иметром своей кожи, зная, что она сейчас пристально смотрит на него. Он мог поклясться в этом. И тем более он не комфортно чувствовал себя, находясь под её неусыпном взглядом, понимая, что она, каким-то невероятным способом, приобрела свойства человеческой натуры. Вечером, преодолев легкий протест, Уис он налил себе большой стакан виски и расположился на стуле в кают-компании.
— Пойми, у меня сильный стресс, а лучшее лекарство от стресса это хороший алкоголь. Чем больше его, тем лучше. И запомни, если какой ни будь доктор, тебе скажет обратное — этот эскулап форменный шарлатан, гони его взашей.
Ему дико хотелось общаться. Выговориться, пожаловаться, поплакаться просто, поболтать хоть с кем-то.
Уис на удивление оказалась замечательной собеседницей, немного наивной, забавной очень располагающей к себе. Макс воспринимал её не иначе, как женщину, но ирония заключалась в том, что эта женщина абсолютно виртуальная. Что может быть хуже для мужчины в самом расцвете сил? Всего-то чуть более миллиона лет. Приговорённого судьбой коротать остаток своей жизни на орбите синей звезды в обществе приятной в общении женщины, которую нельзя обнять и приласкать. До постели он добрался, едва переставляя ноги. Макс с размаху опрокинулся на спину и прикрыл глаза.
— Уис, как же жаль, малышка, что ты существо без плоти. Я чувствую себя Робинзоном Крузо, которому капитан Немо подарил механического говорящего попугая. Господи, помилуй меня грешного….
И тут же отключился, не успев договорить.
Он очнулся от движения, кто-то находился рядом с ним.
«Девушка!», — Макс скосив глаза, увидел стройный силуэт.
В приглушенном свете черты лица трудно разглядеть, что-то странное происходило с образом, он едва заметно менялся, искажался, плыл волнами как круги на воде, но все же очень знакомое, уже виденное раньше лицо. И этот проклятый вездесущий синий свет! Макс сделал попытку вскочить, но не смог, она прижалась своими губами к его губам. И так сильно обняла его, что буквально обволокла все его тело своими объятиями. Он полностью покорился, не оказывая больше сопротивления. Он не знал такой близости с женщиной — это сверхъестественное, на уровне атомов, проникновение друг в друга, его и ее. Макс обнимал ее руками ка кольцами, обвивая со всех сторон, чувствуя под своими руками настоящую бархатистую кожу, мягкую, тёплую, отзывающуюся на его прикосновение легким подёргиванием всего тела. Макс пытался заглянуть ей в лицо, но каждый раз девушка со вздохом удовольствия уклонялась от него то, переворачиваясь, то отгибаясь, запрокидывая голову. Она перекручивалась в его руках, которыми он скользил по всем изгибам её необыкновенного тела. Уставший и обессиленный он, наконец-то, откинулся на спину и оставил эти попытки. Проклятый синий свет! Сил едва хватило на то чтобы протянуть руку и попытаться притянуть её к себе, чтобы положить её голову себе на грудь, как он любил это делать с Анастасией, но ничего не обнаружил. Макс, долго удивленно смотрел на измятую постель, а потом равнодушно посмотрел на синюю звезду и провалился в сон.
Ему снилось, то, что он уже очень давно забыл — детство. Удивительно, но он редко вспоминал то время, когда он еще был ребенком, в нем всегда существовала уверенность, что он родился на космическом корабле. Период детства… Он почти его не помнил. Почему? Он задавался этим вопросом, но не находил ответа. Только странные обрывочные образы во снах. И этот совершенно странный сон: он лежит на застеленной, большой железной кровати, поставленной в саду, и смотрит, закинув руки за голову в бесконечное белое небо, вокруг стояли, окружив его со всех сторон высокие яблоневые деревья. В этом сне Макс, часто так лежал. Вокруг сменялись часы, день-ночь, времена года, а он продолжал лежать, слегка покачивая телом железную сетку кровати. Но особенно ему нравилось лежать осенью. Мать ставила рядом с ним генератор защитного поля, который накрывал его и всю постель непроницаемым и невидимым зонтом. Он всегда видел только ее руки, но никогда не видел ее лица. Изредка, какое-нибудь спелое яблоко срывалось с ветки и тихо летело прямо на него. Также, не производя ни звука, врезалось в поверхность защитного поля, чуть медлило, словно удивившись препятствию, начинало не спеша, постепенно наращивая ускорение скатываться вниз, двигаясь по дуге силового поля. Он мог лежать, часами выжидая, когда очередное падающее яблоко сорвется с ветки. Ему казалось, что он космонавт, а спелый плод это разрушительный метеорит, несущийся из глубокой пугающей пустоты космоса и вот он, попадая в силовое поле его космического корабля — кровати, медленно вращаясь, огибал его и уносился дальше в бесконечное пространство….
Макс открыл глаза, в смотровом экране на него неотрывно «смотрела», древня синяя звезда галактики СР-37. Он отвернулся от нее на другой бок и посмотрел на вторую половину своей постели, смятую движением двух тел. Девушка приходившая ночью реальна, в этом он не сомневался. Так чувствовать, возможно, только наяву. Это был не сон. До сих пор на кончиках его ладони осталось ощущение ее тела и запах, немного резковатый с кедровой ноткой. Макс протянул руку, провел ею по второй половине своей постели.
