Прежде всего днем небо не синее, а темно-фиолетовое, по нему катится маленькое, блистающее, бело-голубое солнце. Тени от солнца похожи на лунные — четкие, очень густые. Упадет в эту черноту нож или гаечный ключ, без фонаря не отыщешь.
Марсианский день чем-то напоминает театральные сумерки, когда из зрительного зала хорошо видно, что происходит на сцене. Космонавта долго не покидает тревожное ощущение нереальности окружающего; с непривычки делается как-то зябко и неуютно даже в прекрасно обогреваемых, очень легких и удобных скафандрах.
Если войти в тень корабля, можно разглядеть на дневном небе самые маленькие звезды. Особенно хорошо видна чудесная голубая звезда — Земля. Рядом с ней, почти касаясь ее, желтая звездочка — Луна.
По-разному ведут себя две марсианские луны, два спутника, оживляющие небо над Марсом.
Вот на востоке из-за горизонта показался Деймос. Он кажется маленьким, величиной с пятак. В течение двух с половиной суток он будет не спеша плыть по небосводу, пока не сойдет за горизонт, чтобы через три ночи вновь появиться на востоке.
У Фобоса совсем другой характер. Он не появляется, а стремительно вырывается из-за горизонта. Желтый, немного сплющенный с боков маленький диск быстро скользит по небу навстречу Деймосу, постоянно увеличиваясь в размерах. Через два часа после восхода Фобос достигает зенита; площадь диска в три раза больше, чем была у горизонта.
Но вот Фобос заспешил вниз, «худея» на глазах. Вот он встретился с Деймосом, луны разминулись, и Фобос скрывается за горизонтом, чтобы через четыре часа вновь появиться на западе.
Первая вылазка.
Из носового отсека «Вихря» по трапу медленно сползает самоходный, внушительных размеров агрегат — аресограф.
Около двухсот физико-химических анализов атмосферы и грунта Марса производит и передает их результаты по радио на Землю этот сложный комплексный прибор. Данные эти очень нужны ученым и специалистам, создающим космическую технику, а главное, они помогут создать точную искусственную модель Марса.
Аресограф на поверхности планеты. Как и все механизмы, доставленные с Земли, он окрашен флюоресцирующей голубовато-белой краской, чтобы выделяться на красно-бурой поверхности Марса.
На месте водителя в зеленом скафандре восседает Василий Карпенко. Марина — скафандр на ней голубой — забралась на шасси и машет рукой Акопяну и Калантарову. Роста они одинакового, лиц сквозь золотистые щитки гермошлемов издали не разобрать, различают их сейчас по скафандрам: в красном — Сурен, в светло-коричневом — Жора.
Едва слышно зашумел двигатель, аресограф тронулся, пополз по Марсу, оставляя за собой два гусеничных следа.
Холмистая равнина. Вокруг, по горизонту, невысокие горы. В трех километрах от «Вихря» на небольшом пятачке среди скал будет установлен на приколе аресограф. Место это выбрала Земля, использовав для расчета видеозапись корабельной телекамеры кругового обзора и данные «жуков». Тут нет пыли, нет и ржавых обломков песчаника, которые то и дело приходилось объезжать по дороге.
Карпенко уверенно справляется с управлением тяжелой машиной. Через двадцать минут якоря намертво закрепили аресограф на площадке среди скал. Остается сориентировать передающую антенну, проверить каналы связи, и можно включать программу автоматической лаборатории.
А вот Марине никакой автомат не в состоянии подсказать, в каком месте и с какой глубины брать пробы грунта на органику. Конечно, для экспресс-анализа на борту «Вихря» можно брать сколько угодно проб, но гарантии обнаружить признаки жизни, если она распространена на планете неравномерно, почти никакой, а термостатов для хранения проб у Марины ограниченное количество.
…Сегодня наконец установлен последний, третий радиомаяк.
Каждое утро, едва забрезжит рассвет, вездеход с космонавтами отправлялся по новому маршруту за сорок-пятьдесят километров к месту установки очередного маяка. Возвращался он к вечеру, когда садилось солнце и на западе низко над горизонтом зажигалась самая яркая звезда марсианского неба — голубая планета Земля.
Последние два дня на корабле оставалась одна Марина. Дел у нее было немало, но, как бы она ни была загружена, старалась выкроить время для экспериментов, которые особенно интересовали ее.
Марина заметила, что за время полета каждый из членов экипажа в чем-то стал совершенно другим. Иными становились потребности и запросы. Например, только в первые два-три месяца в разговорах на борту космического корабля проскальзывали чисто земные интересы. И только в эти месяцы общий психофизиологический статус космонавтов был похож на земной.
Совершенно отличные от земных условия полета вызывали изменение жизненных ритмов. Видоизменялся эмоциональный настрой, уменьшались затраты сил и энергии на управление кораблем, постановку экспериментов. Результаты, качество, чистота опытов оставались прежними. Бесспорно, это адаптация, привыкание человека к новым условиям.
