Не издав ни звука, его противник рухнул назад, перевернув скамью. Курсант ухмыльнулся: не убил, конечно, но сотрясение мозга обеспечил. Пускай полежит – может, чуток поумнеет…
Увы, священник пил не один. Из-за стола, от которого он пришел, вскочили еще двое, в рясах попроще, и бросились на помощь своему то ли товарищу, то ли шефу. Не теряя времени, Петр перемахнул через стол, благо все, что на нем было, уже валялось на полу. Мягко сместился вправо, заставив одного из противников невольно загородить его от второго, поставил блок и в два удара, в печень и в челюсть, разобрался с ним. Перешагнул через скорчившееся тело, он с ноги ткнул второму в пах, добавил сцепленными руками по спине и с чувством врезал уже падающему священнику по почкам. Окинул взглядом поле боя, поверженные тела, лежащие в художественном беспорядке, и довольно выдохнул:
– Ну что, имбецилы, кого еще научить смирению? Только дернитесь мне – я из вас такой пазл нарежу, что ни один хирург не соберет!
– Остановись, сын мой! – Из-за стола поднялся четвертый член той компании. На вид он был старше остальных, богаче одет и, похоже, абсолютно трезв. – За что ты избил моих братьев?
– Отвали, дядя, отец у меня и так есть, и на тебя он не похож. А твоих братьев во Христе, если они еще раз мяукнут, я вообще по стенам размажу.
– Не богохульствуй! Брат Петр пытался наставить тебя на путь истинный, он был в своем праве, а ты…
– А я был в своем. Греби отсюда, пока ласты не оторвал.
– Да что ты себе позволяешь, сопляк!
– Что хочу – то и позволяю. Ишь, моду взяли – наставлять… Как-нибудь переживу своим умом, – фыркнул Петр, остывая. Надо же – избил своего тезку. Это его не то чтобы рассмешило, скорее сняло напряжение. – Я вас не трогаю, а вы ко мне не подходите – целее будете.
– Уважение к смиренным служителям Господа нашего проявлять должно, – наставительно поднял палец священник. – Именем его несем мы истину…
– Бумажку покажи.
– Чего?
– Бумажку на право говорить от имени Господа.
– Святая церковь…
– Харэ ерунду пороть. Есть доверенность от Бога на ведение дел от Его имени, с подписью и нотариально заверенная? Нету? Вот и греби отсюда. Принесешь такую бумагу – поговорим, а нет – ты никто и звать тебя никак.
– Еретик!
– От еретика слышу. Сиди и пей свой компот. Хозяин, пива мне. Бегом!
Что там священник бухтел дальше, Петр не слушал. Пиво ему доставили моментально и смотрели испуганно, однако постепенно атмосфера в зале нормализовалась, хотя посетителей заметно уменьшилось. Все правильно – наиболее осторожные предпочли отойти подальше от места столь опасных разговоров. До Петра тоже дошло, что он погорячился, однако знание это пришло поздно, и теперь надо было делать хорошую мину при плохой игре, то есть всячески демонстрировать окружающим, что ему на все и на всех наплевать, и страх – это вообще чувство, ему не свойственное. А под ложечкой-то сосало…
В самом деле, церковь в жизни местных занимала очень большое место. Не вера, а именно церковь. Сейчас Петр ухитрился рассориться с ней, а значит, подставился под удар мощнейшей из существующих в этих местах структур. Надо было двигать отсюда как можно быстрее, но то ли гордость, то ли мальчишеское упрямство, то ли просто гонор заставляли его сидеть, пить ставшее вдруг противным пиво и делать вид, что ему все безразлично. Возможно, он все-таки, допив кружку, ушел бы, а потом, подняв Викторию, сбежал отсюда куда подальше, но все испортил трактирщик. Самолично поднеся курсанту кружку «за счет заведения», он шепотом попросил его немедленно убираться. Вот тут Петр встал на дыбы и популярно объяснил трактирщику, что у него за комнаты уже уплачено и он собирается воспользоваться оплаченными услугами по полной программе. А трактирщику стоило бы завести нормального вышибалу, чтобы драки предупреждал и не давал мешать клиентам спокойно ужинать. А если трактирщик хочет неприятностей – он их сейчас устроит, и пусть только кто-нибудь еще посмеет его тронуть – он эту халупу раскатает по бревнышку и за ущерб платить не будет. Сказав это, курсант зачерпнул из стоящей на столе плошки соленых сухариков, кинул их в рот и отправился к себе, матерно ругаясь на всех присутствующих. Правда, мысленно – не хотелось совсем уж обострять. В принципе он бы сейчас с удовольствием убрался куда-нибудь подальше, но на улице могло оказаться опаснее – здесь можно было хотя бы не опасаться удара в спину, забаррикадировавшись в комнате. Ну а лоб в лоб Петр никого здесь не боялся.
У себя в комнате Петр, правда, задержался ровно на то время, которое ему потребовалось, чтобы подхватить свои так и не разобранные вещи, после чего переместился в комнату Виктории. Та уже засыпала и испуганно вытаращилась на него, натянув одеяло до подбородка.
– Оденься, я не смотрю, – коротко бросил Петр. – И давай быстренько, не тяни кота за… хвост.
– Что случилось?
– Буду ночевать у тебя. С неплохой вероятностью нас сегодня будут убивать, так что готовься в случае чего сматываться.
– Что случилось-то?
