За то время, пока он говорил, я успел оглядеться. Невзрачные серо-зелёные стены, старая, основательная мебель из прежних, лучших времён, настольная лампа с зелёным абажуром, пыльные стёкла окна.
— Понятия не имею, — ответил я, садясь в кресло без приглашения, так как понял, что вряд ли его дождусь. — Возможно, какая-то ошибка. Они и вчера вечером от меня что-то хотели, несмотря на то, что я только пришёл в себя.
На последнюю мою фразу отец тяжело вздохнул и закрыл лицо руками. Так он сидел с минуту, видимо, собираясь с мыслями. А потом всё-таки положил ладони на стол и пристально вгляделся в моё лицо.
— Если они у тебя что-то найдут, я противодействовать не буду, — проговорил он ровным, но расстроенным голосом. — У меня на тебя больше нет сил. Из-за тебя теперь погибнет твоя сестра, моя дочь. В отличие от тебя, она — умница, красавица, магией не обделена. И жених у неё из о-очень, — он показал пальцем в потолок, — высокого рода. А ты… — он замолк на полуслове, а я вспомнил слова брата.
— Даже сдохнуть для пользы дела не смог? — уточнил я, глядя ему прямо в глаза. — В нормальных семьях это считается достижением.
— Не в этом дело, — ответил Дмитрий Анатольевич, хотя я видел, что именно в этом. — А в том, что ты бесполезен для рода, в частности, и для общества, в целом.
— Послушай, отец, — меня даже не обидели его слова, так как они были заблуждением, в которое он по какой-то причине верил. — Каким вы меня с матерью родили, такой и есть. И стыдиться мне нечего. Не слышал я, чтобы человека укоряли только лишь фактом его рождения.
— Ну знаешь, что! — а вот мне своим непробиваемым спокойствием, кажется, удалось вывести из себя главу семьи. — Ты ни в магии не силён, ни в науках, ни в каком-либо деле. Ты — паразит, который сидит на моём горбу, но при этом вместо помощи от тебя один лишь вред. Ты не учишься, не работаешь, только катаешься на мотоцикле и прожигаешь жизнь в своё удовольствие! И это в то время, когда твой род испытывает нужду!
— Судя по всему, ваше отношение ко мне такое, что помогать вам и не хочется, — ответил я, спокойно глядя на побагровевшего отца из кресла. — Но вот сестру мне и правда жаль, — я прислушался к внутренним ощущениям, но снова ничего не ощутил. — Насколько я успел узнать в больнице, есть способы помочь ей и без пересадки, а лишь используя целительскую магию. Почему вы не можете воспользоваться этим вариантом?
На самом деле, конечно, ничего такого я не выяснял. Скорее, сработала интуиция. Или та же самая часть моего сознания, которая узнавала предметы, понимала язык и удивлялась чему-то для него необычному. Я точно знал, что такое возможно, поэтому и сказал.
— Ты что, с луны свалился? — неприязненно проговорил отец, бросив на меня презрительный взгляд. — Откуда у нас такие деньжищи? Или ты ограбил банк, чтобы оплатить целительские услуги? Поэтому у тебя в комнатах проходит обыск?
— Нет, не поэтому, — размеренно ответил я, игнорируя любые попытки отца выйти на конфронтацию, так как на данный момент меня интересовало совершенно другое. — А она сейчас в больнице?
— А где ж ей ещё быть? — выплюнул Дмитрий Анатольевич. — Хотя, конечно, твоими стараниями она переедет в семейный склеп.
Независимо от того, что говорил этот неприятный мне человек, я не собирался плевать на сестру. Если это в моих силах, то я обязательно помогу ей. В конце концов, как я понимаю, для этого нужны только деньги. И раз уж их нет у моего отца, то они, наверняка, есть где-то ещё.
— Всё понятно, — проговорил я, поднимаясь с кресла. — Разрешите идти? А то у меня обыск.
— Я не для того тебя вызвал, — проговорил он сквозь зубы, усаживаясь на своё место. — А потому, что мне надо тебя предупредить: на твоё довольствие у меня денег нет. Кормить и одевать я тебя не смогу, другими словами. Так что крутись, дорогой мой сын, с этого дня, как хочешь.
Я посмотрел на него с некоторым удивлением, но без враждебности.
— Уж не знаю, как такое скажется на репутации в обществе, — ответил я с лёгкой усмешкой. — Но я постараюсь никому не говорить, что род Могучих — банкрот.
— Да как ты смеешь⁈ — он снова стал багроветь и приподниматься из-за стола.
— Да вы сидите, сидите, папенька, — ответил я таким тоном, что Дмитрий Анатольевич аж зарычал. — Только скажите, на данный момент у меня совершенно никаких ресурсов нет?
— Возвращайся в академию, — нехотя ответил тот. — Таким недосилкам, как ты, там из жалости стипендию платят. Заодно можешь и подработку взять. Грамотные люди во все века нужны были. Даже если разгильдяи вроде тебя.
С этим напутствием я и удалился.
Обыск к тому времени в моих комнатах закончился. Камердинер сказал, что «их главный» ждёт меня внизу, в холле. Я заглянул к себе, увидел разбросанные вещи, вздохнул и пошёл вниз.
— Пойдём-ка выйдем, — сказал мне полковник и указал на дверь.
