Наши более-менее регулярные встречи возобновились, когда спустя несколько лет я окончательно возвратился в Москву и снова стал посещать ставший мне родным университетский стадион, причём нередко – со своей семьей. Моя жена тоже занималась лёгкой атлетикой, познакомились мы с ней именно в нашей спортивной группе и вот теперь раз в неделю приезжали в университет на тренировку, иногда с обоими нашими сыновьями. Как-то само собой получилось, что к нашей семейной компании подключился и Дима, тоже закончивший свою спортивную карьеру. В то время я увлёкся ветеранскими соревнованиями по лёгкой атлетике, которые регулярно проводились в Москве, и мой товарищ нередко высказывал намерение присоединиться ко мне, правда, дальше разговоров у него дело не шло.
– Дима, – который раз говорил я ему, когда он, измученный, но счастливый от того, что смог продержаться со мной на равных на очередном беговом отрезке, отфыркивался после бега, – тебе следует чаще тренироваться – одного занятия в неделю совершенно недостаточно. С твоими способностями таких трёхразовых тренировок тебе за глаза хватило бы, чтобы всех там побеждать. И для здоровья было бы намного полезнее.
– Да, да, пора… – в тон мне и как-то задумчиво отвечал мой товарищ. – А то я что-то и лишний вес набрал. Но времени не хватает даже два раза в неделю заниматься.
При этом у него хватало времени для периодических загулов с друзьями по бизнесу, иногда до утра, сопровождаемых непременными возлияниями, да ещё перемежаемыми заходами в парилку. Баловался он и курением, причём мог позволить себе сигарету и до тренировки, и сразу после неё. Я всё это, конечно, осуждал, но никогда не делал этого в назидательном, категоричном тоне. В конце концов, Дима был взрослым, отвечающим за свои поступки и за свою жизнь самостоятельным человеком, со своими ценностями и режимом жизни. Слава богу, что мы ещё хоть иногда встречались на стадионе, отдавая каждый по-своему дань любимому с давних пор делу, получая от него массу положительных эмоций. Оно нужно было нам обоим. Радостные от осознания всего этого, мы расставались до следующей тренировки и шли проживать каждый свою жизнь.
В то трагическое лето я, как обычно, готовился к очередному ветеранскому чемпионату России по лёгкой атлетике и один-два раза в неделю проводил специальные тренировки на стадионе. Вдруг совершенно неожиданно, как это нередко бывало, после примерно полугодового молчания объявился Дима. Спросил, как поживаю, и, узнав, что я периодически тренируюсь на университетском стадионе, высказал желание присоединиться. Договорились на вечер ближайшей пятницы. Когда мы встретились там и подошли поприветствовать одного из знакомых нам тренеров, проводивших на стадионе занятия со своими спортсменами, то были ошарашены известием о смерти хорошо известной нам обоим спортсменки из группы, где мы вместе когда-то тренировались, которая умерла месяц назад от инсульта в возрасте всего 46 лет. Это был не просто знакомый нам обоим человек. Инна была одной из самых преданных спорту девушек, которые оказались в группе нашего тренера, когда он только начинал свою тренерскую работу. Мы все её очень любили. В разговорах о безвременно ушедшей из жизни общей знакомой и о возможных причинах её смерти прошло наше с Димой очередное занятие спортом. Было ужасно грустно и тяжело сознавать, что мы никогда больше не увидим её, не услышим её голоса. Но мы не знали тогда, что очень близкое будущее готовит нам обоим ещё более страшное испытание. Сильно расстроенные, мы расстались, договорившись встретиться через неделю на тренировке.
В намеченный день я опоздал минут на пятнадцать. Быстро переодевшись в раздевалке и выбежав на университетский стадион, тут же увидел своего товарища и его приятеля, которого он давно обещал пригласить потренироваться с нами. Они бежали разминочной трусцой по дорожке. Дима познакомил меня со своим другом Валерой, и дальше у нас всё пошло по заведённому сценарию. Я понимал, что присутствие товарища действует на Диму тонизирующе и ему хочется показать себя перед ним в лучшем виде, потому старался не заводиться и спокойно уступал товарищу всякий раз, когда он пытался опередить меня в разминочных пробежках. Пришла пора серьёзной работы – бега на двести метров. Я надел шиповки и спросил его, настроен ли он бежать со мной сегодня. Весь вид Димы подтверждал, что на этот счёт у меня не должно быть никаких сомнений. Он не только продержался за мной в одном темпе, но даже попытался обыграть на финише.
Восстанавливая дыхание после энергичного бега, мы не спеша побрели по дорожке стадиона, обмениваясь какими-то незначительными фразами на самые разные темы. В мои сегодняшние планы входило ещё раз пробежать такую же дистанцию, но скорость, с которой мы преодолели её первый раз, меня явно не устраивала. Я опасался, что Дима побежит тоже и непременно потянется за мной. Но он, похоже, и сам понял, что нужно попридержать коней, и легко согласился оставить меня одного. Итак, я почти в соревновательном режиме пролетел свою дистанцию, а мои компаньоны пробежали её значительно медленнее. Всё шло по плану. После бега мы занялись каждый своими упражнениями: я – прыжками, Дима с Валерой – гимнастикой. При этом Дима успевал ещё и о чем-то оживлённо говорить с нашим общим знакомым, который здесь тренировал группу своих учеников. День клонился к вечеру, мы находились на стадионе уже почти полтора часа, и настала пора заканчивать тренировку.
