и чуть не упала.
Над ней возвышался огромный тощий человек в сером. Он был таким высоким, что лоб уже сложно было разглядеть, глаза – две крохотные точки, прорезь рта то укладывалась в острую ухмылку, то расползалась в удивленно-восхищенный овал, запястья чрезмерно длинных рук походили на пауков, беспрестанно двигающих лапками в невесомости паутины. Серый костюм с алыми проблесками пайеток украшал несовременный плащ под стать цирковому фокуснику. Маричка подозрительно прищурилась, медленно стянула с плеч рюкзак и выставила его впереди себя наподобие щита.
Незнакомец, кажется, не собирался нападать, он просто рассматривал ее с высоты своего роста и неустанно менял гримасы.
– Здравствуйте, – неуверенно произнесла Маричка, – извините, мы, кажется, немного сорвались…
Маричка кивнула на лифт. Тот оскорбленно захлопнул створки дверей, но не двинулся с места. Неизвестный ухмыльнулся, отвесил шутовской поклон Маричке, затем лифту, затем в беспросветную глубину «театра».
– Что вы, что вы! Я вас так ждал, прямо не спал ночей, прямо каждую минуточку ждал – не мог остановиться ждать! Так хотел с тобо-о-ой поговорить!
Голос незнакомца, высокий и быстрый, то срывался на шепот, то переходил в актерствующий визг. Маричка плотнее прижала рюкзак к груди. Она боялась себе признаться, но эта манера говорить страшно пугала и настораживала. Она не отказалась бы прямо сейчас иметь в руках что-то потяжелее рюкзака, в котором, как назло, сегодня не было учебников: очередь Светки таскать талмуды… А еще было что-то отталкивающе знакомое в нем, как будто ты пересмотрел уже все ужасы про нашествие пауков, но вот такого большого и мохнатого зверя видишь впервые. Маричка поежилась.
– Вы хотели со мной поговорить? – Интуиция подсказывала, что с незнакомцем нужно быть вежливой. – Я с удовольствием. А о чем?
– Так, обо всем понемножку. Знаешь ли, когда девочка начинает внимательно смотреть и многое замечать, с ней можно говорить бесконечно, ведь она так много уже увидела! Что ты сегодня увидела?! – Существо резко наклонилось к Маричке и вонзилось в нее взглядом крошечных глазок так, что у Марички от ужаса пересохло в горле, она закашлялась до слез, прежде чем смогла сделать вдох. Чудище смотрело на нее, не отводя овальной, вытянутой вверх головы в капюшоне алого плаща. – Что ты увидела, Маричка?
– Ни… ничего особенного. – Маричка наконец овладела голосом и понемногу брала себя в руки, она и не подозревала в себе такой храбрости: говорить с тем, кто легко может сломать ей шею, в этом Маричка была уверена на все сто процентов. Может, это и есть Хижак? – Дома, небо, асфальт…
– Но как же так?! – Великан, театрально расстроившись, приложил ко лбу ладонь – паучье брюшко. – Ты же так внимательно приглядывалась! И ничегошеньки не увидела? Неужели тебе нечего будет рассказать старику?!
– Василь Петровичу?
– Ну да! Не к нему ли ты ехала, малышка? Ты же вся была в мыслях о том, чтобы поделиться с ним дневными открытиями! Ты же видела рыбок в шелковом платьице, а больше ничего и не заметила, глупенькая? Цыц! – Незнакомец движением руки остановил зажужжавший вдруг лифт. – Глупая скотина! Стой, где стоишь! Так что? – Голос снова стал ласковым, но от предыдущей вспышки только более угрожающим. – Ничего особенного?
Маричка нахмурилась, стараясь подавить дрожь. Что это ее так пытают? Что она такое особенное должна была заметить? И откуда этот знает, что она видела рыбок и куда идет? Как вести себя с ним, почему рядом нет никого, кроме немого лифта?! Василий Петрович!.. Га-а-анс! Пальцы онемели, с такой силой впились в рюкзак.
– Я не знаю…
– Она-а-а-а не-е-е знает! Вы только посмотрите. – Незнакомец взмахнул плащом, за его спиной возник изящный столик на тонкой витой ножке, на столике стоял высокий овальный аквариум, наполненный водой, а в нем…
– Нет! Что это?! – Маричка бросилась к стеклу, но снести его со стола или разбить не выходило: как во сне, ладони промахивались, не касаясь аквариума; но там же кошка! Кошка, питомица дворничихи Насти. – Что это?! Она спит?! Спит?
