от уже несколько человек собрались вокруг и нестройным хором затянули песню:
Корабль плывет,
По морю плывет.
Он груз везет
Над глубинами вод.
Но глубже вод Моя любовь…
Юноша, пробегавший мимо Вирджинии, внезапно споткнулся в темноте и налетел на нее.
– Извините!
Он схватился за ее руку, в попытке не повалить ее и не упасть самому. В другой руке он держал фонарь, свет которого падал ей на лицо.
– Кто вы?
– Вирджиния.
– Какая Вирджиния?
– Вирджиния Парсонс.
У него были длинные волосы, схваченные надо лбом пестрым платком, что придавало ему сходство с индейцем из племени апачей.
– Я так и подумал, что вы не местная. Вы одна?
– Я… нет. Я пришла с Элис и Томом, но… – она оглянулась, – потеряла их… они должны быть где-то здесь… наверное…
– Я Доминик Барнет.
– О, так это ваша вечеринка.
– Вообще-то, ее устроил мой отец. По крайней мере, он заплатил за пиво, что дает ему право называться хозяином вечеринки, а мама принесла колбаски. Пойдемте, возьмем чего-нибудь выпить.
Он еще крепче ухватил ее за руку и подвел к шумному тесному кружку, освещенному пламенем костра.
– Эй, пап, тут кое у кого ничего не налито.
Гигантский мужчина с бородой, напоминающий в свете огня средневекового разбойника, выпрямился над краном бочонка.
– Тогда вот вам пиво, – сказал он, и у Вирджинии в руках оказалась великанских размеров пивная кружка. – А вот и колбаса.
Юноша аккуратно подхватил с подноса колбаску, наколотую на палочку, и протянул Вирджинии. Вирджиния взяла из его рук колбаску и уже готовилась вступить с ним в приличествующую случаю беседу, но тут Доминик заметил знакомое лицо по другую сторону костра, крикнул: «Марианна!» – или другое похожее имя – и был таков, а Вирджиния вновь оказалась одна.
В темноте она попыталась отыскать Лингардов, но не смогла. Все остальные сидели, поэтому и она уселась тоже, держа великанскую кружку в одной руке, а колбаску, все еще слишком горячую, чтобы есть, – в другой. Ее щеки пылали от жаркого пламени, а спина мерзла под холодным ветром, который к тому же постоянно сдувал волосы ей на лицо. Она отпила глоток пива. Это был первый раз, когда она его попробовала, и у нее ужасно засвербело в носу. Вирджиния громко чихнула, и где-то у нее за спиной веселый голос отозвался:
– Будьте здоровы!
Вирджиния отдышалась и сказала:
– Спасибо!
Она обернулась посмотреть, кто с ней заговорил, и увидела высокого молодого мужчину в вельветовых брюках, резиновых сапогах и просторном вязаном свитере. Он глядел на нее сверху вниз, широко улыбаясь, и в свете костра его загорелое лицо казалось медным.
Она пробормотала:
– Это от пива…
Он присел на корточки рядом с ней, аккуратно взял кружку у нее из рук и поставил на землю между ними.
– Чихнете еще раз и расплескаете все до дна, а это будет очень обидно.
– Да.
– Вы, наверное, знакомая Барнетов.
– Почему вы так решили?
– Я никогда вас раньше не видел.
– Нет, я их не знаю. Я пришла с Лингардами.
– С Элис и Томом? Они здесь?
– Да, где-то тут.
Он так обрадовался, услышав о Лингардах, что Вирджиния вообразила, будто он немедленно отправится на их поиски, однако вместо этого он поудобнее устроился на траве рядышком с ней и погрузился в блаженное молчание, с удовольствием наблюдая за другими участниками вечеринки. Вирджиния принялась за свою колбаску, съела ее всю и, поскольку он по-прежнему не говорил ни слова, решила попытаться еще раз:
– А вы друг Барнетов?
– Что?
Отвлекшись от молчаливого созерцания, он повернулся и устремил на нее немигающий взгляд своих прозрачных синих глаз.
– Простите?
– Я просто спросила, дружите ли вы с Барнетами.
Он рассмеялся:
– Это им нужно дружить со мной. Они же нарушили границы моих владений.
– Получается, вы – Юстас Филипс.
Он подумал над ее словами.
– Да, – произнес он наконец. – Получается, это я.
Вскоре после этого его кто-то позвал – одна из гернзейских коров забрела на поле с соседнего пастбища, и какая-то сумасшедшая девица, перепившая вина, решила, что на нее напал бык, так что она устроила форменную истерику. Юстасу пришлось идти наводить порядок, а Вирджинию наконец разыскали Элис и Том, и хотя остаток вечера она постоянно искала глазами нового знакомого, больше он ей не попадался.
Тем не менее вечеринка имела шумный, запоминающийся успех. Ближе к полуночи, когда пиво было допито, бутылки пусты, припасы съедены, а от набросанного в костер плавника огонь поднимался на высоту больше двадцати футов, Элис осторожно предположила, что им, пожалуй, лучше отправиться восвояси.
– Твоя мама и так, наверное, думает, что тебя похитили или сбросили в море. Тому в девять нужно быть на работе, и вообще стало ужасно холодно. Что ты скажешь? Ты хорошо провела время? Тебе было весело?
– Очень! – воскликнула Вирджиния, которой совсем не хотелось уезжать.
Однако им действительно было пора. В молчании они прошли мимо шумной толпы у костра и поднялись по склону холма к фермерскому дому.
