«Класс! Как-нибудь в другой раз!» — но я знаю, что другого раза не будет. Не могу пошевелиться, а ее улыбка уже начинает деревенеть.
Она солгала мне.
Это были не просто друзья — они были нашей семьей за праздничным столом. Жизнью, которую мы строили двадцать лет. И теперь их нет. В один момент всех нет. Я могу кричать на нее, могу злиться, могу бегать по дощатому настилу, стуча в двери, но в итоге ничего не изменится. Каллум увидел Пустыша, и теперь я — Шерри Литвак.
— Класс, — заставляю себя сказать. — Как-нибудь в другой раз.
Ее улыбка становится шире, рука снова машет, а я поворачиваюсь, иду в магазин, покупаю мороженое и возвращаюсь домой.
Когда у тебя никого не остается, остается семья.
Мы жарим хот-доги. Стивен жарит персики к мороженому. Прежде чем подать порции, я толку восемь таблеток «Амбиена» и подмешиваю в порции Каллума и Зи, маскируя карамельным соусом и взбитыми сливками. Стоя у стойки, я замираю, лицо искажается в уродливую маску, и я чувствую, как наворачиваются слезы. Не могу. Нельзя пугать детей. Заставляю лицо расслабиться. Тренирую улыбку в окне над раковиной, пока не стану выглядеть нормально.
На задней террасе Стивен слушает теорию Каллума о том, что люди старше двадцати пяти не должны иметь права голоса.
— Им не жить в будущем, — говорит Каллум. — Почему они решают, каким оно будет?
— Ты прав, — говорит Стивен. — Так какой минимальный возраст?
— Одиннадцать, — уверенно заявляет Каллум.
Я стараюсь не выглядеть так, будто слежу, сколько мороженого они съели.
— А десятилетние? — спрашивает Зи. — Они проживут даже дольше, чем одиннадцатилетние, так что у них должно быть еще больше прав.
— Ладно, пусть голосуют все до восемнадцати, — говорит Каллум.
— По такой логике даже младенцы могут голосовать, — замечает Стивен.
— Их родители будут голосовать за них, — парирует Зи. — И тогда та же проблема.
Каллум выглядит раздраженным, но по-доброму.
— Ладно, — говорит он. — Это не идеально, но лучше, чем сейчас.
Ложки звякают о дно тарелок.
— Хочу посмотреть кино, — говорю я.
— Только не страшное, — говорит Каллум. Его голос уже звучит отрешенно.
— Я думала про Бесподобного мистера Фокса , — говорю я.
Зи радостно вскрикивает. Это наш семейный фильм для уюта. Не знаю, сколько раз мы его смотрели.
Мы вчетвером усаживаемся на засыпанный песком диван, и вскоре они оба зевают во весь рот. К тому моменту, как мистер Фокс начинает планировать ограбление фермы, они уже спят. Мы ждем еще пятнадцать минут, потом тихо встаем.
Стивен несет Каллума наверх, потом возвращается за Зи. Как я уже говорила, я больше не могу их поднимать. Никогда больше не понесу своих детей. Стивен кладет Зи в гостевую комнату напротив нашей спальни. Я укрываю ее, ставлю бутылку с водой на тумбочку, включаю ночник.
Стивен ждет меня в коридоре. Мы запираем дверь гостевой на случай, если Зи проснется среди ночи, хотя после четырех «Амбиенов» это будет чудо.
Мы прокрадываемся наверх, стараясь не шуметь, и стоим в комнате Каллума. Он такой красивый мальчик. Я отдала бы все, чтобы все сложилось иначе. Если бы я пошла с ним на причал, если бы он просто подождал, если бы Хиро и Финкельштейн не пришли, если бы он не пошел за Эзрой, если бы мы не начали возвращаться на остров Джекл, если бы мы вообще сюда не приезжали — но тогда мы бы столько пропустили. Они бы не узнали эти лета, мы не были бы так близки, не были бы нашей семьей, не любили бы эту жизнь. Нам так везло, потом немного не повезло, а теперь вот так. Но я не променяла бы эти лета, это время, ни единой минуты. Просто хотелось бы, чтобы их было больше.
Все было так хорошо, пока не стало плохо.
— Он должен был знать, — шепчет Стивен, потом перефразирует. — Мы должны были научить его.
«Ошибки» — слишком мягкое слово для того, что делают родители.
Подбородок Стивена дрожит, он один раз резко кивает себе. Потом подходит к кровати и целует Каллума в лоб, в обе щеки. Не торопится. Я тоже не тороплюсь, и челка Каллума еще влажная от слез Стивена. Я целую своего мальчика в губы, глубоко вдыхаю. Я всегда буду помнить его запах. Всегда . Обещаю. Никогда не забуду, как он пахнет. Мой малыш пахнет ракушками.
