Тофик Гусейнов ничем особенным не выделялся среди многих советских юношей и девушек. Это был вихрастый, подвижной мальчик с торчащими ушами. К пятнадцати годам он вдруг как-то сразу вытянулся, раздался в плечах, его стали называть Боцманом. Тофик любил море и после окончания школы мечтал поступить в Каспийское военно-морское училище.
Как и многие наши школьники, он страстно любил книги. На отдельной полке у него стояли «Повесть о настоящем человеке», «Молодая гвардия», «Сильные духом». Но, пожалуй, самой любимой была повесть «На дальних берегах», которую написали азербайджанские писатели Гасан Сейид-бейли и Имран Касумов. В этой книге они рассказали о подвиге Мехти Гусейн-заде — художника и храброго партизана, который в годы войны на берегах Адриатики показал чудеса героизма. Сейидбейли был соседом Тофика. Приходя к писателю, мальчик мог часами слушать рассказы о любимом герое. А сколько было восторга, когда пришла весть, что Мехти посмертно присвоено звание Героя Советского Союза!
Тофик появился на свет в тяжёлый год войны. Когда он произнёс слово «папа», его отца не было рядом с ним, он сражался за Родину. На фронте были и братья отца: старший, Махмуд, и младший, Мухтар.
Когда окончилась война, Тофик подрос, он часто просил отца и дядей — а они жили вместе, одной семьёй, — рассказать о пережитом. Мухтар вернулся домой майором запаса, имея девять правительственных наград. Было о чём рассказать и дяде Махмуду, старшине-танкисту. С особым вниманием слушал Тофик его рассказы о том, как в 1942 году он спас тонувшего во время переправы через Дон комиссара полка, как он вынес с поля боя раненого командира взвода.
С раннего детства воспитывал Тофик в себе бесстрашие, вырабатывал силу. Он увлекался подвижными играми, спортом. Не случайно Тофик стал лучшим баскетболистом школы. К тому же он метко стрелял, научился водить машину.
Добрый, отзывчивый, жизнерадостный, хороший товарищ — таким останется Тофик навсегда в памяти людей, будет служить примером всем ребятам нашей страны.
Вот почему в школе, где он учился, часто повторяют: «Герой умирает, но имя его живёт». А ученики гордятся тем, что их школе присвоено имя Тофика Гусейнова, посмертно награждённого медалью «За отвагу».
Г. ЮркинаПОЕДИНОК
Рисунки О. Шухвостова.
Когда Эмма вбежала в дом, в глазах её плясали весёлые искорки, а на лице, таком радостном, возбуждённом, словно ещё играл отсвет костра. Чёрной птицей метнулась навстречу тётка Марта:
— Вот оно, антихристово племя! Радуйся, отец!
…Удары сыпались один за другим, обжигая тело, кровавые рубцы взбухали на спине, на ногах. Съёжился в углу младший брат, в ужасе зажал уши. А тяжёлый ремень всё свистел и свистел в воздухе. Девочка уже не могла плакать. Лишь на секунду Эмма отняла руку от лица, чтобы взглянуть в глаза отцу, но увидела над собой искажённое злобой, ставшее вдруг таким чужим лицо — лицо палача.
— Сожгу, сожгу твою красную тряпку! — с ненавистью прошипел отец, и тяжёлая ремённая пряжка оставила на щеке девочки кровавый след.
Не могла сопротивляться Эмма — слишком неравными были силы, не могла вырваться и убежать — слишком цепкими и жестокими были руки отца.
И всё-таки это был поединок! Поединок между служителем бога, способным во имя религии на убийство, и маленькой, хрупкой пионеркой, осмелившейся наперекор всем «божьим людям» надеть пионерский галстук!
Лишь когда Эмма потеряла сознание, Азов Гертер бросил ремень.
— На всё твоя святая воля! — перекрестился он перед иконой и подумал о старике Гертере, своём отце.
Если бы старик был жив, он похвалил бы сейчас Азова за то, что сын так беспощадно выбивает «дух антихриста» из непокорной девчонки…
Это произошло в Сибири, в деревне, расположенной совсем недалеко от Омска, 19 мая 1959 года, в тот самый день, когда вся страна расцветилась пионерскими знамёнами. В большой ребячий праздник — день рождения пионерской организации.
Знала ли Эмма, что с такой лютой ненавистью встретят её дома? Да, знала. Отлично помнила она предсмертный наказ умирающего деда, ярого проповедника веры Христовой.
В тот последний день около кровати умирающего проповедника столпились самые фанатичные служители бога.
— Не пускай антихриста… в дом! Ни одной… красной тряпки… Они от чёрта… — хрипел старик, положив высохшую восковую руку на библию.
— Клянусь! — тихо ответил тогда Азов Гертер, и на его лице Эмма увидела то жестокое выражение, которое делало отца таким чужим.
Отлично помнила Эмма, как рассердились родители, когда она захотела вступить в октябрята и носить октябрятскую звёздочку.
— Не смей даже думать! — зашептала мать. — Всё это наваждение дьявола! На том свете за эту звёздочку черти будут вилами колоть!
