пером возьми да и спрыгни с повозки. Зашагали в лес, я даже остановить их не ус-пел!
Юмаюс прерывисто выдохнул, зрачки его расширились до предела: он снова переживал тот ужас:
— А потом, представьте себе, ноги сами понесли меня вслед за нашими дурачками, и я ничего не мог с этим поделать! Это голос мне так приказывал, хотя я ни слова не мог разобрать. Просто нужно мне было идти, и все тут. Понимаешь, женушка, мне вовсе не хотелось узнать, кто это там заливается, только ноги меня не слушались. Слава богам, в лесу я сразу угодил в пересохший ручей, лодыжка моя подвернулась — помнишь, побаливала она у меня? — я упал и порвал ремешок сандалии. Вот я обхватил лодыжку рукой, выругался себе под нос и принялся чинить проклятую обувь. Я слышал, как ломятся сквозь кусты наши недотепы, срываются, падают, а один налетел на дерево и ругнулся — вот уж не знал, что наши такие слова используют! Вдруг сандалия порвалась окончательно, я отбросил ее прочь, вскочил, словно молодой, на ноги и кинулся вдогонку. Еще и руки перед собой вытянул, чтобы нос не расквасить. Вся разница наша в летах будто исчезла: я почти нагнал их, когда они выскочили на поляну. Неожиданно вспыхнул свет — препротивный зеленый свет это был — и увидел Геспера и Ее.
— Как она выглядела? — тихо спросила Зена, когда Юмаюс остановился перевести дух.
— Ну… — призадумался он, потирая пальцем розовый пятачок. Должно быть, это была давняя привычка, но теперь жест смотрелся весьма странно. — Она невысокая, очень тоненькая, никаких форм! — Юмаюс улыбнулся и с блаженным вздохом откинулся в объятия Изифь. — Не то, что у некоторых, — мечтательно произнес он и с видимым усилием вернулся к рассказу: — Она бледна, и у нее удивительные волосы; таких я еще никогда не видел. Они ярче бронзовых доспехов и нового медяка, от них идут золотые отблески. Пряди ниспадают до самых колен. На ней белоснежные одежды, такие ослепительные, что больно смотреть, а ее глаза похожи на море в прохладное облачное утро. Они зелены, как пшеничные всходы.
— Странно, что ты столько разглядел издалека, — вмешалась Зена.
Юмаюс замолчал:
— А ведь и правда. Только я действительно все это видел. Как бы то ни было, тогда я об этом не подумал. Итак, я был совсем рядом с товарищами, но все еще под прикрытием деревьев, когда Она подняла руки и произнесла нечто, заставившее заныть мои косточки. А потом рассмеялась. Мои ноги подкосились, голова загрузилась, и я рухнул на землю. Но хоть я и перепугался до смерти, а видел, что случилось с нашими юнцами. Хотите верьте, хотите нет, но женщина стояла на прежнем месте и неприятно хохотала, а вместо наших пареньков по поляне бегали две свиньи. Симпатичные, упитанные свинки: одна коричневая, с темной полосой вдоль спины, а другая черная, как волосы Алепписа. Думайте что угодно, а я сразу понял, что она сказала.
Все притихли. Изифь дала мужу еще воды и что-то прошептала ему на ухо. Он потрепал ее по руке и с трудом улыбнулся — жене и дочери. Ниона ответила улыбкой, но Габриэль заметила, что женщина отводила глаза.
— И что же она сказала? — нарушила молчание Зена.
— Сказала? О, очень странные слова, — Юмаюс наморщил лоб и тяжело сглотнул. — Прости, воительница, голова у меня соображала неважно, все было так невероятно, так непохоже на то, что я когда-либо видел… — голос его угас, глаза закрылись.
Зена вопросительно взглянула на Габриэль, та пожала плечами. «Таких богов и кудесников я не знаю», — говорило ее движение.
Минуту спустя Юмаюс заговорил снова. Веки его были опущены, словно он боялся упустить воспоминание.
— «О, какие милые свинки! Мои толстые грязнули!» — и так далее, и тому подобное, — добавил он еле слышно. — казалось, никогда не перестанет ворковать, хотя она явно не из тех, кто приходит в восторг от скотины, да к тому же в голосе у нее не было и капли искренности. Вдруг она повернулась, уставилась на деревья и заговорила так яростно, что я больше не смел даже взглянуть на нее, — голос Юмаюса изменился и зазвучал очень жестко, — «Так царь Одиссей пренебрегает моим гостеприимством?! Что ж, тем хуже для него, а для его людей — тем более! Ну-ка, свинки вы мои, отведайте жестких, сырых и холодных желудей, угощайтесь!» — И она снова рассмеялась, — Юмаюс вздрогнул, Изифь обвила мужа руками и принялась нашептывать ему нежные слова. — А потом волшебница сказала: «Ну конечно, вы не хотите! Вам бы сейчас крепкой домашней похлебки да тушеных овощей. Всей этой скучной крестьянской еды, а? Потому что вы помните, кто вы на самом деле, правда? А знаете, на кого вы сейчас похожи?» — Юмаюс глубоко вздохнул и ненадолго затих, потом продолжил: — От ее смеха у меня мурашки по коже забегали, я больше ни секунды не мог на нее глядеть. А когда осмелел, она скользила прочь со всей своей змеиной грацией, и свиньи бежали за ней следом. Но… но самое странное то, — добавил он очень тихо, — что свинка с черной полосой на спине обернулась, посмотрела на меня, и, бьюсь об заклад, у нее были глаза Алепписа!
