Впрочем, мне тут же предоставилась возможность убедиться, что характер моей Элис ничуть не изменился:
Вставай, соня! Пора на охоту! Я проголодалась! Кого мы сегодня будем есть?
ГЛАВА IITHE UNFORGIVEN[4]
Как много девушек красивых —
Но слушай, друг, протри очки! —
У них зеленые глаза
И вертикальные зрачки!
1
Как вампир, она была бесподобна! Лучшей подруги, напарницы и любимой я не мог себе и желать! Какой соблазнительной и доступной умела она казаться – так что я бы даже начал ревновать, если бы не знал, что она всего лишь играет. Но играла она идеально, не сфальшивив ни разу! И когда сопящие от возбуждения парни устремлялись за ней в темноту проходного двора или глухого закоулка – там уже ждал их я. Конечно, пищу выбирал я, придерживаясь своего старого, хотя, по большому счету, достаточно глупого принципа: употреблять в пищу исключительно бандитов, «гопников» и прочую «урлу». Да, конечно, охотиться на этих типов довольно интересно, но…
А вот моя Эльвица с радостью приняла правила этой кровавой игры, доверив мне выбор жертв (которых мы все, с легкой руки Генриха, обычно называем «клиентами»).
Похоже, Эльвица действительно считала, что мы занимаемся благородным делом – очищаем город от всякой мрази. Я не стал разубеждать ее в этом. Пусть «живет» этой иллюзией. На самом деле мы просто питались, а заодно искали острых ощущений, которые, пусть ненадолго, но дает такая охота. Что же касается совести, то она у меня уже давно стала весьма сговорчивой. Прав был Генрих!…
Так вот, «клиенты» сворачивали в заранее облюбованную нами подворотню или иное укромное место, один из парней нетерпеливо подступал к Эльвире (а обычно их было двое: одного нам с Эльвирой было мало, но мои «подопечные» в последнее время взяли моду никуда не ходить поодиночке – и это оказалось нам только на руку!). Эльвира тут же сама прижималась к нему, обнимала, ее губы касались шеи «любовника», в глазах вспыхивали хищные зеленые огоньки…
Странно: у меня, насколько я знаю, глаза светятся красным. А у нее после смерти даже цвет глаз не изменился!
Криков не было ни разу; как правило, «клиент» вообще не успевал понять, что умирает.
«Это было так приятно, когда ты пил из меня, – призналась мне как-то Эльвира. – Ты был так нежен… Я стараюсь с ними поступать так же – чтобы им не было больно.»
Так что «клиент» обычно даже не пытался сопротивляться, до самого конца так и не сообразив, что с ним происходит.
А вторым, стоявшим чуть поодаль, тем временем занимался я. Я не был столь нежен, как Эли, но мои «клиенты» тоже не успевали крикнуть.
Так что Эльвира очень быстро стала первоклассной охотницей – она схватывала все прямо на лету: принципы отбора «клиентов», приемы охоты, умение заметать следы, маскируя наши трапезы под «обычные» убийства. При этом она одновременно ухитрялась оставаться все той же непосредственной и наивной девчонкой, что и при жизни. Похоже, она просто не обратила внимания на собственную смерть – для нее это было несущественно! В душе она уже давно была вампиром – с того дня, как познакомилась со мной и сделала свой безумный выбор!
А может быть, еще раньше?…
Нет, все – таки она была немножко crazy!
К примеру, она была уверена, что вампир непременно должен спать в гробу. Даже в квартире. Я с удовольствием предоставил ей свой, поскольку давно уже прошел через эти глупости и предпочитал спать на кровати: тройные черные шторы, глухие ставни и пуленепробиваемые жалюзи давали вполне надежную защиту от солнечного света, который для нас смертелен.
Один день Эльвица честно проспала в гробу; следующим утром она забралась в него уже без особого энтузиазма, а посреди дня, когда я, как и всякий порядочный вампир, еще спал мертвым сном, я вдруг почувствовал, что кто-то пытается забраться в мою кровать.
Разумеется, это была Эльвица. В тот день как следует выспаться мне так и не удалось: от объятий мы быстро перешли к ласкам, а затем и к их естественному продолжению; но одним разом мы оба не удовлетворились, и все повторилось снова, а потом еще раз… Короче, заснули мы только под вечер, а вскоре уже пора было вставать и отправляться на охоту…
После этого Эли уже не выделывалась и спала в кровати вместе со мной, и, надо сказать, спать с того времени я стал куда меньше: нашлось занятие поинтереснее!
А взять хотя бы ее попытку среди бела дня (когда, опять же, вампирам положено спать, но ей это было до лампочки!) – ее попытку раздвинуть шторы: в квартире, видите ли, слишком мрачно! Хорошо, что мои шторы так просто не раздвинешь: они закреплены наглухо и закрыты сверху пуленепробиваемыми жалюзи – свое убежище я оборудовал на совесть. Но Эли это не остановило, благо сила у нее теперь была вампирская, и если бы я вовремя не оттащил ее от окна, то мы бы и пикнуть не успели, как превратились в две кучки пепла!