Промолчала Эмма, но сколько раздумий пронеслось в голове! Почему же Зоя Николаевна, её любимая учительница, говорит, что носить звёздочку почётно? Почему она никого не пугает и ничего сама не боится? Почему так легко становится на сердце, когда Зоя Николаевна объясняет, что и бога и нечистую силу придумали сами люди? Сколько раз замечала Эмма: от тихих, спокойных и ласковых слов учительницы проходил её страх перед небом.
И не только ученики любили свою учительницу. Эмма видела не раз, как многие взрослые, даже председатель колхоза, заходили в школу, чтобы посоветоваться с её учительницей — коммунисткой Зоей Николаевной Лобко.
Кто же из них прав: мать или Зоя Николаевна?
Может быть, тогда-то в первый раз не поверила Эмма матери.
С этого дня изменилась жизнь девочки.
Вместе со всеми Эмма приходила в школу на сборы, вместе со всеми разучивала песни об Ильиче, читала книжки, кружилась в хороводе.
А дома по вечерам по-прежнему собирались молельщики. Плотно завесив окна и заперев двери, отец открывал библию, и начиналось богослужение. Дрожало пламя лампадок и свечей, чёрные тени плясали на стенах комнаты, на потолке. Страшно становилось Эмме в этом призрачном мире богомольцев. А отец, возвышая голос, всё громче говорил о каре господней, о муках грешников в аду, о царстве небесном для покорных и смиренных. И всё ниже склоняли головы молельщицы.
Вот у одной из них мелькнула в руках яркая обложка детской книжки. Но Эмма знает, что вклеено в тот переплёт, она уже один раз обманулась: заглянула в книжку, а там молитвы.
«Не солги, не обмани», — поучает отец, а сам знает, как замаскировать молитвенник. «Возлюби ближнего своего», — проповедует и тётка Марта, а чуть что не так, колотит свою дочь. «Нет, не так живут они, как проповедуют», — не раз думала Эмма.
Боясь гнева отца, Эмма тогда не посмела носить октябрятскую звёздочку.
А вступить в пионеры не побоялась.
В жизни каждого человека — взрослого, а иногда и ребёнка — бывают такие события, когда вся жизнь, пусть очень недолгая, как на большом экране, вдруг встаёт перед глазами.
Не могла сомкнуть глаз Эмма в ту ночь. Лежала тихо, не шевелясь. Эмма была хорошей помощницей матери в доме, внимательной нянькой младшим братьям, ею гордились в школе учительница, друзья.
«Что же я сделала?» — в сотый раз спрашивала она себя, перебирая в памяти события этого дня.
Утро было ясное, тёплое. И день обещал быть таким значительным, радостным. Огорчало только одно: скоро уже костёр, на котором будут принимать в пионеры, а галстука у девочки нет. Сколько раз Зоя Николаевна напоминала Эмминой матери о том, что нужно приобрести галстук, но мать всякий раз прибегала к разным уловкам: то некогда, то слишком крупные деньги — не хочется менять. При этом мать как бы невзначай оговаривалась и называла красный галстук то платком, то косынкой, то лоскутом.
Эмма понимала: не хотят родители, чтобы она стала пионеркой.
С двоюродной сестрой Валей, которой тётка Марта тоже не разрешила вступать в пионеры, Эмма пришла в магазин. Долго не решались девочки обратиться к продавщице: ведь у них не было денег!
Узнав, зачем пришли сюда школьницы, продавщица сняла с полки два пунцовых галстука, вложила в кассу свои деньги и отдала галстуки девочкам.
Быстро бежала Эмма к школе, и, словно перо жар-птицы, горел в вытянутой руке кумачовый галстук.
В тот день вечером высоко в небо взметнулось огненное пламя — первый Эммин пионерский костёр! Вместе с другими ребятами она произнесла слова торжественного обещания.
И теперь, когда от побоев горела спина, Эмма снова и снова про себя повторяла слова пионерской клятвы: «Торжественно обещаю.» клянусь!»
С трудом поднялась Эмма наутро, медленно сложила книжки в сумку.
Молчаливым взглядом проводил её отец до дверей. Ничего не сказал: был уверен, что его наука запомнится надолго.
Но, видно, плохо он знал характер Эммы. Бледная, без единой кровинки в лице, пришла она в школу; молча, неподвижно сидела на уроке. И на груди пионерки, как у всех, алел красный галстук.
— Что-нибудь случилось, Эмма? — почувствовав недоброе, тихо спросила Зоя Николаевна.
И только теперь девочка горько разрыдалась. Учительница всё поняла…
Спокойно встретил Азов Гертер врача, который, осмотрев изуродованную спину девочки, потребовал немедленно положить Эмму в больницу.
Так же хладнокровно он лгал школьным учителям, когда, возмущённые дикой расправой, они пришли к нему домой.
— Никто её не бил, сама… ушиблась. Да и не ваше это дело! — упрямо твердил он с хмурой усмешкой.
— Нет. Это наше дело! — ответили коммунисты села и вместе со школой вступились за маленькую пионерку.
— Не позволим поднимать руку на детей! Не уродуйте их души страхом! — потребовали колхозники на своём собрании.
Гневно выступала на собрании комсомолка Нина Отт — лучшая доярка колхоза, студентка сельскохозяйственного института, член бригады коммунистического труда. Нина-то знала, что такое фанатичная вера родителей! С раннего детства мать заставляла её класть земные поклоны, читать м