– Я же предупреждал, что не самый лучший попутчик, – криво усмехнулся курсант и повернулся к ней спиной. – Повздорил с местными авторитетами. Если они испугались – считай, повезло, ну а если нет… Ладно, отобьемся.
– Рассказывай.
Виктория выскользнула из кровати и стала торопливо одеваться. Когда Петр закончил рассказ, она выдала свой вердикт:
– Дурак! Промолчать не мог?
– Мог. Не захотел. Будет мне еще всякая обезьяна о Священном Писании трындеть. Я и так знаю, что вначале было слово, и слово это было матерное.
– Ты понимаешь, чем это для нас может кончиться?
– А ничем. – Петр нервничал, но старался этого не показывать. Он достал бластер, демонстративно выщелкнул батарею, проверил заряд и вставил ее обратно. – У меня тут два ствола, и зарядов хватит на небольшую войну. По местным меркам, кстати, даже и на большую. Ну, постреляю, освежу навыки…
– И тебе их не жаль?
– Не-а. Мне вообще жалко только себя. Тебя вон один раз пожалел, дурак, – теперь мучаюсь… И вообще, запомни: насилие решило больше проблем, чем ум, честь, совесть, логика и деликатность, вместе взятые. И вообще, ничего еще не началось – может быть, и не начнется.
– Начнется. Я чувствую.
– Чем чувствуешь? Задницей?
– А хотя бы и задницей, тебе-то какое дело? И дай-ка мне один бластер, а то у меня из оружия только нож.
– Ты стрелять умеешь?
– Да, отец учил.
– Из чего?
– У него целая коллекция охотничьего оружия дома.
– Ясно. Охотничий бластер предназначен для охоты. Максимально упрощенная модель, и весит килограмма три максимум. Чтоб ты была в курсе, десантный бластер весит шесть с лишним килограммов без батареи, в некоторых режимах обладает большой отдачей и требует определенных навыков, которых у тебя нет. Так что, извини, оружия я тебе не дам – ты с ним не справишься, а получить в спину заряд из-за того, что у тебя не хватает сил нормально целиться или когда ты режим перепутаешь… Нет уж, извини, мне моя шкура дорога.
– Не может быть! Я сама видела, ты с ним легко одной рукой справлялся.
– А я и посильнее тебя буду, и лучше обучен. Ладно, все. Спать сегодня будешь не раздеваясь. Я тоже у тебя в комнате переночую. Если что…
Договорить он не успел – из коридора донеслись крики и громкая ругань, шумно было и во дворе. Петр криво усмехнулся, проверил, легко ли выходит палаш из ножен, и перевел бластер в режим огнемета.
– Спорим на бурную ночь любви, что я всех их за пять минут завалю?
– Не смешно.
– Смешно. Просто ты не понимаешь моего юмора. Он для тебя слишком тонкий и вдобавок тяжелый, как мой бластер. Не для средних умов, так сказать.
– Хам!
– Спасибо, я знаю. – Петр на миг прекратил пикировку и высунулся в окно. Тут же о косяк ударился средних размеров камень и улетел обратно во тьму. – Там их всего-то человек двадцать с дрекольем и факелами. Орут про «смерть еретикам» и «выжечь скверну». И командует, кажись, тот монах, которого я побил, – похоже, так возжелал твоей грешной плоти, что даже о сотрясении мозга забыл.
– Хам!
– Ты повторяешься. Эх, жалко, гранат нет, положил бы их всех и разом… Но тем не менее имей в виду – живой тебе к ним лучше не попадать. Это для меня колья и огонь, а для тебя они наверняка припасли кое-что поинтереснее. Впрочем, если что, я всегда смогу уйти – этот сброд воевать никто не учил, а лес здесь рядом, не догонят.
– А я?
– А ты их отвлечешь. Займешь, хе-хе, чем-нибудь.
– Дурак!
– Возможно. Ладно, хорош дураками жить.
С этими словами Петр, секунду подумав, перевел бластер на стрельбу плазменными сгустками и решительно открыл дверь, в которую уже молотили, подбадривая себя пьяными матерками, чем-то тяжелым. Наверное, чьей-нибудь головой. Сразу двое, потеряв равновесие, влетели в комнату. Один устоял на ногах, но лишь для того, чтобы получить короткий удар в челюсть и улететь обратно, а второй упал, и курсант тут же наступил на него тяжелым ботинком, ломая шею. После этого, не теряя времени, он выстрелил в коридор и тут же захлопнул дверь, навалившись на нее всем телом.
Рвануло так, что дверь едва не снесло вместе с курсантом, – таково уж свойство плазменных сгустков, взрываются они шикарно. Петр помотал головой, избавляясь от неприятного звона в ушах, распахнул дверь, выглянул – ну да, ничего живого, лишь какие-то поджаренные лохмотья на стенах висят да воняют гадостно и тихо потрескивает занимающаяся пламенем стена. Схватив таз с водой, предназначенной для умывания, Петр выскочил в коридор и в два счета эту стену погасил – не хватало еще пожар устроить да запечься, как куры гриль. Вернулся, захлопнул дверь, задвинул щеколду. Все действо заняло меньше минуты. Осторожно, чтоб опять ничем не бросили, высунулся в окно…
Ну, там все стояли молча, разинув рот и глядя вверх. Еще бы – они-то здесь были для массовки и чтоб не дать никому сбежать, и вдруг грохот, треск, огня сверканье, в тучах снова замыканье… А главное, никто ничего не видел. Вот и не поняли пока, что сваливать надо. Ну, как говорится, умный поймет, а проблемы дураков – только их проблемы.