снимо. Да, объяснимо, но тем не менее достойно сожаления. И разве не печальна участь людей, проживающих жизнь в бессмысленных страданиях от постоянно испытываемого чувства гнева, которого вполне возможно избегать?
Философ-стоик Сенека понимал, сколь огромен ущерб, причиняемый гневом. В своем трактате «О гневе» он утверждает: «Ни одна чума не обошлась человеческому роду так дорого» (3). Из-за гнева люди оскорбляют и засуживают друг друга, разводятся, избивают и даже убивают. Из-за гнева целые нации вступают в войну, и в результате миллионы погибают от рук людей, которых никогда даже не встречали. Города превращаются в руины, а цивилизации гибнут.
Так что же делать, если мы чувствуем, что кто-то причинил нам зло? Наша главная цель, по словам Сенеки, должна состоять в том, чтобы избегать гневливости. Тогда нам не нужно будет справляться с гневом и, следовательно, не придется ни подавлять, ни выплескивать его. Большинство людей немедленно этот совет отбросят. Не злиться просто не в нашей власти, объяснят они; так уж мы, люди, устроены.
В гневе варианта у нас только два: мы можем либо выплеснуть свой гнев наружу, либо его подавить.
Я бы сказал наоборот. Хотя я и не описал бы себя как человека сердитого, я, безусловно, способен злиться, но роль, которую играет в моей жизни гнев, изменилась в результате изучения философии стоицизма. Прозрение относительно гнева пришло ко мне в кабинете врача. У меня вошло в привычку прихватывать на прием к врачу что-нибудь почитать, потому что доктора слишком часто задерживаются. В этот день я взял с собой – ну разумеется – трактат Сенеки «О гневе». В результате доктор опоздал на час, и за это время я сделал интересное открытие: хотя я отдавал себе отчет в том, что имел полное право злиться на него за то, что он заставил себя ждать, у меня это просто не получилось. Сенека убедил меня в том, что это полная глупость, что, разозлившись, я всего лишь причиню страдания самому себе. Этот случай показал, что я способен на то, что прежде считал для себя невозможным, – не впадать в гнев.
В результате этого прозрения я начал уделять внимание роли, которую гнев играет в моей жизни. В пробках я наблюдал, как кричу на водителей других машин. Они меня не слышали, но даже если бы и смогли, они застряли намертво так же, как и я, поэтому мало что могли сделать, кроме того, что уже делали. Так зачем же кричать? Не потому ли, что от крика мне становилось легче? Это могло действительно случиться, но только на мгновение. Затем мой гнев вспыхивал с новой силой. Начнем с того, говорил я себе, что мне было бы намного лучше, если бы я не злился вовсе; тогда не возникло бы необходимости что-то делать, чтобы временно почувствовать себя лучше. Продолжив свое исследование гнева, я собрал дополнительные доказательства того вреда, который я причиняю себе, когда злюсь. Например, я заметил, что кричу на политиков в телевизоре. Ну разве это не глупость – они же меня все равно не услышат. Я также наблюдал, как во мне возрождается гнев, пережитый в прошлом. Я почти засыпал, и вдруг в моем сознании всплывало зло, причиненное мне многие месяцы тому назад. После чего я несколько часов ворочался без сна и на следующее утро просыпался раздраженным.
В результате этого исследования я обнаружил, что злюсь на свою склонность раздражаться из-за глупостей. Настало время, решил я, научиться контролировать свой гнев. В особенности мне необходимо было научиться тому, как не раздражаться из-за неприятностей, возникающих в моей повседневной жизни. Если я этого добьюсь, то останется не так уж и много вещей, требующих преодоления гнева.
На этом этапе я мог бы предпринять вполне очевидные меры и начать посещать специалиста по управлению гневом. Однако благодаря своему увлечению стоицизмом я знал, что мне доступен и другой путь: я мог бы повнимательнее приглядеться к советам стоиков по управлению гневом и поэкспериментировать с ними. Я обнаружил, что за два тысячелетия с момента первого обнародования эти советы своей эффективности не потеряли. Поэтому я и делюсь ими с читателями.
В результате этого исследования я обнаружил, что злюсь на свою склонность раздражаться из-за глупостей. Настало время, решил я, научиться контролировать свой гнев.
Глава 3. Жизнестойкость
Можно лишь пожалеть тех, кого жизненные невзгоды сломили или вывели из строя. Они влачат жалкое существование. Можно также посочувствовать тем, кто реагирует на неприятности разочарованием и гневом. Это настолько распространенная реакция, что напрашивается вывод о том, что для нас, людей, она является стандартной. Однако осмотритесь вокруг, и вы заметите людей, легко оправляющихся после ударов судьбы, или, что еще лучше, тех, кому нет нужды зализывать раны, поскольку они не расстраиваются вовсе. Такие личности выглядят сильными и даже героическими.
