— Брат Иаков поэтому внезапно слёг с мигренью? — хмуро поинтересовался у меня отец Стефан, сразу всё понявший.
— Вы знаете отец Стефан, что у меня идеальная память, я запишу слово в слово разговор с допрашиваемой, — не стал я отвечать на вопрос, ответ которого и так был всем понятен.
— Конечно брат Иньиго, — кивнул тот, давая знак остальным, чтобы они тоже покинули комнату, и мы остались с девочкой одни.
— Возьми вон тот пустой лист и подпишись внизу, — сказал я рыдающей девушке, — и число поставь, я сам потом всё туда напишу, что ты мне рассказала.
Юное и наивное чудо сделало всё беспрекословно, заставив меня лишь тяжело вздохнуть от подобной беспечности.
— Рассказывай и не бойся, — я показал на свою рясу доминиканца и свой деревянный крест, с которым не разлучался даже во сне, — я, пожалуй, единственный, кто не хочет причинить тебе вреда.
Франческа закивала и вывалила на меня то, что я и так уже догадался, заставив меня глубоко задуматься. Выговорившись, девушка стала на глазах меняться, ей явно стало лучше оттого, что она мне всё поведала.
— Родители знают? — поинтересовался я у неё.
— Пока нет, но мы с Ринальдо боимся за мою беременность, — тяжело вздохнула она.
— Ты ещё и беременна⁈ — воскликнул я, — какой месяц?
— Примерно третий, — она показала мне три пальца, — хорошо, что на мне это никак не будет видно даже на поздних сроках. Моя мама такой же комплекции, как и я.
Я бросил взгляд на тонюсенькую Франческу в широком платье и был вынужден с ней согласиться.
— Если с этим всё, то позволь тебя поспрашивать о том, ради чего тебя сюда позвали, — обратился я к ней.
Девушка открыла рот и изумлённо на меня посмотрела.
— Я думала ради этого! — воскликнула она.
— Не совсем, — хмыкнул я и вернул разговор во встречи с Франческо Морозини в которых она участвовала вместе со своими родителями и подругами, которым было интересно учение вальденсов.
Девушка всё подтвердила, наговорив себе и родителям на обвинение в ереси и минимум на конфискацию имущества. Вот правда сам король Альфонсо вычеркнул их фамилию из списка, который я ему подавал, так что выспросив её обо всём, что она знала, я решил закончить разговор. Мне и так было всё понятно с нею и её родителями.
— Мне это теперь засчитается, что я исповедалась, синьор священник? — Франческа посмотрела на меня, — я бы не хотела рассказывать о своём позоре ещё одному монаху.
— Да конечно дочь моя, — кивнул я, хотя на это не имел никакого права, — именем господа отпускаю тебе все грехи. Аминь.
Она радостно перекрестилась.
— Об этом разговоре ты тоже можешь никому не рассказывать, — сказал я.
— Конечно синьор священник, — она ещё больше обрадовалась моим словам.
— Тогда на этом всё, позови своих родителей, а сама подожди нас со своими служанками, — отпустил я её и вскоре в комнату вошли весьма молодые мужчина и женщина.
Они удивлённо посмотрели на меня, но молча сели на стулья, которые им поставил Бернард.
— Насколько я знаю, допрос должен проводить трибунал инквизиторов не моложе сорока лет и каждое наше слово должно записываться, — с вызовом сказал он, обращаясь ко мне, — чтобы потом ничто не свидетельствовало против нас.
Я понял, что он это говорит, боясь за то, что раскроют его новую веру, а я же целиком был в мыслях, что же мне делать с малышкой Франческой и её беременностью. Я поднял на мужчину взгляд.
— То что вы вальденсы уже давно установлено и есть многочисленные свидетели ваших встреч и проведения богопротивных ритуалов, — спокойно заговорил я, копируя речь отца Иакова, — но этот вопрос к вам церкви, закрыл Его высочество Альфонсо, вычеркнувший вас из нашего списка обвиняемых в ереси.
Глаза мужчины после моих слов расширились, а его супруга стала без чувств сползать со стула, на котором сидела. Пришлось прерваться, чтобы принесли воды, позвали врача и только спустя час мы снова смогли вернуться к допросу. Только сейчас передо мной сидели совершенно другие люди, не те, что ко мне зашли сначала. Оба были растеряны, подавлены, а маркиза постоянно ещё и рыдала.
— Продолжим, — я хмуро посмотрел на обоих, — ваше покаяние в ереси и том, что вы вернулись снова в истинную веру вы напишите мне позже и мы поставим дату, что вы пришли с этим покаянием в дни прошения, а не сегодня.
— Конечно синьор, даю слово, что мы всё подпишем, — подтвердил мои слова мужчина, который явно был поражён всем услышанным.
— Этим мы займёмся позже, поскольку меня сейчас волнует другой вопрос, — решил я перейти к мучавшей меня проблеме.
— Какой синьор? — они удивлённо посмотрели на меня.
— Ваша дочь беременна, — наконец я принял решение, — вам нужно срочно найти ей мужа и устроить консумацию брака, пока не стал виден её живот.
Женщина молча рухнула со стула, а хватающий ртом маркиз, схватился за сердце. Нам снова понадобился доктор, только в этот раз для них двоих, и даже городские палачи, видя случившееся, задумчиво стали посматривать в мою сторону.
