«Может, попросишь у них ведро без дырки?» — подсказал он.
«Не нужна мне ничья помощь!»
Халса вернулась к водоему и набрала горсть мокрой глины, залепила щель и сверху придавила пучком мха. Теперь ведро держало воду.
На верхушке башни виднелись три окна, а на одном из каменных выступов свила гнездо какая-то птица. Сама крыша напоминала епископскую шапку — круглая и красная. Ступени узкой лестницы, вытертые подошвами, были скользкими как воск. Чем выше поднималась девочка, тем тяжелее казалось ведро. В конце концов она поставила его на ступеньки и уселась отдохнуть.
«Четыреста двадцать два шага», — сказал Лучок.
Сама Халса насчитала пятьсот девяносто восемь. Гораздо больше, чем можно себе представить, глядя на башню снаружи.
— Колдовские штучки… — прошипела она с отвращением, как будто ничего хорошего и не ждала. — Ты думал, они сделают поменьше ступенек, а не побольше? Как же…
Когда она встала и подхватила ведро, ручка оторвалась. Вода хлынула вниз по лестнице. Халса изо всех сил швырнула ведро, потом спустилась, починила ручку и опять пошла за водой. Не стоит испытывать терпение колдуна.
На самом верхнем этаже башни девочка увидела дверь. Халса поставила ведро и постучала. Никто не ответил. Она постучала снова. Здесь так сильно несло магией, что заслезились глаза. Она попыталась посмотреть сквозь дверь. Увидела комнату с кроватью, окном, зеркалом и столом. По поверхности зеркала бежали блики, словно отраженный свет по воде. Свернувшись калачиком, на кровати спала ясноглазая лиса. В не закрытое ставнями окно влетела белая птица, потом другая, третья. Они покружили по комнате и уселись на стол. Только одна подлетела к двери, за которой стояла, всматриваясь, Халса. Девочка отпрыгнула. Дверь задрожала под ударами клюва.
Халса кинулась прочь, бросив ведро, бросив Лучка. Казалось, ступенек стало еще больше. Зато в горшке, оставленном у костра, овсянки не оказалось вовсе.
Кто-то тронул девочку за плечо. Она обернулась.
— На! — сказала Эсса, протягивая кусок хлеба.
— Спасибо, — ответила Халса.
Хлеб давно зачерствел, но, казалось, она в жизни не ела ничего вкуснее.
— Значит, тебя мать продала, — сказала Эсса.
Халса через силу сглотнула. Странно, что она не могла заглянуть в разум Эссы, но, с другой стороны, это успокаивало. Казалось, Эсса могла стать кем угодно. Казалось, сама Халса могла стать кем угодно.
— Экое горе, — ответила она. — А тебя кто продал?
— Никто, — ответила Эсса. — Я сама убежала из дому. Не хотела быть солдатской подстилкой, как мои сестры.
— Разве колдуны лучше, чем солдаты?
— А сама как думаешь? — Эсса удивленно взглянула на нее. — Ты видела своего колдуна?
— Само собой. Он старый и уродливый, — ответила Халса. — И мне не понравилось, как он на меня смотрел.
— О боже! — Эсса зажала рот ладошкой, будто пыталась не рассмеяться.
— А что мне надо делать? Я никогда раньше не была слугой колдуна.
— Неужели колдун не сказал тебе, что нужно делать?
— Я спросила! — Халса со злостью вздохнула. — Спросила, что ему надо, а он ничего не ответил. Должно быть, он слегка глуховатый.
Эсса долго хохотала. «Ну что ты все ржешь как лошадь?» — негодовала про себя Халса. Рядом крутились трое или четверо детей, и все они смеялись над девочкой.
— Ну, признайся, — утерла слезы Эсса, — ты не говорила с колдуном.
— Да? Я стучала, а никто не ответил. Он точно глуховатый.
— Ну конечно! — воскликнул какой-то мальчишка.
— А может, колдун постеснялся, — сказал другой паренек, зеленоглазый, как Мик и Бонти. — Или спал. Колдуны ужас как любят дрыхнуть.
И снова все принялись хохотать.
— Довольно потешаться надо мной! — рявкнула Халса, пытаясь выглядеть суровой и властной. Лучок с близнецами точно напугались бы. — Объясните лучше, что я должна делать. Какие обязанности у слуг колдунов?