«Да крошка, это было незабываемо», — подумал он.
На кончиках пальцев запутался длинный волос. Он мгновенно сел и в недоумении уставился на светлый с легкой синевой, вьющийся волос между своих пальцев.
Он отказывался верить в увиденное, это действительно женский волос.
«Будь я проклят!», — пронеслось в голове.
— Уис! — закричал Макс.
— Да командир? — встревожено ответила Управляющая Интеллектуальная Система.
— Уис, у нас на корабле есть живой человек, — неуверенно произнёс он.
И тут же, балансируя между логикой и субъективными ощущениями, стал сам же опровергать это предположение.
«Нет, я просто схожу с ума! Какого черта ей сначала приходить ко мне и потом исчезать?! Где логика этого? Тем более если это член экипажа. Нет, такое невозможно, это просто сумасшествие», — эта мысль показалась более трезвой по сравнению с восклицанием и обращением к управляющей интеллектуальной системе.
— Это невозможно командир, мы одни, кроме вас на борту нет ни одного живого существа, — в голосе Уис звучала все та же тревога.
«Может быть это шутка, безумный розыгрыш моего экипажа? Но это полное безумие!», — в отчаянных догадках Макс метался от одного предположения к другому, — «Один миллион лет, это же совершенно.… Нет, это абсолютно невозможный срок существования космического корабля и меня, человека том числе. Но кто в здравом уме отважится на такой розыгрыш? Чей злой умысел может поставить весь экипаж на грань гибели ради случая посмеяться? Это просто безумие!»
Он вскочил и, не одеваясь, совершено голый, шлепая босыми ногами, побежал в рубку управления. Там можно было посмотреть запись с камер наблюдения, расставленных по всему космическому кораблю. Макс просидел несколько часов, просматривая записи, но ни чего не обнаружил. Но волос это неоспоримая улика.
— Командир, вы что-то ищете? — спросила Уис.
Макс чувствовал ее неусыпное наблюдение за собой, но ничего поделать с этим не мог.
— Я просто хочу понять, не сбрендил ли я окончательно, — недовольно пробурчал он в ответ.
Он вернулся в свой отсек, с трудом отыскал волос, брошенный на постель, и отправился в лабораторию космического корабля. Спектральный анализ объекта нечего не показал, а выдал полную ахинею, тем самым вызвав еще больше вопросов, по его выводам это вообще не волос, а совершенно другая неизвестная ему структура на основе космических частиц, хотя структура объекта соответствовала волосу. Но Макс давал руку на отсечение, что по внешним данным и свойствам структуры, это именно волос — светлый женский волос. Он ещё раз просмотрел записи видеонаблюдения. Снова ничего, кроме одного необъяснимого несовпадения — перескока кадров. Одна из камер была направлена на стену, смотровой экран которой отображал синюю звезду и протуберанца поднимающегося с поверхности звезды, в одном месте резкий перескок движения, в долю секунды, словно из записи пропали два кадра. Не бог весть что, но все же. Ведение наблюдения входило в обязанности Уис.
— Уис! — позвал её Макс.
— Я слушаю вас командир.
— Уис в записи не хватает нескольких кадров, — он указал на голографический монитор.
Уис молчала.
— Как ты это объяснишь?
— Возможно, это просто сбой вызванный воздействием высокоэнергетических частиц звезды, — сказала она, в её голосе звучала, уже знакомая ему, едва уловимая тревога.
— Возможно, но уж очень подозрительный, он, этот сбой, — сказал Макс, задумчиво почесал затылок.
Понятно что Уис что-то не договаривает, но в тоже время до него ясно дошло, что она не станет «говорить правды», и в основе этого лежала ситуация в корне изменившая её статус, как существа обладающего мышлением. Кроме этих причин ему не хотелось заронить в ее сознании, которое ему было еще абсолютно непонятно, какое либо подозрение, так как за это короткое время он уже свыкся с мыслью — Уис уже не бездушная машина. Она способна принимать решение без помощи человека. И ему было теперь трудно понять, как выстроить отношения с ней. Что от нее ожидать? Но отступать он не собирался, потому что пребывал в полной уверенности, что кроме него на корабле есть ещё кто-то. И это девушка. Он не испытывал страха, но его озадачила неопределенность и необъяснимость положения, он все больше и больше запутывался. Ему пришла в голову идея посмотреть молекулярный спектральный анализ внутреннего пространства космического корабля. Если что-то или кто-то проходил в течение суток по коридорам космического корабля, то наверняка должен остаться молекулярный след. Он запросил спектрограмму, Уис вывела ему данные на экран, но ничего кроме повышенного содержания высокоэнергетических частиц он не увидел.
Все больше и больше ему казалось, что это просто реалистичная галлюцинация вызванная, возможно воздействием синей звезды, возможно паранойей от одиночества, а возможно бессознательное жажда противоположного пола. Но Уис, она явно что-то скрывала. У Макса мелькнула мысль, что это возможно сама Уис, но он тут же отмел эту несостоятельную идею, так как физического способа материализоваться ей в настоящего человека он не видел. Он припомнил случай со станцией «Солярис», где экипаж столкнулся с фантомами рожденными планетой и у него пробежал мороз по коже. Там все закончилось очень плохо.