— Соберитесь, у нас есть более серьёзные проблемы, — хмуро продолжил я, когда мы снова остались одни.
— Вы знаете, кто этот подлец? Кто обесчестил мою дочь⁈ — маркиз, отойдя от первого шока, сидел уже с ровной спиной и стиснутыми зубами.
— Знаю, но возьму с вас три обещания, прежде чем назову его имя, — кивнул я.
— Я обещаю вам синьор, что выполню всё, не затрагивающее мою честь, — сначала сказал он, но затем помотал головой, — и этим я не могу теперь клясться, поскольку опозорен. Так что просите о чём угодно.
— Первое, — я загнул палец, — ни слова вашей дочери о том, что вы знаете об этом. Она слишком переживает и боится вашей реакции. Если бы она не была беременна, я бы ещё мог позволить выплеснуть на неё ваши эмоции, но сейчас, это слишком опасно для её здоровья. Франческа слишком доверчива и наивна.
— Так было всегда синьор, — тяжело вздохнул маркиз, — это моя вина, я хотел чтобы она была добра к людям. Даже её духовником я попросил быть его преосвященство Ринальдо.
— К этому мы ещё вернёмся, — кивнул я, загибая второй палец, — свадьба должна быть как можно скорее, придумайте что угодно, я думаю не будет проблем найти ей мужа.
Маркиз кивнул.
— Желающих больше, чем нужно, — подтвердил он, — я богат.
— Ну и последнее, — я загнул третий палец, — имя этого человека вы узнаете в день моего отъезда из Неаполя, я не хочу становиться свидетелем кровавых сцен. Поклянитесь оба спасением своей души, что выполните мои просьбы.
Маркиз и его жена были слишком подавлены свалившимися на них бедами, чтобы спорить со мной, так что оба поклялись на моём кресте.
— Тогда на этом всё сегодня, я подготовлю ваши признательные показания, которые вы подпишите, а пока занимайтесь свадьбой Франчески, — закончил разговор, который меня совершенно вымотал.
Когда они попрощались со мной, я на пороге добавил.
— Да и замените её духовника, не понимаю, как он мог это проворонить.
— Первым же делом синьор, — хмуро ответил мне маркиз, кланяясь и прощаясь.
Когда они ушли, в комнату вошли инквизиторы. Отец Стефан без всяких слов по моему виду всё понял.
— И что мне теперь с этим делать брат? — я поднял на него задумчивый взгляд.
— То, что подсказывает тебе вера и совесть брат Иньиго, — ответил он, — а мы благодарны тебе за то, что наша осталась, хотя бы немного чиста.
— Позовите писарей, надиктую им дословно наш разговор с допрашиваемыми, -вздохнул я.
— Конечно брат Иньиго, — кивнул он, зовя людей. Листок же с подписью Франчески я приказал Бернарду спрятать, чтобы его никто не видел.
10 апреля 1455 A. D., Неаполь, Неаполитанское королевство
Расследование медленно, но неуклонно шло к концу. Отец Иаков, освободившийся от дел с дворянами, все допросы по оставшимся делам провёл всего за несколько дней, так что мы собрались вместе, чтобы подбить всё в один свиток, а также определиться с днём аутодафе и епитимиями, вынесенными по каждому рассмотренному делу. Самые строгие наказания касались вальденсов из нашего списка с королём, им грозило тюремное заключение и лишение всего имущества, все остальные либо получали 2–3 года тюрьмы, либо распоряжение о необходимости паломничества в Святые места, либо же ношение крестов на одежде, означавших как раз получение наказания от церкви для согрешившего. На костёр не отправили никого, поскольку инквизиторы не нашли для этого оснований.
В разборки с дворянами и их арестами я не влезал, этим занимались префекты и гвардия короля, я сильно был рад, что хотя бы этот процесс прошёл без моего участия, а то судя по тем молчаливым и ненавистным взглядам, которыми меня теперь провожали на улицах города неаполитанцы, меня почему-то невзлюбили за время проведения расследования. Но хотя бы никто не кричал больше вслед о «монстре», «ублюдке» и «уроде» и то я был этому рад.
— Брат Иньиго, передайте в магистрат дату проведения праздника — 15 апреля, — попросил меня брат Стефан и я кивнул, принимая поручение.
Дверь в нашу комнату внезапно открылась и внутрь вошёл архиепископ, который держа в правой руке письмо, радостно вскрикнул, обращаясь почему-то только ко мне.
— Благая весть брат Иньиго! Выбрали нового папу!
Мне было непонятно его воодушевление по этому поводу, ну выбрали и выбрали, нам то, что сейчас до этого.
— Это безусловно нас радует, — осторожно сказал я.
— И для вас наверняка будет хорошей новостью узнать, что новый папа, выбравший себе имя Каликста III — это кардинал Альфонсо де Борджиа, — преувеличенно возвышенно продолжил он.
— Его преосвященство Альфонсо, новый папа? — мне стало понятно, чего он пришёл туда, где ни разу за всё расследование не был.
— Да, ваш наставник брат Иньиго, — довольно покивал архиепископ, словно это был не мой наставник, а его.
— Думаете теперь моя карьера на духовном поприще пойдёт вверх? — хмыкнул я, поняв его намёки.