– Пока спит. – Великан беззвучной поступью обошел столик, толкнул Маричку в сторону, снова взмахнул плащом – и столик исчез. – Или нет… Все зависит от того, что же ты заметила…
– Но я ничего, – по щекам потекли горячие слезы, – ничего я не заметила! Просто двор, просто немного другие краски, окна в подъезде разноцветные и меняют форму, ступеньки позванивают, как колокольчики. Инопланетянина видела… И все! Все!!!
– Ну, – незнакомец хлопнул в ладоши, где-то «за кулисами» послышались звон разбившегося стекла, визг и шипение кошки, – все так все. Я рад был видеть тебя, маленькая невнимательная девочка. На этот раз для тебя все прошло удачно. И для твоей подружки…
Маричка бросила рюкзак и схватила выбежавшую на сцену мокрую насквозь кошку, та бешено царапалась, шипела на великана и все старалась вырваться. Незнакомец, казалось, вообще не обращал на них никакого внимания, прохаживаясь вдоль оркестровой ямы. Заглянуть в нее Маричке не хотелось бы.
– Что вы стоите?! – Длинная улыбка-бритва разрезала лицо хозяина. – Вы можете идти. Ехать. Ползти. На что там способна эта железная тварь… Мне нужно подумать…
Тяжелая сила удлинившейся паучьей руки засунула Маричку с кошкой в лифт, следом за ними влетел рюкзак, двери захлопнулись, и лифт рванул в обратном направлении.
Когда он остановился, Маричка все еще неподвижно сидела на полу, прижимая к себе кошку, шерстка была мокрой уже не столько от аквариумной пытки, сколько от слез девочки, Муська не вырывалась, только мелко дрожала и ошалело смотрела по сторонам расширившимися от ужаса и злости глазами.
Василий Петрович бросился к лифту сразу, как услышал его. Он опустился на колени и с трудом разжал пальцы девочки, чтобы выпустить кошку.
– Тише, тише, малышки мои, что случилось? – Ему удалось высвободить Муську, та стрелой скрылась в дедовой квартире, Маричка едва встала на ноги. – Куда ты их завез, старый дурак? Неужели не успел остановиться? Никогда не поверю, что не успел… Ох-хо-хо…
Приобнимая Маричку, Василий Петрович вывел ее из лифта, силой протащил по лестничной клетке и завел в квартиру. Лифт обиженно ухнулся на первый этаж. Василий Петрович особенно тщательно запер дверь, провел девочку в комнату и усадил в кресло. Зарывшись в плед, на диване воинственно щерилась Муська.
Василий Петрович снова покачал головой, нахмурился, поковырялся в карманах халата, так ничего и не нашел и отправился на кухню ставить чайник: сейчас от обеих все равно ничего не добьешься. Наверное, стоит пригласить Зину, она умеет с такими вещами работать…
В наше время без визитки никак не обойтись. Открываешь форточку, вбрасываешь визиточку и спи-отдыхай, звоночка жди. Правда, секретаря найти сложно, но ничего невозможного нет, когда покрестила чуть не каждую кикиморову дочку. Секретарь ответит, свидание назначит, на линии судьбы зафиксирует, в расписание на годовых кольцах внесет. Звонков поступает много: то сглаз, то пропажа, то приворот, то порча, то предсказания. Наливаешь чай, распахиваешь окно, оборачиваешься приветливо – глядишь, и хватит за квартирку-то заплатить. Ох и не просто нынче с жильем! Вот ведь раньше-то как было: выстроила избушку, частокол поставила и горя не знаешь, только всех добрых молодцев в округе, а теперь – то лесхоз, то горняки, то экологи, то землемеры! В диком лесу о дичи и не слыхивали! А в городе все по-другому: хочешь жить среди людей, живи по-людски. Вот и визитки печатать приходится, и клиентов зазывать, и пла-ни-ро-ва-ни-е вести ежеквартальное. Хорошо хоть травки можно на подоконнике выращивать, без травок-то чай не такой вкусный, не такой полезный, душу не согреет, язык не развяжет… «Расскажи мне, бабушка…» Да какая ж я вам бабушка, ухвата на вас нет, глупыши! Только и знай, что весь день Зло отгоняй, а Зло-то ведь тоже жизни желает, тянется к ней, бедолажное… Ох и сложно всю-то жизнь на Перекрестке жить, все снуют и снуют туда-сюда души сотнями, а сахарок-то кто покупать будет?