– Извини, я забыла! – виновато улыбнулась она – и при виде этой улыбки у меня сразу опустились руки, и я не стал ей вычитывать, а вместо этого отнес в постель и поспешил доказать, что не сержусь на нее.
Впрочем, больше подобных смертельно опасных «проколов» она не допускала. Одного раза ей было вполне достаточно.
А вообще это были самые счастливые дни в моей «посмертной жизни». Мне казалось, что я опять ожил, что мы с Элис снова стали людьми; мы больше не были холоднокровными вампирами – мы жили, и наши тела действительно теплели, соприкасаясь – но в глубине души я знал, что это – лишь иллюзия жизни. Очень опасная для вампира иллюзия. И что скоро это невозможное, небывалое счастье, неположенное таким, как мы, проклятым, – кончится.
Я был прав.
Но беда пришла значительно быстрее и совсем не с той стороны, с какой я мог предполагать.
Конечно, мне не следовало отпускать ее на охоту в одиночку, но она настолько хорошо усвоила мои уроки, вела себя настолько непринужденно и естественно, что я отпустил ее, даже не особенно упираясь. Разумеется, я ее как следует проинструктировал, предусмотрев практически все – кроме того, чего предусмотреть не мог! С другой стороны, что, если б я удержал ее тогда? То же самое произошло бы через неделю, через месяц – какая разница?! По-моему, она замыслила это, когда была еще человеком. А вышибить из ее головы какую-нибудь идею, пока она сама не убедится в ее бесперспективности, было просто невозможно – уж это-то я знал по собственному опыту!
Эльвира решила «облагодетельствовать» парочку своих приятелей! Я думаю, вы уже догадались, как именно. Ведь ей действительно нравилось быть вампиром, и она даже не могла предположить, что кому-то это может прийтись не по вкусу! Так что, ничуть не мучаясь сомнениями, она выбрала двоих, с ее точки зрения наиболее «достойных», и вполне грамотно провела с ними обряд Приобщения. Согласия у парней она, естественно, не спрашивала, считая это само собой разумеющимся, а когда такая соблазнительная девица, как Эльвица, (прошу прощения за каламбур) сама вешается тебе на шею, возражать, понятное дело, никто не станет!
Так что вскоре в городе появились еще два молодых вампира.
То-то я еще обратил внимание, что Эли возвращается домой какая-то осунувшаяся. Конечно, Приобщение даром не проходит, крови и сил на это уходит порядочно, а тут – два приобщенных за неделю! Как у нее вообще еще оставались силы заниматься со мной любовью?! Впрочем, на это у нее сил всегда хватало.
Все раскрылось еще через пару дней. Элис предусмотрела почти все: перетащила своих «крестников» в темный подвал, куда не проникал солнечный свет, и потом забегала проведать их и «наставить на путь истинный». Одного она не учла, самого главного: парни не хотели быть вампирами! Но Эли была уже не в силах что-либо изменить – и она бросилась ко мне. За помощью.
2
Doomed to vanish in a flickering light,
Disappearing to a darker night,
Doomed to vanish in a living death,
Living anti-matter, living anti-breath.[5]
Первый мальчишка неподвижно лежал на ворохе пыльного тряпья, брошенного на продавленный топчан у самого входа – и лишь слабо пошевелился, когда мы вошли: один безучастный взгляд в нашу сторону, и снова – полная неподвижность. Пятно серой обреченности, исходящей по краям зыбкой дымкой, и лишь в самой сердцевине – тусклые багровые огоньки. Да, этот практически безнадежен.
Второй сидел в углу и чуть покачивался в обшарпанном кресле-качалке, закрыв лицо руками. Мрачная чернота, но в ней – нет-нет, да и проглядывали яростные багровые сполохи. Этого еще, может быть, удастся вытянуть. Только стоит ли?
– Да, Людоедка Эллочка, натворила ты дел, – пробормотал я.
Кажется, Эльвира впервые обиделась, но тут же поняла: да, сама виновата – и с надеждой заглянула мне в глаза.
– Им можно помочь?
– Сомневаюсь. Но попробую. Эй, парни, я понимаю, как вам сейчас хреново, но попробуйте на некоторое время сосредоточиться и послушать меня. Ничего не обещаю, но вы, по крайней мере, сможете четко уяснить, что с вами произошло, и какой у вас теперь есть выбор. Ну так что, будем слушать?
Лежащий слегка пошевелился и открыл глаза. Даже попытался сесть, и со второй попытки это ему удалось.
– А ты кто такой? Доктор? – неприязненно осведомился сидевший в углу, не отнимая рук от лица.
– Ага, – ухмыльнулся я как можно веселее, хотя на душе у меня скребли кладбищенские крысы. – Добрый доктор Айболит!
– Тогда вали отсюда своих зверей лечить, пока цел, – посоветовали мне из угла. – А от этой… держись подальше, а то станешь таким, как мы. Хочешь?