— Не стоит сеньор Родриго портить отношения с папой по пустякам, — смирно улыбнулся я, — я ведь всё равно хотел туда попасть, так что всё хорошо, не переживайте за меня.
— Уверен? — удивился он.
— Конечно, — я улыбнулся как мог, чтобы не гримасничать, поскольку уродство сильно искажало моё лицо, — лучше посмотрите, какой я для вас привёз подарок.
— Подарок? Мне? — удивился он, но заинтересовался.
— Да, — я снова полез в карман и выудил оттуда наугад ещё один перстень, которыми закупился в Неаполе. В этот раз в золотом перстне оказался крупный сапфир.
— Зашёл к лучшему ювелиру Неаполя, — вдохновенно продолжал врать я, поскольку всё это купил у того иудея, у которого нашли Лауру, по большой скидке и он был счастлив, что продал все свои украшения мне и даже пригласил делать это и впредь, когда я буду в городе, — и попросил изготовить для своего хорошего друга что-то на память о Неаполе.
— Это дорого Иньиго, — покачал головой Родриго, но перстень разумеется взял. Кто бы отказался на его месте?
— Мне хотелось бы, чтобы у вас сеньор Родриго было что-то напоминающее обо мне, — спокойно и миролюбиво в тоне отца Иакова сказал я, — вы так сильно помогли мне в Риме.
— Благодарю тебя Иньиго, — он внимательно посмотрел на меня, — я не забуду этого подарка.
— Тогда прошу вас ещё раз, ни слова обо мне при папе, — попросил я его, — это решение Святого отца, будем его уважать.
— Ты изменился Иньиго, — Родриго удивлённо покачал головой, — не думал, что в тебе есть столько смирения.
— Влияние отца Иакова сеньор Родриго, — развёл я руками, — это воистину великий человек и священник.
— Я с ним мало знаком, но если ты так говоришь, — Борджиа покачал головой, — хорошо, обещаю, но взамен, давай пообедаем вместе вне стен дворца дяди, и ты расскажешь мне о проведённом расследовании, мне страсть как хочется узнать подробности.
— Конечно сеньор Родриго, — кивнул я, — как только разберусь с делами, коих накопилось за время моего отсутствия немало, то сразу отправлю к вам гонца с посланием.
— Договорились, — кивнул он и пошёл через другой вход обратно в зал, где проходило собрании курии, откуда меня попросили уйти.
Глава 7
Поскольку мне нужно было дождаться отца Иакова, то я остался ждать окончания заседания, и сидеть пришлось прилично, почти час были какие-то обсуждения без меня, так что мы с Бартоло успели проголодаться, пока наконец не открылись двери зала и оттуда не стали выходить кардиналы, последним же вышел отец Иаков.
— Ты ждёшь меня? — удивился он.
— Мы же всё равно домой возвращаемся, — я пожал плечами, — а поскольку в городе волнения, я лучше буду уверен, что с вами будет всё в порядке. К тому же мы с Бартоло проголодались и его живот снова ревёт Иерихонскими трубами, требуя, чтобы его накормили.
Сидящий рядом парень стремительно стал краснеть.
— Простите синьор Иньиго, — проговорил он едва слышно, — ничего не могу с ним поделать.
— Ты молод Бартоло, — сказал я тоном, с каким ко мне всегда обращался отец Иаков, — твой организм требует пищи для роста.
Оба тут же скептически посмотрели на меня самого, который-то ходить самостоятельно не мог. Но меня чужие взгляды давно уже не могли смутить, так что я показал рукой в сторону выхода.
— Если дел больше в Апостольском дворце нет, то поедем подкрепимся.
Внезапно Бартоло стал уменьшаться в размерах и хотел было спрятаться за мной, но вряд ли бы у него это конечно вышло, а я повернулся чтобы посмотреть, что его так напугало.
По холлу зала шёл кардинал в весьма почтенном возрасте, тяжело опираясь на посох, а рядом с ним шла его немногочисленная свита.
— Твой знакомый? — повернулся я снова к парню.
— Отец, — пискнул он и почти в этот самый момент кардинал остановился рядом с нами.
— Что ты здесь делаешь Бартоло, — не поздоровался он ни со мной, ни с отцом Иаковым, а сразу наехал на парня.
— Синьор я… — замялся парень, так что я бросился ему на выручку.
— Сеньор Бартоло, мой секретарь ваше преосвященство, если что-то хотите спросить у него в рабочее время, то можете обращаться ко мне, — миролюбиво заметил я.
Взгляд кардинала перевёлся за меня, его взгляд излучал изумление и непонимание.
— Ты вообще кто такой? — презрительно бросил старик, — что такой урод как ты, вообще делает в Апостольском дворце?
Говно внутри меня попыталось было закипеть, но присутствие рядом отца Иакова снова сказалось на мне самым благоприятным образом, так что я перешёл с итальянского на латынь и процитировал слова Григория Богослова:
— «Если терпим оскорбление справедливо, то нам самим более стыдиться должно, и стыдиться не столько потому, что нас бесчестят, сколько потому, что достойны мы бесчестия. Если же терпим несправедливо, то виновны в сем оскорбляющие нас, и потому о них должно более скорбеть, нежели о нас, ибо они терпят зло».
Сказав это, я смиренно перекрестился.
