Он вдохнул сам. А я — нет. Моё сердце остановилось в тот миг, когда его вернулось к жизни. Обмен. Сделка. Цена. Не знаю, как назвать. Знал только одно — я сделал то, ради чего пришёл в этот мир.
Я умер как хирург. И вернулся… кем-то другим. Или чем-то. Мир слепил не светом, а его отсутствием. Как будто стерли само представление о том, что есть «я». Но я чувствовал: это не конец. Это перезапуск.
Тело собиралось. В панике, как техник на войне, который чинит аппаратуру, не зная, к чему ведут провода.
Сдавило грудь — сердце вспомнило, что должно сокращаться. Застучал пульс, как капля воды падающая на барабан. Я вошёл в плоть, чувствуя как произошло вшивание с новым телом… Вдохнул — и пожалел. Воздух был пуст. Только мерзкая, тянущая слизь на вдохе…
Это не мое тело, обожгла догадка.
Пальцы не слушаются. Суставы чужие, будто перед смертью я подписал контракт на аренду чужой плоти. Но даже в чужом теле я чувствовал, как оно зовёт, будто пациент.
В связках шла дрожь, словно перед судорогой. Нервная система кричала: почини.
Я не просто вселился, а начал лечить. На ощупь, по памяти, как реаниматор в отключённой операционной.
Это не было возвращением к жизни — это было вшивание. Не меня в тело, а тела — в меня. Я видел перед глазами проекцию схожую с Витрувианским человеком Да Винчи. По телу вместо вен шло множество… каналов? Да, другое сравнение было сложно подобрать. По каналам текла некая субстанция, каналы огибали мышцы, суставы внутренние органы.
То что текло по ним явно заставляло работать организм. Это, черт возьми, жизненная сила — пронзила догадка. От осознания, на миг стало не по себе. Но у меня не было времени, чтобы о чем-либо размышлять.
Я отчетливо видел, что некоторые каналы перебиты и порваны. Места повреждений выглядели, как кровоточащие черным язвы. Они пульсировали, чернота будто вступала в конфликт с жизненной силой, пожирала ее.
Пришло осознание — будто на атласе, я вижу места повреждений собственного тела. Вижу, как чернота все больше расползается по каналам и мое новое тело… стремительно умирает.
Не знаю, как получалось, но усилием воли мне удавалось корректировать ток жизненной силы. Заставлять ее течь в обход черноты.
Это была игра в пятнашки, мне требовалось прокладывать каналы для светлой энергии, обходить очаги черни. Тут либо я, либо меня. Тело плохо подчинялось, но я понял, что если отпущу контроль, меня унесёт обратно, в белое марево.
Осознание пришло сразу. Раньше в прежней жизни я скорее брёл в темноте медицины, как в чужом костюме на два размера больше. Спотыкался, цеплялся за ощущения.
Теперь… будто инструкция появилась. Я понял, что передо мной наглядная настройка человеческого тела, схема сборки биологического организма.
Эх, мне бы такие фокусы раньше в реанимации…
Наконец, мне удалось проложить каналы вокруг черной пульсирующей клоаки, купировать ее и жизненная сила начала стремительно пожирать черноту.
Плоть была все еще не моя, но она отзывалось. Значит, я не просто вселился. Я восстанавливал эту оболочку, которая уже была обречена на смерть.
Справлюсь — выживу. Нет — ариведерчи.
Без паники, Мирошин! Паника не наш друг. У меня был новый шанс, хоть тело, в которое меня запихнули, не принадлежало мне. Но это пока.
Хрип раздался внезапно. Резкий, как рвущийся мех, с влажным «ххгф-фрх».
За ним крик, визгливый, срывающийся, будто кого-то лупили по почкам:
— Ааа-ааа!
Я вдруг понял, что хрипы и визги доносятся из моего рта. Словно чужая боль прорезалась сквозь мою глотку. Я все еще не чувствовал этой боли.
— Бей мясо! — послышался чей-то звериный рык.
А потом раздался звук удара. Мясистый, с эхом, если бы били по манекену, обтянутому кожей.
Глухой шлёпок.
Мясо ударилось о пол, и мясом оказался я.
Что черт возьми происходит⁈
Я заставил себя подняться на четвереньки. Все тело било мелкой дрожью жуткого рассинхрона. Будто я схватился обеими руками за отбойный молоток. Ощущение, что каждый нерв не на своем месте. Каждый сустав откликался с опозданием, я собрался заново, но схемы спутались. Каналы внутри, вновь проложенные, по которым текла энергия, только начинали работать.
И всё равно — усилием воли я встал.
Открыл глаза.
Мир был тусклым. Воздух мутным.
— Добей его, Ивлев! — сбоку кто-то сорвался в визг, дав петуха.
Передо мной стояла фигура в сером. Одежда напоминала кимоно из грубой ткани, как спецовка у рабочих. Я ещё не знал, кто он, но его взгляд не оставлял сомнений: я здесь никто.
Плечи сухие, правая рука замахнулась для удара, лицо перекошено в усмешке.
— Очнулся? — захрипел тот, кого назвали Ивлевым. — Сейчас прочувствуешь стиль Длани Предков!
Чего⁈ Я вскинул бровь, в смысле хотел, но на деле получилась гримаса.
Он шагнул. Я не отступил и… вдруг почувствовал как будто его импульс вошёл в мою нервную сеть. В тот миг я видел его изнутри, как до того видел себя на атласе каналов энергии. Только потоки Ивлева оказались заполнены черными энергетическими струями.