Мы гасим свет и оставляем дверь приоткрытой. Внизу закрываем дверь спальни и ложимся. Стивен выключает свет и поворачивается к стене, притворяясь спящим. Я уставиваюсь в Kindle, притворяясь, что читаю. Воздух в комнате кажется густым. Знаю, мы оба делаем одно и то же. Знаю, мы оба прислушиваемся к каждому звуку в доме, ушами пробегая от комнаты к комнате, от входной двери к окну, к задней двери, к окну, к входной двери…
Время тянется медленно. Я перечитываю одну и ту же страницу. Один и тот же абзац. Одно и то же предложение. Ночь длится вечность. Ничего не происходит так долго, что сердце начинает разжиматься.
Может, Дженн была права. Может, через несколько часов Кэл проснется с сухостью во рту, Зи спросит, почему мы уложили ее в гостевой, и мы будем на пляже до половины одиннадцатого, и я увижу Дженн и буду так рада, что не сказала ей сегодня ничего непоправимого, и…
Разбивается стекло в входной двери.
Это тихий звук, легкий серебристый треск, за которым следует один-единственный звон осколка о пол, но это громчайший звук на свете.
Стивен мгновенно вскакивает, направляется к двери.
— Стивен! — шиплю я и поворачиваю Kindle. В его сером свете он тянется к ручке.
Я уже там. Не знаю, как так быстро соскочила с кровати и пересекла комнату, но я стою между Стивеном и дверью, хватаю его за запястье и всем весом отрываю его пальцы от ручки.
— Прочь! — шипит он, полный ярости.
— Нет! — так же тихо, но так же яростно отвечаю я.
Он приближает лицо к моему.
— Надо что-то делать! — шепчет так резко, что я чувствую слова на коже. — Мы не можем просто сидеть!
— Именно это мы и сделаем! — отвечаю я, не уступая в гневе. — Будем сидеть.
— Он наш сын! Мы должны попытаться!
Я придвигаюсь к нему так близко, что могу укусить.
— Наша дочь, — шиплю я, — не будет расти без отца только потому, что тебе захотелось заглянуть под капот ! Я не стану матерью-одиночкой из-за твоего мачистского позерства!
— Но…
— Нет! — обрываю его, как раньше обрывала Каллума. — Никаких «но». Ты ничего не можешь сделать. Мы ничего не можем. Никто не может. Кроме как быть здесь для Зи, когда взойдёт солнце.
Он знает, что я права. Его лицо обмякает, руки и ноги будто отказывают, и он опускается на пол, беззвучно рыдая. И тогда, сквозь тихие всхлипы, я слышу, как скрипнули петли входной двери.
Я опускаюсь рядом со Стивеном, обнимаю его дрожащие плечи, прижимаюсь лицом к его судорожно вздымающейся спине. Даже так мы оба слышим тихие босые шаги, входящие в наш дом — так много их — проходящие через гостиную мимо кругленькой печки, поднимающиеся наверх в комнату нашего сына, идущие разобраться с тем, кто их увидел, потому что их нельзя видеть, никто их не видит; ты отворачиваешься, ты игнорируешь — все знают, что их игнорируют; пока ты их не видишь, всё в порядке; пока ты их не замечаешь, ты везучий. Ты благословлён.
Мы слышим, как скрипнут половицы над нами, половицы в комнате Каллума, и я думаю, что это самое страшное, но нет. Самое страшное — звуки, которые мы слышим после.
Я открываю рот в беззвучном крике. Я держусь за Стивена, пока тьма длится вечность, а он тихо плачет подо мной, и я цепляюсь за его спину, заставляя себя думать о завтрашнем дне. Утром мы сообщим Добровольцу Безопасности, и новость разойдётся очень тихо, и люди поймут; мы соберём вещи, уедем на материк, позвоним маме Стивена и скажем, что Каллума унесло течением. Мы скажем Зи, что её брат пошёл купаться до того, как она проснулась. До того, как проснулись мы. Откуда нам было знать, что он пойдёт так рано?
Тело не найдут, так что мы проведём скромные поминки, а потом двинемся дальше, меньшей семьёй, но везучей. Семьёй, которой посчастливилось так много иметь. Семьёй, которую коснулась трагедия. Но это только заставит нас ценить друг друга сильнее. Мы будем помнить, как много можно потерять в любой момент — достаточно чуть-чуть невезения, чего-то вроде течения, и ты теряешь всё. С этого дня мы будем любить Зи вдвойне. Мы станем ближе. Станем крепче. Станем любящее.
Но мы не вернёмся на остров Джекл.
(с) Grady Hendrix «The Blanks» (2025)
Переводчик: Павел Тимашков
Данный перевод выполнен в ознакомительных целях и считается "общественным достоянием". не являясь ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять его и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено или отредактировано неверно.