Одним из таких людей был астронавт Нил Армстронг. Он был выбран пилотом лунного модуля космического корабля «Аполлон-8». Этот аппарат совершил посадку на поверхности Луны, отделившись от командного модуля, остававшегося на ее орбите. Чтобы усовершенствовать технику посадки на поверхность, Армстронг тренировался, управляя тренажером – имитатором лунного посадочного модуля – здесь, на Земле. У этого неуклюжего аппарата не было крыльев. Он состоял из центральной ракеты для создания подъемной силы, окруженной направленными в сторону подруливающими устройствами, обеспечивающими устойчивость. Попытки летать на нем были сродни попыткам крутить обеденную тарелку на ручке метлы.
Он успешно летал на нем много раз, но 6 мая 1968 года подруливающее устройство заклинило, а это означало, что он потерял контроль над аппаратом. Тренажер начал беспорядочно опрокидываться, и, наконец, когда он уже был готов перевернуться вверх дном, Армстронг катапультировался. Две секунды спустя аппарат разбился и мгновенно превратился в огненный шар. Если не считать того, что в конце приземления с парашютом он прикусил язык, Армстронг вышел из переделки невредимым (4).
Через несколько часов после аварии к Армстронгу, который все еще был в своем летном костюме и заполнял бумаги, заскочил астронавт Алан Бин. Он обменялся с Армстронгом любезностями и пошел дальше. Тут-то ему и сообщили о том, что произошло. Исполненный недоверия, Бин вернулся в кабинет Армстронга, чтобы спросить, действительно ли тот разбил посадочный модуль. «Ну да, – ответил Армстронг, – разбил». В ответ на просьбу о подробностях Армстронг сказал: «Я потерял управление, и мне пришлось выбрасываться с парашютом из этой проклятой штуки». Вот так, коротко и ясно.
Бин впоследствии заметил, что, если бы другой астронавт выжил при аварийной посадке, он бы сделал из этого целое событие. Он бы не стал жаловаться, но наверняка хвастался бы своими летным мастерством.
«Думаю, дело не в том, что Нил был намного круче других парней. Но навскидку я не могу вспомнить другого человека, не говоря уже о другом астронавте, который бы просто вернулся в свой кабинет после того, как катапультировался за долю секунды до неминуемой гибели. Он ни разу не встал на общем собрании пилотов и ничего нам об этом не рассказал. Этот инцидент навсегда изменил мое мнение о Ниле. Он так отличался от других людей» (5).
Оказывается, что Армстронг при всей своей незаурядности отнюдь не является уникальным примером. Присмотревшись, мы увидим и других людей, продемонстрировавших способность спокойно и смело справляться с трудностями, связанными с серьезной неудачей.
Рано утром 31 октября 2003 года тринадцатилетняя Бетани Гамильтон занималась серфингом у берегов Кауаи, одного из Гавайских островов. Она находилась в компании своей лучшей подруги Аланы Бланшар, а также отца и брата Аланы (6). Море было спокойным, поэтому они отдыхали на своих досках в ожидании большой волны. Правой рукой Гамильтон держалась за край доски, а левую опустила в прохладную воду. Как вдруг из ниоткуда возникла серая тень, и прежде, чем она смогла понять, что происходит, акула откусила ее левую руку чуть ниже плеча. В одно мгновение вода окрасилась ярко-красным. Странно, но при всей серьезности травмы Гамильтон почти не чувствовала боли. Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие и принялась грести к берегу оставшейся рукой.
С помощью своих товарищей по серфингу она добралась до берега и была срочно доставлена в больницу. К тому времени, когда они туда добрались, она потеряла около 60 процентов крови и была на волосок от смерти. По удивительному совпадению в больнице уже находился ее отец. В то утро ему была назначена операция на колене, и он лежал на операционном столе, когда вошла медсестра и сказала, что ему придется уйти, чтобы освободить место для поступившей жертвы нападения акулы, тринадцатилетней девочки. Он достаточно хорошо знал местное сообщество серферов, чтобы догадаться, что речь идет либо о его дочери Бетани, либо о ее подруге Алане. Через несколько минут ему сообщили, что это действительно его дочь.
Гамильтон начала заниматься серфингом в детстве и к семи годам умела ловить волны и кататься на них без помощи родителей. Вскоре после этого она приняла участие в соревновании по серфингу и сразу победила. К тринадцати годам она не только завоевала несколько десятков наград, но и нашла спонсора. До нападения акулы ее целью было стать профессиональной серфингисткой.
Пока Гамильтон лежала в больнице и выздоравливала, она начала думать о том, что же ей делать дальше. Она пришла к выводу, что ее карьера в серфинге завершилась: разве можно заниматься серфингом, имея всего одну руку? Возможно, вместо этого ей стоит стать серф-фотографом, а может, переключиться на футбол – вид спорта, в котором руки играют второстепенную роль. Однако вскоре после этого она решила, что отказываться от серфинга еще рано. Ее ободрил врач. Он объяснил, что, хотя список того, что ей придется делать по-другому, очень длинный, список вещей, что она делать не могла, на самом деле короткий. Он разрешил ей попробовать себя в серфинге, при условии, что она подождет, пока не снимут швы.