Планирование марсианской экспедиции проводили, согласуясь с теорией, что иные, сильно отличающиеся от земных условия жизни — вредный фактор. Предполагалось, что со временем эффективность работы экипажа будет падать. Так оно вначале и было. Дальше четырех-пяти месяцев полета не стали загадывать, попросту еще не было на Земле нужных данных для точного расчета.
Необходимо было научиться одновременно учитывать очень много факторов. Например, мускульные движения в невесомости совершать легче. Не протекают ли иначе и какие-то более важные биохимические процессы? Как влияет на человеческий организм изменяющееся в полете магнитное поле? Может быть, это изменение таит нечто стимулирующее человеческую деятельность?
Марина уже давно пришла к выводу, что при всей изменчивости критерия К, зависимости его от настроения и других сиюминутных обстоятельств в целом он у всех сейчас выше, чем прогнозировалось на Земле.
В ходе полета оперативные навыки оттачивались, становились тоньше, чувствительнее. Вначале напрашивалось простое объяснение: чем больше времени виртуоз тратит на репетиции, тем блистательнее он выступает перед публикой. Но потом, когда этот процесс стал развиваться, когда в него втянулись механизмы высшей нервной деятельности, Марина поняла, что организм человека не просто приспособился к новым условиям, он вышел на более высокий уровень деятельности. Сработали механизмы самонастройки и саморегуляции!
Резко сократилось время сна — вместо семи часов члены экипажа спали три-четыре часа.
Нет, это не бессонница. В новых условиях человеку требовалось меньше времени для восстановления своих сил, чем на Земле, так как и тратилось их меньше.
Пока велся монтаж радиомаяков, Марина провела сравнение, насколько производительнее труд космонавтов на Марсе по сравнению с теми же работами на Земле.
Для подробного исследования она выбрала командира, Меркулова и Карпенко, конечно, не подозревавших это. Данных для сравнительного анализа было предостаточно. Марина вела не только хронометраж работ, но скрупулезно учитывала калорийность пищи, качество и продолжительность сна, общее физическое состояние.
Она следила, чтобы микроклимат на корабле был оптимально комфортабельным — побольше света и кислорода, постоянные влажность и температура, вентиляция кают и отсеков лесным и морским воздухом. Пусть быстрее восстанавливаются силы экипажа!
Научные эксперименты отнимали у Марины много времени, а забот и без этого было немало: отбор проб грунта и атмосферы, связь с Землей, повседневные медицинские обязанности. Наконец, она хозяйка дома! Мужчины всегда не очень-то охотно дежурили на кухне, теперь Марина полностью освободила их от этого тяжкого для них бремени.
Чтобы со всем управиться, многое приходилось делать в ночные часы. Иногда на сон оставалось не более двух часов. Но, как ни странно, встав утром и приняв душ, она чувствовала такой прилив сил, как будто только вчера вернулась из отпуска.
Одна из обязанностей Марины — проверка выходных скафандров. Вот они разложены на полу рабочего отсека: синий — командира, зеленый — Карпенко, желтый — Меркулова, светло-коричневый — Калантарова, красный — Акопяна. И ее, Марины, — голубой.
Мужчины, утомленные дневной работой, давно уже спят по каютам, а рабочий день Марины продолжается. Сейчас диагностическая машина выдаст новые расчеты, еще минута, и бесшумно задвигалась каретка. Марина нетерпеливо подхватила выползающую ленту.
На ней характеристики производительности труда, полученные при проверке скафандров на одной из земных тренировок. А это характеристики в условиях работы на Марсе.
Спокойно, спокойно, говорит она себе… Даже на первый взгляд все показатели лучше. Сейчас машина даст точный ответ…
— Вот это да! — не сдержавшись, восклицает она. — Показатели на Марсе на двадцать восемь процентов выше, чем на Земле!
Она открыла шкафчик, сделала бутерброд с колбасой, запила холодным яблочным соком. Нет, спать еще рано! Необходимо надиктовать на ленту магнитофона отчет о сегодняшних событиях.
Задача очередного рабочего дня: установка автоматической станции радионавигации и подъем флагов Земли.
Помахав на прощание отъезжающему вездеходу, Марина поднялась на корабль. Аккуратно сложила скафандр, полистала план работ на сегодняшний день, посмотрела на рядок контейнеров с первыми пробами марсианского грунта и не удержалась от искушения.
«Один, только один самый простой анализ!» — убеждала она себя. Руки подхватили контейнер, поместили его в защитную камеру. Перенося из одной камеры в другую, она освободила наконец чашку Петри — плоское блюдечко с универсальной питательной средой.
Что это?
Марина не верила своим глазам: гладкая поверхность питательной среды усыпана блестящими бляшками, похожими на колонии микроорганизмов.
Неужели жизнь?!
Марина без сил опустилась в кресло.
Нет, так сидеть нельзя!
Фотокамера! Надо немедленно сфотографировать это чудо!
Один кусочек колонии — на столик микроскопа, второй — на химический анализ. Скорее, скорее!