— Нет! — вскрикнула Габриэль и выпрямилась на скамье. — Должно быть, вам…
Зена бросила на нее предостерегающий взгляд и жестом приказала замолчать. Нельзя было сбивать хозяина постоялого двора с мысли. Впрочем, тревога оказалась напрасной: Юмаюс даже не слышал возгласа Габриэль, так он был поглощен рассказом.
— Конечно, я вел себя очень глупо, женушка, — раздался снова его голос. — Да и как свинья может напомнить Алепписа? Только откуда тогда взялись эти твари посреди леса? Подумай, толстые, гладкие, холеные свиньи. В общем, глаза эти так меня напугали, что земля ушла у меня из-под ног, я упал, а когда очнулся, было темно, сыро, луна скрылась, и слышалось только уханье сов среди деревьев да храп пасущегося оленя. Я ощупал болевшую голову, и все было бы замечательно, но тут я добрался до носа и, — хозяин пригорюнился, — вовсе это был не мой нос!
Изифь крепко обняла его и принялась ворковать. Наконец Юмаюс справился с собой и опять выпрямился:
— Уж прости, воительница, что отвлекаю тебя такими бреднями. Ты, наверное, и единому слову не поверила. Только знаешь, пока я не вылез из той повозки, нос у меня был совсем не такой!
Габриэль хотела заговорить, но Зена снова многозначительно посмотрела на нее.
Изифь похлопала мужа по спине и нежно взъерошила его волосенки:
— Как же ты добрался до дома?
К вящему ее изумлению, Юмаюс странно хихикнул, почти хрюкнул, и вконец растерялся. На мгновение он затих.
— Ну, женка, у меня было много времени на размышления. Я провалялся целые сутки, прежде чем набраться сил. Выйдя на дорогу, я обнаружил, что повозка пропала, оба вола сбежали, да и бочонков на месте не оказалось. Последнему я удивился меньше всего. Погруженный в печальные мысли, я проделал обратный путь. Нелегко мне далась встреча с тобой. Да уж, женка, повезло мне с годами, лодыжкой и сандалиями, а не то хрюкал бы я сейчас в угоду той чаровнице. Вот я и узнал, какова судьба всех пропавших из Изоса. Все пошли по стопам Алепписа и Геспера, — хозяин развел руками, слабо вздохнул и уткнулся в женину грудь. Губы его тронула улыбка. Зена встала и жестом предложила Габриэль присоединиться.
— Юмаюс, ты совсем измучился, да это и неудивительно. Отдохни. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вашей деревне, хотя не уверена, что из этого выйдет толк. Мы расскажем женщинам о случившемся, а потом вместе подумаем, как нам действовать дальше. Отдыхай и побольше ешь, — воительница коснулась его руки, повернулась и вышла из комнаты. Помрачневшая Габриэль потрепала хозяйку по плечу, улыбнулась обеспокоенной Нионе и поспешила за Зеной.
Пока Зена говорила с деревенскими женщинами, Габриэль молчала. Когда подруги остались вдвоем, Зена тронула Габриэль за руку и указала на постоялый двор. Девушки зашли внутрь, у прилавка Зена налила по кружке вина и воды, принесла их к столику. Габриэль медленно потягивала воду, невидящий взгляд ее был устремлен на пустую стену напротив. Зена помахала рукой перед глазами девушки, та очнулась.
— Ну так что ты можешь нам сообщить, «вещая дева»? Есть у тебя какие-нибудь мысли?
— Мысли, — эхом повторила Габриэль. Она встряхнулась и заморгала. — Как это ужасно! Бедняга Юмаюс! Нет, ты видела лицо его дочери? По-моему, Изифь все равно, какой у него… нос, но вот Нионе…
— Нионе повезло, что у нее вообще есть отец. Даже если он так выглядит, — жестко сказала Зена.
— Разумеется, ты права, но ведь люди не всегда могут справиться с собой.
— Может, и так. Только они удивительно быстро привыкают к положению дел, независимо от того, что было раньше, — уверенно произнесла Зена. — И вообще, это касается не нас, а Нионы. Наша задача — постараться помочь Юмаюсу.
Габриэль смотрела на подругу ничего не выражающим взглядом. Зена постучала ее по спине и подтолкнула к ответу:
— Бог, богиня, волшебница? Кто?
— Ну, я тут не специалист. Конечно, это может быть бог, но большинство из них придерживаются старых добрых традиций простого наказания. Такая тонкая месть скорее всего дело рук богини, только… — Габриэль закрыла лицо руками и несколько мгновений что-то бормотала про себя. — Превращения — любимое занятие Артемиды, она карает мужчин, нарушивших ее законы. Богиня превращает их в оленей, но не в свиней. К тому же, святилище было в полном порядке, уж я-то знаю. Значит, Артемида тут ни при чем, — Габриэль потерла глаза, заправила за уши непослушные пряди, прижала ладони к столу, замерла.
Зена молча ждала, пока девушка очнется от размышлений. Порой Габриэль городила полную чушь, иногда даже казалось, что она делает это нарочно. Но в магии она толк знала. Когда девушка думала, лучше было предоставить ее самой себе и ее многословным, путаным мыслям.
Тактика сработала. Габриэль внезапно выпрямилась и сжала руки:
— Есть! В общем, — она в смущении взглянула на подругу. — Кроме нее, больше некому. Но как она здесь оказалась?
— Расскажи, — напомнила Зена, — а уж объяснение я найду, — воительница осушила кружку, поднялась, чтобы наполнить ее снова, но, передумав, села.