Магистр Эрсита потянула за шнур. Где–то внизу, в мокром подвале, звякнул колокольчик. Рабы уперлись пятками в каменный пол и налегли плечами на широкие лопасти. Колесо медленно повернулось. Главный Купол чуть разжал плоские челюсти. Сквозь щель в полумрак Обсерватории ворвались узкие клинки лучей только что проглянувшего солнца. Обскура перехватила их на полпути, сжала и метнула на белый экран.
— Тридцать крупных пятен, магистр, — сказала Еленка.
— Светило опять неспокойно, — сказала Эрсита.
Она подошла к кровати Мета:
— Учитель, солнце сегодня злое. Вам плохо? Мет тускло улыбнулся:
— Да… жмет… здесь…
Из легких его со свистом вылетал воздух.
Эрсита кивнула Еленке:
— Идите, мира Ель, вы на сегодня свободны. Завтра у нас последнее занятие, если только…
Бледность растеклась по ее лицу, она подышала на холодные ладони. Так что, будьте добры, повторите солнечные координаты светил и их классификацию по Иппариану.
Магистр поклонилась ученице.
Еленка, натягивая перчатки, спустилась вниз по скрипучим ступеням. Вокруг суетились служители Обсерватории: одни несли бархатные покрывала и четки, другие — погребальные факела.
— Если она не выйдет, то они разнесут все по пылинкам! Понял?! раздался крик из–под лестницы.
Еленка остановилась и посмотрела вниз через перила.
— Не вопи, пыленыш. Она выйдет. Она — не ты, — сказал хриплый голос.
В темноте под лестницей сплюнули. Мира Ель почувствовала, что ее разглядывают. Тот же хриплый голос сказал тихо:
— Пошел, пошел отсюда… А то эта красотка прищелкнет тебя за…
Еленка вышла на улицу. Солнце прицелилось в нее из щели между домами. Из харчевни напротив пахнуло тухлой рыбой и ореховым маслом. Две маленькие девочки сидели в луже за каретой, ковыряясь в грязи. Еленка бросила им монету и со смехом смотрела, как они, визжа, бултыхаются в грязной воде.
Мира Ель раздвинула пестрые шторки на окнах ландо и растолкала возницу. Переваливаясь, словно утка, на выбоинах дороги, карета отправилась к посольству Дианеи. Мира Ель смотрела в окно.
Сегодня тельские жители красовались в медных нагрудных бляхах и нарукавниках по случаю рождения Птицы–воина. Женщины совсем исчезли с улиц. На помосте, где утром убили чеканщицу, четверо комедиантов играли веселую пьесу: помятая «узница» в тяжелых веригах пела севшим от пьянства голосом, а трое «разбойников» отпускали в ее адрес шуточки и пинки. Блестящая толпа весело смеялась.
Солнце дрожало в оконных пузырях и дождевых лужах. Под порывами ветра пели флюгера. С голубятни возле рыночной площади взлетела стайка почтовых голубей. Хранитель голубятни сложил руку козырьком и смотрел им вслед.
Мира Ель быстро отвернулась и остереглась:
— Прочь!
Ландо покачнулось. Еленка осторожно выглянула в окно. Голуби растаяли, а хранитель спустился вниз, в харчевню, поближе к кувшину вина и бараньему ребру. «Ты, властитель великий и щедрый, будь доволен нами. Мы — дети меча твоего — тоже живем в крови и равнодушны к людям…» — Еленка мысленно продекламировала спасительный стих.
Ландо встало. Еленка прошла через услужливо распахнутую дверь. Караул в дверях в приветствии поднял кинжалы. Мира Ель побежала по полутемным коридорам, с наслаждением сдирая с себя праздничную мишуру. Она пролетала сквозь снопы солнечного света, врывающегося в залы и коридоры через щели в стенах.
Возле двери в спальню друг–телохранитель кивком поприветствовал Еленку.
Мира Ель бросилась на кровать. Она вытерла потный лоб о край шелкового полога и лениво перелистнула книгу на подставке у изголовья.
«… война — это великое дело для государства, это почва жизни и смерти, это путь существования и гибели. Это нужно понять.
Поэтому в ее основу кладут пять явлений.
Первое — Путь, второе — Небо, третье — Земля, четвертое — Полководец, пятое — Закон.
Путь — это когда достигают того, что мысли народа одинаковы с мыслями правителя, когда народ готов вместе с ним умереть, когда он не знает ни страха, ни сомнений.
Небо — это свет и мрак, холод и жар; это порядок времени.
Земля — это далекое и близкое, неровное и ровное, широкое и узкое, смерть и жизнь.
Полководец — это ум, беспристрастность, гуманность, мужество, строгость.
Закон — это воинский строй, командование, снабжение.
Нет полководца, который не слыхал бы об этих пяти явлениях, но побеждает тот, кто усвоил их; тот же, кто не усвоил, не побеждает…
Еленка зевнула. Под зажмуренными веками вспыхнул блик белого охотничьего костюма… Палач–недоумок разорвал одежду чеканщицы. Толпа радостно взревела. Воровка закричала. Снова взвыла толпа…
Еленка подняла голову, потерла припухшие со сна глаза. За окном густели сумерки. В окнах соседнего дома отражалось выпуклое море и кривые пляшущие языки костра.
Хриплый надрывный крик порвал мерный шум морского прибоя. Еленка вскочила. Внизу, на площади Побережья, замерли люди. Возле помоста полыхал великанский костер, облизывая кончиками раздвоенных языков капитель одинокой полуразрушенной колонны. И снова крик. Кричала женщина. Толпа вскинула вверх руки и опять заорала. В ее голосе звучали радость и злорадство.