— Вы попробуете меня похитить, а мне это ни к чему, — ответил я, усаживаясь напротив него. — Хотите что-то сказать, говорите тут.
— Послушай меня, юнец, — он склонился прямо к моему уху, и я снова почувствовал перегар, который он пытался скрыть магией. — Ты себе даже не представляешь, во что ты ввязался! — это всё он произносил столь горячим шёпотом, что, полагаю, было слышно и на втором этаже. — Тебя сомнут, измельчат, сделают подкормкой для кактусов!
— Почему именно для кактусов? — поинтересовался я в полный голос.
— Хватит паясничать! — кажется, я злил сегодня всех, с кем успел пообщаться. — Я же тебе добра желаю!
— А это теперь так называется? Понятно, — ответил я, кивая головой. — А я думал, это угрозы.
— Слушай сюда, — терпение Голицына явно закончилось. — Я тебе сейчас оставлю адрес. Туда принесёшь Тайнопись. Иначе завтра я приду с уловителями и разберу весь этот дом по кирпичику. Твоему доброму отцу это вряд ли понравится, так что выбирай.
— Да я даже не понимаю, о чём вы, — ответил я, разводя руками. — Если вы закончили, то прошу извинить, у меня ещё много дел.
Холл, в котором мы разговаривали, походил на продолжение отцовского кабинета. Безликий, серо-зелёный, с самими простыми креслами для ожидающих.
Полковник склонился ко мне совсем близко и зашептал мне в ухо:
— Ты даже не сможешь воспользоваться Тайнописью, потому что не знаешь, что это такое и для чего нужно. Может быть, тебе это расскажет трибунал, но не думаю, что он станет рисковать собственной головой. За этим артефактом сейчас гоняется половина спецслужб империи, весь криминальный мир и ещё силы других держав. Это просто, чтобы ты понимал, какие ставки в этой игре. Тебя смахнут с доски, даже не заметив. Думай, юноша, думай.
И после своей речи он уставился на меня с таким видом, словно я сейчас всё брошу и достану то, что ему нужно. Но я лишь покачал головой на его слова.
— Я до сих пор не понимаю, с чего вы взяли, что у меня есть некая вещь, которую вы называете Тайнописью, — и я увидел ярость, полыхнувшую в его глазах; если бы мог, он обязательно убил бы меня. — Просто напомню, я был в коме и только вчера вечером очнулся. И не представляю, что вообще происходит.
— Что ж, видят боги, я пытался, — поднимаясь, проговорил Голицын. — Но знайте, что на ваши похороны государство не даст ни копейки. А ваша жизнь и ломанного гроша теперь не стоит.
Он вышел, а я остался сидеть в дешёвом и не особо удобном кресле. Мне нужно было составить план действий. И на данный момент он выглядел так:
Первое: попытаться помочь сестре победить болезнь, а для этого нужно второе.
Второе: связаться с Борисом, так как у него в любом случае должны быть знакомые в данной сфере, но для них нужно третье.
Третье: достать достаточно денег.
И, наконец, не связанное с предыдущими пунктами четвёртое: связаться с академией, узнать, что нужно сдать для поступления.
Почему-то находиться в родовом доме, где только и делали, что меня в чём-то упрекали, я не хотел.
Потом я захотел дописать ещё пятое… Что надо будет попытаться достать обратно Тайнопись из того места, куда я ту спрятал, но потом я передумал. Раз за артефактом идёт такая охота, то пусть лежит там, где до него сложно дотянуться.
И тут раздался звонок во входную дверь. Камердинер вышел во двор, чтобы узнать, кто пришёл. Вернулся он почти сразу.
— Там снова к вам, — сказал он мне, поклонившись. — Полицейские. Говорят, что для свидетельских показаний. Пригласить?
— Я сам выйду, — ответил я, чем, наверное, совершил большую ошибку.
Перед громоздкими въездными воротами меня ждали два полицейских. И одного из них я хорошо помнил. Это был непосредственный помощник Рената Каримовича, всё время пытавшийся ему угодить.
— Здравия желаю, — сказал он, кивнув своей спутнице, которую я вчера не видел. — Разрешите поговорить с вами по поводу вчерашнего происшествия.
— Да конечно, — ответил я.
И в этот же момент понял, что опять не могу дышать. Что-то пережало мне доступ к кислороду.
Хотя реальность оказалась даже хуже. Моему сознанию перекрыли доступ к телу. А прямо в голове раздался визгливый голосок:
— Извини, дружок. В этом теле есть место только для одного из нас.
И тут же я увидел, как полицейский с перебинтованной рукой рухнул на мостовую.
Глава 5
Я задыхался. Но ошибочно решил, что меня душат. На деле это было совсем другое. Не материальное. Но легче от этого не становилось. Я не мог дышать и пошевелиться тоже. Я умирал. Снова.
В какой-то момент я даже подумал, что это нечто вроде паралича, который был виноват и в том, что потемнело в глазах, и в негибкости мышц. Но тут голос в сознании добавил.
«Ничего личного, я — профессиональный попаданец, и делаю своё дело. Ты просто оказался в неудачное время в ненужном месте, — он даже будто сожалел о том, что прямо сейчас пытался меня убить. — Прости».
И да, в чём-то это действительно было похоже на удушение. Попав в моё тело, он передавил ментальную пуповину, которая связывает душу и тело. Именно поэтому ощущение было схожим с тем, что чувствуют люди, которых душат.