— Эх, мне правда будет вас не хватать брат, — вздохнул я от печальной новости.
А расстроился я из-за того, что за завтраком отец Иаков сказал мне, что назначена дата его отъезда из Рима, так что он хотел поблагодарить меня за кров и еду, а также предупредить, что через три дня он уезжает в Венгрию.
— Я тоже с сожалением в сердце покину твой дом Иньиго, — улыбнулся мне францисканец, — но приказ папы зовёт меня в дорогу.
— Что же, если вы можете уйти в любой момент, то лучше мой подарок вам подарить сейчас, — решил я, делая жест сеньору Альваро.
Тот кивнул, вышел из-за стола, но довольно скоро вернулся, неся в руке посох отца Иакова, который я попросил своего управляющего отдать в лучшую плотницкую мастерскую города, которая его подбила железом, укрепила металлическими полосами, чтобы он не разбивался и отшлифовала полностью, чтобы скрыть все, даже малые шероховатости.
Отец Иаков удивлённо посмотрел на посох, явно его узнавая, но повернулся ко мне.
— Ты ведь сам мне напомнил, что монахам моего ордена нельзя иметь посохи, — сказал он.
— Иметь да, а вот носить… — я сделал паузу, — в общем почитал тут на досуге все ранее выпущенные буллы и оказалось, что в 1230 году папа Григорий IX буллой «Quo elongati» позволил францисканцам через доверенных лиц пользоваться материальными благами без права обладания ими в качестве собственности.
На лице старика показалась лёгкая улыбка.
— Хочешь сказать, что это твой посох, но ты даёшь мне им попользоваться на время? — уточнил он, конечно же всё поняв.
— Да, лет на сорок-пятьдесят, но потом точно заберу назад, — кивнул я, стараясь не улыбаться при этом.
— Что же, дорога, которую мне предстоит пройти будет весьма длинной, — кивнул он, — я возьму этот предмет на время в своё пользование. От всей души благодарю тебя за подарок, особенно за то, что ты хранил его для меня столь долго.
— Ну, я подумал, ничего другого вы бы и не взяли отец Иаков, — пожал я плечами, — так что остановился на надёжном и проверенном варианте.
Священник мне улыбнулся и перекрестил.
Мне стало как-то грустно от его скорого отъезда, поскольку я привык, что вечерами мы собираемся вместе за ужином и все слушают его жизненные истории, коих за его долгую жизнь и работу инквизитором было предостаточно. Каждая была поучительнее другой, так что терять этот кладезь житейской мудрости не хотелось, а главное его присутствие рядом поселяло мир в моей весьма непростой душе, поэтому я быстро поел и пошёл к себе, чтобы он не видел, как я расстроен.
12 мая 1455 A. D., Рим, Италия
К первым серьёзным посиделкам со взрослыми я подошёл со всей ответственностью. Первым делом я отправился к портному-иудею, который меня обшивал и знал моё тело до сантиметра и заказал ему что-то дорогое, но не вычурное, и у него же заказал костюм для Бартоло, который должен был меня сопровождать. Ему я попросил пошить что-то не сильно дорогое, но чтобы все видели, что у парня есть вкус. Портной блестяще справился с задачей, так что в субботу, мы с Бартоло отправились разодетые в пух и прах: на мне был бархатный чёрный костюм и дутые штаны до колен, прошитые шнурами из переплетённых серебряных нитей, а невысокое шёлковое жабо, накрахмаленное до деревянной жёсткости, хоть чуть-чуть, но показывало мою отсутствующую из-за горба шею. Бартоло же страшно довольный подаренной ему одеждой, щеголял в красивом сером костюме из испанского сукна.
Из драгоценностей я не стал ничего надевать на себя, кроме пояса из покрытых эмалью серебряных блях с затейливым орнаментом, всё же не на бал к королю еду.
— Надеюсь твоих сил хватит носить меня весь вечер, — задумчиво обратился я к нервничавшему парню, который постоянно поправлял свою весьма дорогую одежду.
— Может вам тогда стоило взять вместо меня Бернарда, синьор Иньиго? — спросил он, разглаживая очередную несуществующую складку на камзоле, — я боюсь не справиться из-за волнения.
— Ты знаешь латынь и итальянский, — я покачал головой, — Бернард только их матерные версии, так что швейцарца оставим для других случаев, а не светских раундов.
На встречу мы отправились в повозке, чтобы не помять или не испачкать свои дорогие костюмы, обошедшиеся мне в приличную сумму. Благо ехать было недалеко, поскольку центр Рима, где обитали только самые богатые и знатные представители знати как дворян, так и священников, был не сильно большим и вскоре мы оказались возле дома моего учителя, где перед входом уже было несколько повозок и суетящихся слуг кардинала.
Поскольку я тут был очень частым гостем, то знакомый слуга подбежал к кучеру и показал, где лучше встать.
— Синьор Иньиго, — открыл он с улыбкой дверку повозки, — мне даже стыдно говорить, что рад вас видеть, поскольку мы видимся с вами почти каждый день, на ваших уроках с его преосвященством.
— Доменик, просто покажи куда идти, — хмыкнул я, — много уже людей приехало?