Мира Ель пригляделась к помосту. Ей стало плохо, в сердце вонзился тупой кинжал. Она повернулась и сделала два шага к выходу… В дверях стоял друг–телохранитель. Он переложил копье в правую руку и наклонил вперед, в сторону Еленки. Мира Ель лунатично махнула рукой. Солдат покачал головой. Губы девушки что–то слабо шепнули. Крик…
Еленка повернулась к окну.
В кольцах на помосте умирала Эрсита. Нагая магистр, скрученная до вывихнутых плеч, была накрепко придавлена к помосту. Двое палачей склонились над ней… Крик!.. и срывали с нее кожу морскими раковинами… Крик!.. Еленка прижалась лицом к ледяной решетке. Палачи устали, пот блестел на покатых лбах, мышцы, словно бычьи пузыри, перекатывались под кожей. С бород капала кровь… Крик!.. Красные босые ноги топтались в лужах крови.
Маленький палач разогнул спину и, покряхтев, вытер раковину о край фартука. Второй перерезал веревки на останках. Вдвоем они подняли тело, раскачали и швырнули на костер.
— А–а–а! — взорвалась толпа.
Солдаты оцепления вскинули алые щиты.
Костер задымил черной сажей. Над Телем повис стон облегчения.
Мира Ель взглянула на Главный Купол. Его пасть была по–прежнему приоткрыта. Там в свете погребальных факелов на бархатном ложе умирал магистр Мет — единственный магистр, не оставивший преемника.
Еленка в бешенстве опрокинула стол с небесной сферой и затоптала светильник.
Из проема двери черной тенью вырвался воин. Он сбросил шлем с запыленной траурной кокардой и сказал:
— Мира Ель… великий Кер при смерти…
Еленка тупо посмотрела на него.
Allegro con moto
Коль обо мне ты с любовью подумал, Подол приподняв, через Чжэнь перейду. Если совсем обо мне ты не думал, Нет ли другого на эту беду'
Любящие законность люди царства Чжэн
Смерть чеканщицы Сеены, пытки Эрситы, зловещая стая голубей, плесневелый Тель — все сжалось, все исчезло, смылось горячей волной обиды и отчаяния. Осталось только одно… «Не она, а ты — бедная девочка…» Только миллиард золотых фиер и запах крови, вина и человеческой крови… «Да ты, Еленка, уже совсем взрослая…»
В Королевском зале дворца Апротед стоял тяжелый чад сальных светильников. Обнаженные по пояс врачи бегали из угла в угол, неся чашки с кровью, орлиным пометом и странным белым порошком. Возле ложа отца громоздилась угловатая фигура его друга–телохранителя. Воин тяжело дышал, словно загнанный жеребец, и мерно массировал грудь больному королю.
Жесткий кашель тряс тело Кера. Еленка тихо подошла к ложу и села на пол. Она взяла в свои ладони костистую руку отца и положила себе на плечо. Король затих, кашель прекратился. На черных губах выступила мелкая розовая пена. Кер с трудом отворил глаза. Ребром руки мира Ель вытерла губы отца и осторожно приложила к его горячему лбу свой помятый предплечник.
— Еленка, — сказал Кер. Девушка приложилась щекой к жесткой щеке отца. Кер поднял забинтованную руку:
— Еленка… меч… врага!.. Скорей!.. Мира Ель суетливо вскочила. Ее взгляд метнулся по белым стенам зала.
— Ты, — коротко сказала она. Ее палец уперся в друга–телохранителя.
Мира Ель помогла отцу приподняться.
Меч выпадал из слабеющих рук Кера. Он с трудом сел на край ложа, облокотившись на деревянное изголовье. Узкие глаза под темным шрамом белели предсмертной мутью. Полководцы у стены встали, каждый возле своего шлема, лежащего на полу.
— Еленка… врага! — повторил Кер.
Он поднял голову, и в глазах его заискрилась знакомая боевая медь. Король попытался встать. Еленка подставила плечо.
— Я жду… — сказал Кер.
Его могучую фигуру потряс мокрый, раздирающий легкие кашель. Мира Ель вытерла с лица кровавые брызги. Король грязно выругался.
Друг–телохранитель вытащил меч. Кер оттолкнулся от плеча дочери и сделал первый выпад.
Ответный удар пришелся в панцирь. Блаженная улыбка заиграла на губах короля, глаза вспыхнули ненавистью. Нервная дрожь прошла по плечам. Изо рта вырвался звериный взрык. Кер сделал шаг и повалился на друга–телохранителя. Тот взмахнул оружием. Из вены на шее в ворот панциря ударила грязная кровь. Король с хрустом сдавил челюсти. Все услышали, как крошатся зубы. Тело с глухим шумом рухнуло на пол. По искусной мозаике потекли струйки крови.
Друг–телохранитель безумно огляделся, встал на одно колено над телом .короля, и меч тонко пискнул, прикоснувшись к человеческому горлу.
Полководцы уложили друга–телохранителя на одно ложе с Кером. В мир воспоминаний король уходил плечом к плечу с самым верным человеком, переложив заботы о процветании Дианеи на детские плечи своей дочери.
Мира Ель, упорно не поднимая глаз, смотрела в пол, на пятно крови. Оно расползалось, темнело. Из страшного видения оно превращалось в мусор словно нечаянная капля жира с обеденного стола Претогора–творца…