Теперь в нем было освещено только одно окно на первом этаже, однако полная луна, напоминающая белоснежную тарелку, плыла по небу, заливая все вокруг серебристым светом. Они прошли через ограду во двор, и тут дверь дома распахнулась, пролив желтый свет на мощеную дорожку, и голос позвал их из темноты:
– Том! Элис! Зайдите, выпейте чая или кофе – чего-нибудь, чтобы согреться перед дорогой.
– Привет, Юстас. – Том направился к двери. – Мы думали, ты уже спишь.
– Ну, до утра торчать на скалах я точно не собирался. Так что же вы выпьете?
– Я бы не отказался от виски, – сказал Том.
– А я – от чашки чая, – отозвалась Элис. – Какая прекрасная мысль! Мы совсем окоченели. Но ты уверен, что мы вас не побеспокоим?
– Мама еще не ложилась, она будет рада повидаться с вами. И чайник уже на плите…
Они вошли в дом, в прихожую с низким потолком, отделанную деревянными панелями, и плиточным полом, покрытым яркими ковриками. Юстас едва не задевал макушкой потолочные балки.
Элис уже расстегивала пальто.
– Юстас, ты знаком с Вирджинией? Она гостит у нас в Уил-хаусе.
– О да, мы уже познакомились, – сказал он, не глядя на нее. – Проходите в кухню – это самое теплое место в доме. Мама, у нас Лингарды. Элис согласилась выпить чашку чая. А Том хочет виски.
С высоты своего роста он взглянул на Вирджинию:
– Что будете вы?
– Чай, если можно.
Элис и миссис Филипс засуетились: миссис Филипс заваривала чай, а Элис доставала чашки и блюдца из расписного буфета. Одновременно они обсуждали вечеринку у Барнетов, посмеиваясь над девицей, принявшей корову за быка, а мужчины устроились за выскобленным кухонным столом с высокими стаканами, сифоном с содовой и бутылкой скотча.
Вирджиния тоже присела – на широкую скамью под окном у противоположного края стола – и слушала успокаивающее жужжание голосов, не следя за содержанием разговора. Оказавшись после пронизывающего холода в тепле и уюте сельской кухни, она сразу разомлела, да и выпитое с непривычки крепкое пиво тоже давало о себе знать.
Плотно завернувшись в свое теплое пальто, засунув руки в карманы, она обводила глазами кухню и думала о том, что никогда еще не бывала в такой обволакивающей, спокойной атмосфере. По потолку проходили балки с ввинченными в них железными крюками для копченых окороков, широкие подоконники были уставлены горшками с цветущей геранью. На огромной плите посвистывал чайник, кошка свернулась клубочком в камышовом кресле-качалке, на стене висел «календарь хлебороба», окна закрывали хлопчатобумажные занавески в клетку, и повсюду витал запах свежеиспеченного хлеба.
Миссис Филипс, в отличие от своего рослого сына, была миниатюрной, седовласой и исключительно опрятной. Она выглядела так, словно работала не покладая рук с самого своего рождения, и, глядя на то, как они с Элис проворно снуют по кухне, невинно сплетничая про забавную чету Барнет, Вирджиния думала, как здорово было бы иметь такую мать. Спокойную, всегда в хорошем настроении, с просторной уютной кухней, где на плите в любое время греется чайник, приглашая к чаепитию.
Приготовив чай, женщины наконец присоединились к остальным за столом. Миссис Филипс налила Вирджинии чая и протянула ей чашку. Вирджиния выпрямилась, вытащила руки из карманов, взяла чашку и с некоторым усилием произнесла:
– Спасибо.
Миссис Филипс рассмеялась.
– Ты совсем сонная, – сказала она.
– Да уж, – согласилась Вирджиния.
Теперь они все смотрели на нее, но она помешивала свой чай, не поднимая глаз, потому что не хотела встретиться с его синим насмешливым взглядом.
Однако им пора было двигаться. Снова застегнув пальто, они столпились в маленькой прихожей. Лингарды и миссис Филипс уже стояли у раскрытой входной двери, и тут у себя за спиной Вирджиния услышала голос Юстаса.
– До свидания, – сказал он.
– О! – Смущенная, она обернулась. – До свидания.
Она хотела было протянуть ему руку, но он, очевидно, не заметил ее жеста, потому что своей не подал.
– Спасибо, что пригласили.
Казалось, он забавлялся, глядя на нее.
– Мне было очень приятно. Буду рад, если вы зайдете еще, в другой раз.
Всю дорогу до дома она смаковала его последние слова, наслаждаясь ими, словно драгоценным подарком, полученным на прощание. Однако она так и не вернулась в Пенфолду.
До сего момента, десять лет спустя, в июльский день, исполненный пронизывающей красоты. На обочинах, откуда неслось пение малиновок, цвела желтая мать-и-мачеха, полыхал утесник, а скалы, поросшие папоротником, казались изумрудными на фоне морской воды цвета гиацинта.
Вирджиния настолько погрузилась в свои хлопоты, беспокоилась о ключах, о том, как ей найти Бозифик, размышляла о приземленных материях вроде плиты, холодильника, постельного белья и посуды, что небом посланное ей дивное утро каким-то образом прошло незамеченным. Однако сейчас она вновь обратила внимание на мир вокруг, вспомнила почему-то маяк – как он вспыхивал и гас над темным морем, – и тут же без всяких видимых причин ее согрело внезапно нахлынувшее радостное предчувствие.