Я видел, как в его коленном суставе, в глубине связки, шел сбой. Чернота канала имела белые вкрапления, для Ивлева бывшими чужеродными по своей природе. Движение его ноги шло без опоры: нерв сработал, но мышца включилась на долю секунды позже. Я не просто увидел слабое место, а усилил поток своей жизненной энергии в его гниль…
Хфрщ!
Хруст был резкий, как у рвущейся парусины.
Связка не выдержала. Колено перекосило, и сустав зажил сам по себе — дёргался, искал опору, которой уже не было.
Он еще не понял, что тело сдало. Сделал шаг и закричал, согнулся, словно его подстрелили, и рухнул, вцепившись в ногу.
Воздух застыл. А потом раздался вопль:
— Он сломал мне ногу! У-у-у…
Я смотрел на него, всё ещё тяжело дыша. И только теперь начинал понимать, что сделал.
Мир всё ещё плыл, как масляная плёнка на воде. Но края уже становились четче, будто кто-то подкрутил фокус.
Мы стояли в просторном зале с бревенчатыми стенами. Интерьер в духе «где-то между буддистским храмом и лагерем для военнопленных». Под ногами — старые тренировочные маты. Затёртые до такого состояния, что сами могли бы преподавать боевые стили.
На дальней стене висел штандарт — тёмно-синее полотнище. На нём раскрытая ладонь, вытканная из старинных узоров. Средний палец перечёркнут чёрной полосой, ниже каллиграфическая надпись: «Приют Длани Предков!».
М-да… идеальное место для того, чтобы тебя поставили в стойку и выбили зубы за неправильный вдох.
Вокруг стояли парни в простых серых куртках с одинаковым выражением удивления, будто они впервые увидели, что мясо может отвечать. По матам валялись такие же, как я новички-болванчики, чьё предназначение ловить ногой в ухо. Груши для отработки ударов. Мясо, как выразился Ивлев. Только мясо, судя по всему, неожиданно оказалось с косточкой.
— Он будто глянул — и связка лопнула… — в голосе удивление сменила опасливая суеверность.
Шепот пошёл по залу, как простуда в общежитии — быстро, хрипло и с последствиями. Все, кто только что дружно подзуживал Ивлева, сделали шаг назад, синхронно, будто по команде. Ну да, зачем стоять рядом с человеком, который ломает кости взглядом.
Теперь они смотрели не на «мясо». Теперь я был чем-то другим. Или кем-то. И вот это «кем-то» им определённо не нравилось.
И все эти двадцать человек мигом встали в боевые стойки, окружив меня, с трудом стоящего на ногах, в кольцо.
— Зачем ты здесь⁈ — последовал вопрос возбужденной толпы.
Глава 2
Зачем? Вопрос философский. Честно, мне было бы куда проще доказать гипотезу Пуанкаре, чем сказать зачем я здесь!
А вот то, что сразу два десятка парней решили надрать мне зад — это уже практический вопрос.
Я понимал, что в нынешнем своем состоянии не справлюсь и с котенком. Да умереть я новому телу не дал, но и последние силы ушли на то, чтобы обезвредить первого нападавшего.
Я уже думал о том, как получше сгруппироваться, когда меня начнут бить двадцать пар ног, как вдруг:
— Отставить! — раздался хриплый голос со стороны входа.
Заслышав команду, все парни опустили руки, вытянулись по струнке, тотчас позабыв обо мне.
Тишину разрезал шаг — мягкий, почти неслышный. Из глубины зала вышел старик. Типичный архетип: седой, сухой как щепка, с посохом и видом человека, который давно перестал удивляться чему бы то ни было. Волосы собраны в пучок, длинная борода в комплекте. Всё как положено у людей, способных одним словом вызвать инсульт.
Но глаза… да уж. Я почувствовал дискомфорт при взгляде старца. Ни белков, ни зрачков. Сплошная «фантазия ученика чёрного мага на свободную тему». Будто кто-то залил ему в глаза чистую ртуть. Даже яркий солнечный свет из больших окон предпочитал обходить их стороной… Вполне разумное решение, кстати. На груди у него крепилась нашивка в виде раскрытой ладони, как на плакате на стене.
Я отчетливо понимал, что старец буквально пропитан изнутри той самой черной гнилью. Вены на лице, да даже капилляры, были черного цвета… Субстанция, которой я не дал подступиться к себе, сожрала этого дедушку, наполнила, как сосуд до верхов…
Все при появлении старика пали ниц. Все, кроме меня. Я понимал, что если снова сяду, то вряд ли уже встану. Покачиваясь, я остался стоять на ногах.
Ноги гудели, как после многочасовой медитации на гвоздях. Рёбра саднили, и левая рука почти не разгибалась — кажется, один из ударов пришёлся в нерв, полностью обездвижив сустав. Я начал чувствовать боль нового тела и ощущения были непередаваемые.
Но хуже всего была рана на груди. Мокрая, рваная, она сочилась липкой кровью, пропитывая одежду. Похоже, именно эта «дырочка» добила того, кто был здесь до меня. Я прекрасно понимал, что с такими увечьями не живут.
Думаю, что понимал это и старик, глядя на мое состояние. Он так ничего и не сказал. Просто повернулся к Михаилу, чья нога уже начала распухать.