Голос певшего всё нарастал и наливался силой, а в какой-то момент даже задребезжал, отражаясь от каменных стен. Стоявшие на коленях замерли, боясь пошевелиться, а потом кто-то из толпы посмотрел в сторону озера и удивлённо вскрикнул. На него зашикали, и он опустился ниже, не отрывая уже взгляд от пола.
Что же он увидел? Шапи вытянул шею, стараясь разглядеть, что же скрывается там, в темноте. Сперва ничего не происходило, потом он стал замечать рябь на воде, а потом… Потом из воды выползли щупальца – тёмные и узкие, как толстые верёвки. Бык попятился, но щупальца нагнали его и схватили за ноги. Шапи остолбенел от страха, но не мог оторвать взгляда от ужасного зрелища. А потом из темноты выплыло что-то непонятное – какая-то тёмная масса, огромная и бесформенная – она поглотила быка в мгновение ока, и тот словно утонул в этой чёрной жиже. Мгновение – и всё исчезло. Щупальца и масса убрались обратно во тьму, оставив лишь лёгкие волны на воде.
Жрец, стоявший впереди всех, в измождении опустился на пол, его ноги дрожали от страха. Борясь со сбитым дыханием, он снова стал произносить что-то нараспев, а остальные вторили ему. Они стояли так долго, боясь шелохнуться. Наконец, жрец у озера встал, и остальные тоже пришли в движение. Мало-помалу они стали поднимать головы, тихо спрашивали что-то друг у друга. Кто-то поспешно пятился к выходу, не спуская взгляда с озера, кто-то отползал на коленях, не решаясь встать. Но Шапи было не до них. Что это было, думал он? Неужели эти щупальца и тёмная жижа – это бог, живущий под храмом? Тот самый неизвестный бог, которому поклонялись богатые люди? Зачем же они поклонялись ему? Раньше Шапи богов не видел, и теперь был потрясён. А как легко оно, это тёмное нечто, забрало быка!
Сердце стучало в груди у воришки, и он даже испугался, что этот стук услышат люди в красном. Вжавшись в камни, он ждал, пока те не выйдут из пещеры, и изо всех сил отгонял видение чёрного полужидкого чудовища с щупальцами. Получалось плохо, и это видение заполоняло собой всю реальность. Находиться здесь, в непосредственной близости к страшному богу, стало невыносимо. Как только люди стали исчезать в тоннеле, Шапи весь напрягся, приготовившись выпрыгнуть из шахты. Вот осталась лишь половина жрецов, вот четверть, а вот уже и трое. Едва последний факел исчез в тоннеле, Шапи подтянулся к краю отверстия, намереваясь вылезти наружу и также отправиться наверх – никаких богатств из этого храма ему уже не нужно было…
Едва он потянулся к выходу, что-то тёмное и скользкое обвило его ногу.
Мальчик обернулся и увидел те самые тёмные щупальца, что до этого схватили корову. Он ударил по щупальцам второй, свободной ногой, и в ответ на это из темноты появились новые щупальца. Они хватали Шапи за руки, ноги, оплетали его тело. Шапи закричал, не помня себя от ужаса и ничего не соображая. Мальчика захлестнула паника, он затрепыхался, но безуспешно – его всё крепче и крепче оплетали чёрные щупальца.
Ещё мгновение – и они его потянули вниз, во тьму шахты. От страха Шапи не мог ничего сделать. Его волю полностью парализовал ужас, но было и кое-что ещё. В тех местах, где к его телу прикасались щупальца, по коже разливалось онемение. Мальчик чувствовал, что теряет контроль над руками и ногами, а после – и над сознанием. Словно дурман покрывал его голову.
И уже отстранённо, как накурившийся опиума старик, Шапи смотрел на всё вокруг. Шахта, по которой его тащило неведомое чудовище – или бог – резко закончилась, открыв пещеру. Здесь было светлее, чем наверху, и мальчик не сразу увидел, откуда идёт свет. А потом понял, что отовсюду.
Нечто бесформенное покрывало стены пещеры, и это нечто тускло светилось во тьме голубовато-зелёным светом. Сотни щупалец разной длины исходило из этой массы, а впереди из стены выступали белесые овальные раковины.
Именно двустворчатые овальные раковины, почти как у устриц – Шапи находил такие в мусоре.
Вдруг Шапи перевернулся – его подняли куда-то высоко, под потолок, и теперь он висел вниз головой. Качнувшись в сторону, он едва не ткнулся во что-то тёмное, сверкающее, выпуклое… Спустя несколько мгновений тишины и покоя мальчик осознал, что висит перед огромным тёмным глазом, выступавшим из стены. Этот глаз, диаметром больше самого мальчика, не просто изучал свою жертву. Возникало ощущение, что он запускает чёрные щупальца внутрь головы Шапи, в самую его душу. Словно его аккуратно и внимательно выворачивали наизнанку, изучая всё, что попадается на глаза.
Мальчик не мог оторвать своего взгляда от чёрного глаза, словно тот его гипнотизировал. Шапи лишь висел и ждал, что с ним станет, не в силах даже впасть в забытье. Наконец, глаз отдалился и захлопнулся огромные полупрозрачным веком, а щупальца понесли мальчика прочь, ближе к торчащим из живой массы раковинам. Одна из них была открытой, и внутри что-то мерзко шевелилось. Щупальца аккуратно уложили Шапи на это тёмное живое ложе, и тут же убрались, а верхняя створка начала медленно закрываться. Мальчик попытался подняться, но руки и ноги его не слушались. Он попытался закричать, но не вышло и это. Так он и лежал, безмолвно глядя на смыкающиеся створки, пока и голубовато-зелёный свет не погас, оставив незадачливого вора в полной темноте. И лишь после этого Шапи потерял сознание.