Втроём вышли мы на дорожку и очень расслабленно и спокойно – чуть быстрее обычной ходьбы – потрусили по четырёхсотметровому кругу родного университетского стадиона, наслаждаясь идущим к закату спокойным июньским днём, греясь на тёплом ещё солнце и получая большое удовольствие от того, что мы вместе здесь делали. Миновали первую стометровую прямую. Получилось так, что Дима оказался между мной и Валерой – он был хорошо знаком с обоими и так легче было поддерживать непринуждённый разговор в нашей общей компании. «Диме можно желание загадывать, находясь между двумя Валерами!» – подумал я совершенно неожиданно, без какой-либо связи с тем, чем мы здесь занимались, но тут же эта мысль и отлетела, перебитая какой-то шуткой, брошенной моим товарищем. Не спеша вбежали в первый вираж, а когда подбегали к его середине, Дима буквально на полметра отстал от нас. И вдруг краем глаза я заметил, что он падает.
«Споткнулся», – мелькнула самая первая мысль, но вслед за этим я понял, что он падает совсем не так, как это бывает при спотыкании. Обычно в подобной ситуации, внезапно теряя равновесие, человек выбрасывает вперёд ногу или руку, чтобы не упасть на землю. А здесь было нечто иное – Дима падал как подкошенный: всем телом и лицом вниз. «Нет, он не споткнулся», – сменилась первая спокойная мысль на тревожную. И тут же в районе сердца у меня как-то странно защемило. Такого тоскливого ощущения я раньше не испытывал никогда.
Он свалился на дорожку с поджатыми к поясу руками, сильно ударившись о её чёрную твёрдую резину левой стороной лица.
– Дима, Дима, что с тобой, что случилось?! – бросились мы к нему, пытаясь поднять.
Но он не только не поднимался, но и будто вообще не слышал наших тревожных вопросов. Удалось лишь перевернуть его лицом вверх. Наш товарищ, только что спокойно бежавший рядом и непринуждённо болтавший с нами, лежал теперь на дорожке стадиона с открытыми глазами, судорожно, с хрипом дыша и наполовину сжав пальцы обеих рук. Мы пытались до него достучаться – хлопали по щекам, трепали за волосы, брали за руки и сжимали пальцы, желая вызвать его ответное пожатие, но всё было напрасно. Дима никак не реагировал. Он будто один на один схватился с каким-то внезапно напавшим на него, невидимым нам страшным врагом, и борьба эта не оставляла сил ни для каких других действий, в том числе и для ответов нам.
Мы ещё не сознавали, что случилось нечто страшное и непоправимое, и поначалу пытались добиться от него хоть какой-то ответной реакции, однако все наши усилия привести Диму в чувство были напрасны. Надо было немедленно вызывать скорую помощь. Это мы сообразили очень быстро, но, как назло, мобильные телефоны вместе с вещами находились на противоположном конце стадиона, и мы с Валерой не могли оторваться от лежащего товарища, чтобы побежать за ними. К счастью, совсем недалеко от нас тренировалась группа одного из наших общих знакомых тренеров по лёгкой атлетике – и он сам, и его ребята быстро подбежали к нам, и кто-то уже набирал по мобильнику телефон «скорой». Несмотря на полную безысходность, жизнь ещё была в Диме, и, не в состоянии привести его в сознание, мы все свои силы направили на её поддержание. Для чего перевернули лежащего на боку товарища на спину и начали делать искусственное дыхание, разводя его руки в стороны и надавливая на грудную клетку в ритме дыхания. Кто-то из подбежавших молодых ребят вспомнил, как их этому недавно учили в школе на ОБЖ, и даже попытался сделать искусственное дыхание изо рта в рот. В момент переворачивания я увидел на краю губ Димы кровь и сначала подумал, что он прикусил язык или губу. Но сквозь хриплое судорожное дыхание слышались какие-то булькающие звуки в груди, и вскоре я понял, что кровь оттуда. Это был совсем плохой признак, означавший по моим биологическим познаниям кровоизлияние в лёгких. И значит, искусственное дыхание тут вряд ли поможет. Вдобавок к этому его пальцы начали синеть и холодеть. Мы пытались делать и массаж сердца. Всё было напрасно. Постепенно дыхание Димы становилось всё глуше, а пульс вообще не прослушивался. Внезапно напавший на него страшный враг, похоже, брал верх.
Машина скорой помощи появилась минут через двадцать пять после звонка. Уже по тому, как подошёл врач к Диме, осмотрел его и пытался нащупать пульс, я понял, что всё кончено. Его характерное покачивание головой в сторону медсестры после попыток найти пульс подтвердило мои опасения. Они даже не доставали никаких лекарств и не делали никаких уколов.
– Тромб, – лаконично и страшно безысходно подвёл итог врач. – Судя по всему, у него оторвался тромб и закупорил какой-то из крупных сосудов в сердце. Такое могло случиться когда угодно и где угодно.