— Двенадцать синьор Иньиго, — он помог выйти Бартоло, который взял меня со скамьи на руки, поскольку для солидности сегодня у нас не было кенгурятника.
Я сделал жест и Бартоло привычно достал из кошеля с мелкими монетами пару гроссо и вручил их слуге, который помог нам с выгрузкой.
— Благодарю вас синьор Иньиго, — поклонился Доменик, — вы как всегда щедры.
Он побежал впереди нас показывать дорогу и вскоре я на руках Бартоло был доставлен в зал, где уже стояли столы, ломящиеся от еды, небольшое количество красиво одетых людей и куча слуг, которые сновали туда-сюда.
Увидев меня, от них отделился мой учитель, одетый сегодня в свои ярко-алые кардинальские одежды и подошёл к нам с улыбкой.
— Ты приехал Иньиго, — протянул он руку и прикоснулся к моему плечу. Я мало кому позволял себя трогать, так что он, зная это, показывал этим прикосновением тёплые отношения между учителем и учеником.
— Вы мне столько рассказывали про своих друзей-гуманистов, как я мог отказаться учитель, — улыбнулся я ему, а он уже знал, что вот такая косая гримаса на моём лице и есть улыбка, так что широко улыбнулся в ответ, повёл к первой небольшой группе людей, которая стояла и громко общалась.
— Синьоры, — обратился он к ним и четверо взрослых тут же заинтересованно повернулись к нему, прерывая свой спор, — позвольте представить моего лучшего ученика, синьора Иньиго де Мендоса.
Я поклонился им и сказал на латыни, как и учитель меня представил.
— Добрый день синьоры, я бесконечно счастлив познакомиться с теми людьми, про которых учитель рассказывает мне на каждом уроке, называя вас умами поколения и величайшим сокровищем Рима.
На лицах взрослых появились улыбки, а кардинал немного смутился.
— Иньиго, как обычно преувеличивает, — проворчал он, — почти все жуткие лентяи.
— И тем не менее, его латынь совершенна Виссарион, — ответил ему довольно пожилой человек, переходя на древнегреческий, — кардинал столько раз нам показывал ваши работы синьор Иньиго, что мы просто жаждали с вами познакомиться лично и выразить вам наше общее восхищение.
— Моего успеха в этом крайне мало синьор, — с улыбкой ответил я на нём же, — всё что я умею, в меня вложил труд моего учителя.
Старый грек улыбнулся и покачал головой, а взрослые явно оценили и мой древнегреческий.
— Давай я тебе представлю этих господ, — он стал показывать рукой на каждого, а они склонять голову, когда он называл их имена.
— Флавио Биондо — лучший археолог Рима, вклад которого в открытие тайн древности этого города просто неоценим, — показал он на первого мужчину, небольшого роста с живым лицом и мы с ним поклонились друг другу.
— Веспазиано да Бистиччи — единственный в своём роде флорентийский библиотекарь и книготорговец, который составляет библиотеки папам и королям. Так что если тебе нужна редкая книга или свиток Иньиго, смело обращайся к синьору Веспазиано. Если она существует в мире, он её найдёт.
Светловолосый и чуть полноватый мужчина улыбнулся такой характеристике и склонил голову.
— Профессор Павийского университета, чьи работы мы с тобой неоднократно разбирали в качестве лучших примеров подхода переводчика к своей работе — Лоренцо Валла.
— Синьор, — склонил я голову, заинтересованно посмотрев на взрослого с таким римским профилем носа, что о месте его рождения не могло быть сомнений.
— Ну и наконец человек, с которым ты будешь ближайшее время видеться чаще чем со мной, секретарь Святейшего отца — Франческо Филельфо, — с улыбкой, кардинал представил мне высокого, красивого пожилого мужчину, — и по совместительству библиотекарь папы, который служил им ещё при Николае V.
— Мне доставили ваше разрешение на посещение библиотеки папы синьор Иньиго, — улыбнулся мне он, — если будет время, то хотел бы узнать, что вас интересует в первую очередь, чтобы я сказал помощником отобрать вам нужные книги или свитки.
— Моя благодарность за вашу помощь синьор Франческо, — я потёр большой и указательный палец в международном жесте, — будет безмерной.
Он кивнул в понимании.
— Простите синьоры, прибыли другие гости, — извинился кардинал и отошёл от нас.
На меня перевелись взгляды взрослых.
— До меня дошли слухи синьор Иньиго, что вы интересуетесь старинными монетами? Вы коллекционер? — заинтересованно спросил у меня Веспазиано да Бистиччи.
— Не совсем сеньор Веспазиано, мой отец собирает одни конкретные монеты, — я снял со своего пояса небольшой кошелёк и достал оттуда серебряную монету, — так что с готовностью скупает их у всех, кого только возможно.
— Тирские шекели, — тут же кивнул он, узнавая монету, — некоторые историки считают, что именно ими было оплачено Иуде предательство Христа и я знаю много людей, которые их собирают и у кого они есть. По какой цене ваш отец готов их скупать?
— А какова их цена с вашей точки зрения сеньор Веспазиано? — я говорил спокойно, хотя моё сердце радостно забилось при его словах, — если учесть то, что вы купите их все для меня?