Глаза у Бартоло полезли на лоб, отец Иаков задумался и только один кардинал разозлился.
— Как смеешь ты червь, попрекать иерарха церкви⁈ — изумился он, — кто твои родители неразумный⁈
Я смиренно опустил глаза в пол и перешёл на древнегреческий, немного сократив часть проповеди Августина Аврелия:
— «Пусть отец говорит: 'Люби меня». Пусть мать говорит: «Люби меня». На эти слова я отвечу: «Умолкните».
— Отец говорит: «Я породил тебя». Мать говорит: «Я родила тебя». Отец говорит: «Я обучил тебя». Мать говорит: «Я вскормила тебя».
— Давайте ответим отцу и матери, справедливо говорящим: «Люби нас», давайте ответим: «Я люблю вас во Христе, но не вместо Христа. Будьте со мной в Нем, но я не буду с вами без Него»…
Вокруг меня повисла тяжёлая пауза, поскольку меня никто не понял.
— Так что я творение Божье ваше преосвященство, по образу Его и по подобию, — продолжил я уже на латыни, так построив свою речь, что придраться ко мне с точки зрения схоластики было просто невозможно. Ведь не будет же он отрицать мои слова о том, что хоть родители и дали мне жизнь, но создал всех людей господь и я почитаю его больше, чем своих отца и мать. Уроки с кардиналом Торквемада давали о себе знать и такие простые словесные ловушки я строил без малейшего труда.
Все вокруг замерли, поскольку древнегреческий не знал никто, но вот окончание на латыни они поняли и не знали, что ответить мне. Кардинал же стиснул зубы, бросил на ходу, уходя от нас.
— Ты заплатишь за свою дерзкую выходку, щенок.
Когда он ушёл, отец Иаков обратился ко мне.
— Что ты сказал Иньиго? Я не знаю этого языка, но судя по произношению — это древнегреческий?
— Всё верно отец Иаков, — склонил я голову, и перевёл всё на латынь, чтобы было понятно.
Выслушав меня, он покачал головой.
— Господь всемогущий, неужели ты и этому у меня научился? — перекрестился он, став выглядеть печально, — показать кардиналу что он недалёк в своих суждениях, не сказав при этом ничего плохого в его сторону.
— О, ну тут отец Иаков у меня были учителя и до вас, — хмыкнул я, показывая Бартоло, чтобы забирал меня и сажал в кенгурятник, — но вы скажем так, определённо поспособствовали тому, чтобы я лучше отточил этот навык на других людях по вашему примеру.
— Мне нужно будет сегодня исповедаться, — тяжело вздохнул он, — тяжкий грех я совершил, показав тебе эту возможность.
Тут его слова поразили меня.
— Священники исповедуются у других священников? — навострил я уши.
— Да брат, что тебя в этом удивило? — он изумлённо посмотрел на меня, — и чаще всего в Папском дворце для этого выбирается один человек. Самый достойный, самый богобоязненный и тот, кто держит язык за зубами, поскольку ему достаются тайны, знать которые другим весьма опасно. Даже папа ему исповедуется.
— Кто этот человек отец Иаков? — невинно поинтересовался я, а чтобы он ничего не заподозрил добавил, — если я захочу ему сам исповедаться.
— Кардинал Доменико Капраника, главный духовник Николая V, — ответил тот, — если хочешь я тебя с ним познакомлю.
— Да, если можно, я бы хотел с ним поговорить, — склонил я голову.
— Я напишу ему, если он сможет принять тебя, то съездим к нему, я не очень хорошо его знаю, но он точно достойный человек.
— Договорились, — я показал Бартоло идти на выход и видя его побитый вид заметил, — не переживай, если родители выкинули тебя на улицу, я этого точно не сделаю.
— Спасибо синьор Иньиго, — вздохнул он, — но мне не хотелось бы, чтобы гнев отца навлёк на вас беду.
— Сложности закаляют людей, — отмахнулся я, — будет даже интересно узнать, чем он сможет мне нагадить.
— О чём кстати вас так долго расспрашивали отец Иаков? — повернулся я к задумчивому монаху, — и почему без меня?
— Вопросы в основном касались расследования и продажи тобой индульгенций, — ответил он явно нехотя, — я ответил правду, что считаю это излишним давлением на верующих, поскольку прощение должно быть на первом месте, а не прибыль.
— И многие вас поддержали? — я нисколько на него не обиделся, поскольку он неоднократно и открыто говорил мне, что не согласен с моими поступками, — в этом утверждении.
— Не все, — вздохнул он, — но многие при этом осудили твоё рвение на этой части задания.
— Осудили⁈ — изумился я, — то есть следующий раз мне нужно наплевать на негласные поручения?
— Это сложный вопрос Иньиго, — отец Иаков косо посмотрел на меня, — камерленго и кардинал Орсини выступили с категоричными заявлениями, что осуждая тех, кто приносит деньги в казну Святого престола, пусть и не совсем правильными с моральной точки зрения методами, они больше никогда этих денег не дождутся от тех, кто эти задания выполняет.
— Большинство высказались против, говорите, — задумчиво повторил я его слова, на что отец Иаков кивнул.
— Но эти нечестно с их точки зрения заработанные деньги они всё же взяли? — уточнил я и второй момент, на что отец Иаков лишь расстроенно развёл руками.