Трудно было сказать вообще, был ли это обморок или просто сон. Шапи видел странные грёзы, лёжа в темноте. Попроси его описать эти сны, и он, наверное, не смог бы – не только из-за скудного лексикона неграмотного уличного мальчишки, но и из-за необычности самих снов. В этих снах он чувствовал то, чего не мог чувствовать раньше, и видел такое, чему не мог дать названия. Он чувствовал дрожь земли и движение звёзд, чувствовал тягу дальних миров и переливающееся тепло мира. Его тело было огромным и бесформенным, а знания всеобъемлющими и выходящими за рамки человеческого разума. Шапи стали доступны мысли, которых он понять не мог, и он боялся этих мыслей, хотя, в худшие из периодов его сна, его навещали ужасные образы, внушая безотчётный страх своим появлением.
К счастью, помимо ярких грёз, к нему приходили и периоды полного, чёрного забытья.
Внезапно створки раковины раскрылись. Шапи понял, что проснулся, лишь когда смог пошевелить рукой и почувствовал холод. Казалось, сон наконецто отступил, а неведомое чудовище отпускало его – и Шапи проворно выскользнул наружу, зависнув в толще воды.
Он плыл, но не сразу понял это. Осознав, что вокруг него вода, он испугался, что утонет, и даже на секунду ощутил нехватку воздуха. А через мгновение сделал очередной вдох – неясно как, но сделал.
Удивившись этому, он поплыл, отталкиваясь всеми восемью конечностями… На этот раз удивление было куда сильнее. Шапи попытался осмотреть своё тело, но голова не поворачивалась. Он не видел ни рук, ни ног, но чувствовал, что конечностей восемь. Паника нахлынула на него, и он перестал двигаться. Тело, уже начавшее было подъём со дна, снова стало падать вниз. Из оцепенения его вывел вид большой акулы, двигавшейся прямо на него.
Он даже не столько видел, сколько чувствовал эту акулу – по звукам, какие она издавала и по движению воды, а ещё по… вкусу, что ли? Это было невозможно, но он чувствовал вкус этой акулы, не видя её самой, ведь впереди было слишком темно. Однако вся информация, полученная из воды, говорила – впереди акула. И хоть Шапи в жизни не видел акул, воображение мигом нарисовало ему огромную рыбину с треугольным плавником на спине и рядами острых зубов в пасти. Разум сказал Шапи, что акула опасна, но страх не приходил. Во-первых, ужас от первых чувств, полученных после выхода из раковины, был куда весомее какой-то акулы, а во-вторых, удивление от своих способностей смешивалось с уверенностью в своей неуязвимости.
И правда: акула вскоре тоже почуяла Шапи, однако приближаться не рискнула. Резко изменила направление и поспешила прочь. И почему-то это было естественно, не вызывало удивления.
Внезапно Шапи почувствовал ещё кое-что. Это было похоже на зов, исходящий издалека. Из сотен мест впереди и позади него, где-то вдали, его кто-то настойчиво звал. Не словами и даже не мыслями – а чувствами.
Он чувствовал нечто вроде долга отправиться навстречу каждому из сотен зовущих.
Но не отправился. Страх вернулся к Шапи, но уже не в виде парализующего ужаса – теперь это была паника. Он заработал всеми своими конечностями, стремясь ввысь. Ему страстно захотелось увидеть небо, вдохнуть воздуха, увидеть человека.
Подъём был долгий, но вот, наконец, тьма стала рассеиваться, а где-то наверху замерцали блики. Шапи уже видел – именно видел – косяки рыб вокруг, сверкающих серебристой чешуёй. Один из этих косяков пронёсся мимо, и Шапи застыл, завороженный этим зрелищем: сверкающая и переливающаяся серебристая волна, синхронно меняющая направление… А потом его настиг гул. Гул нарастал, и Шапи испугался, пытаясь найти источник звука. Рыбки, до того не приближающиеся к Шапи, вдруг окружили его, и он перестал что-либо понимать… А потом что-то сильно ударило его, подхватило и понесло. Он оказался прижат к тысячам трепыхающихся рыбёшек, окутан плотным водоворотом пузырей воздуха, его чувства смешались и уже не могли подсказать, что делать и куда двигаться.
Затем последовал грохот, и вдруг Шапи увидел небо. Бескрайнее серое небо с нависающими свинцовыми тучами, под которыми бурунами вздувалось такое же серое море. По волнам шёл корабль, и огромная железная рука на его палубе сжимала сеть, в которой находился Шапи. «Рука» двигалась, приближая сеть к кораблю. Набитую до отказа, похожую на мешок сеть медленно втащили на палубу, а вокруг появились люди в ярко-оранжевых одеждах, белых головных уборах, похожих на шлемы, и синих перчатках.
Сеть открылась, и её содержимое неукротимым потоком стало выливаться на палубу. Вместе с рыбой выпал наружу и Шапи. Заскользив по палубе, он вцепился во что-то своими конечностями – и только теперь их разглядел.