— Таскать наверх что придется, — крикнул кто-то. — Еду. Дрова. Кофе, если Толсет привезет его с рынка. Всякие необычные магические находки. Старье. Поэтому тебе надо ходить по болоту и искать всякое старье.
— Находки? — переспросила Халса.
— Стеклянные бутылки, — пояснила Эсса. — Закаменевших демонов. Все странное, все необычное. Или самое обычное — растения, кости, зверушек. Все, что покажется тебе подходящим. Понимаешь, что я имею в виду?
— Нет, — ответила Халса.
Но на самом деле она догадалась. Кое-какие вещи пропитывались магией сильнее, чем другие. Ее отец нашел наконечник стрелы на своем поле. Припрятал, чтобы отдать сельскому учителю, но ночью, когда все уснули, Халса завернула вещицу в старую бумагу и зарыла в поле. А в краже обвинили Бонти. Иногда девочка задавалась вопросом: может, именно эта находка притянула неудачу, из-за которой заявились солдаты и убили отца? Но нельзя же возложить ответственность за все беды государства на один наконечник стрелы.
— Тогда пойди и поймай рыбу, — сказал мальчик. — Если ты слишком глупа, что не можешь распознать магию. Рыбу ловила когда-нибудь?
Халса взяла удочку.
— Иди по этой тропе, — подсказала Эсса. — По самой топкой, и никуда не сворачивай. Она закончится у пруда, там хорошо клюет.
Когда Халса оглянулась на башню колдуна, показалось, что в верхнем окошке маячит Лучок — следит за ней. Но это же полная чушь! Там может быть разве что птица.
Беженцы так плотно набились в вагоны поезда, что некоторые не выдерживали тесноты и выбирались на крыши. Торговцы втридорога продавали зонтики от солнца. Тетушка Лучка отыскала два места, где они и уселись, взяв на руки по близнецу. Напротив расположились две богатые горожанки. Вернее, они казались богатыми в башмаках из зеленой кожи. Беженки прижимали кружевные платочки, похожие на розовые лепестки, к покрасневшим кроличьим носам. Бонти поглядывал на них из-под ресниц. Он любил нравиться незнакомым людям.
Никогда раньше Лучок не ездил в поезде. Он чуял запах кочегарки — горящий уголь и колдовство. Пассажиры теснились на боковых полках, что-то пили, веселились, будто на празднике. Мужчины и женщины кричали, высовывая головы из окон. Прощались, наверное. Женщина с места напротив свалилась на Лучка и Мика, когда кто-то толкнул ее.
— Ой, простите, дорогуши, — сказала она, обворожительно улыбаясь.
На ее зубах сверкали драгоценные камни, и она натянула на себя не меньше четырех шелковых платьев. Мужчина на боковой полке влажно кашлял, сквозь повязку на его горле проступали алые пятна. Кричали младенцы.
— Я слыхал, они придут в Перфил дня через три или даже раньше, — сказал человек в ближнем ряду.
— Люди короля не станут грабить Перфил, — проговорил его сосед. — Они идут, чтобы его защитить.
— Король обезумел, — возразил первый. — Бог якобы внушил ему, что кругом одни враги. Он уже два года не платит солдатам. Когда они пытаются бунтовать, король набирает новую армию и обрушивает на старую. Лучше держаться от всего этого подальше.
— Охо-хо… — вздохнула женщина где-то позади Лучка. — Наконец-то мы поехали. Какое счастье! Просто сердце радуется!
Лучок попытался подумать о колдунах с болот Перфила, но внезапно увидел Халсу, в поезде, рядом с собой.
«Ты должен их предупредить», — сказала она.
«О чем предупредить?» — спросил Лучок, хотя уже и сам понял.
Когда поезд войдет в горы, прогремит взрыв. Со всех сторон к вагонам кинутся солдаты. Живым до Квала не доберется никто.
«Не поверят», — вздохнул он.
«Но все равно нужно предупредить», — настаивала Халса.
У Лучка затекли ноги. Он немного подвинул сидящего на коленях Мика.
«Что тебе за дело до них до всех? — спросил мальчик. — Ты же их ненавидишь!»
«Неправда!» — воскликнула Халса.
Но Лучок был прав. Она ненавидела свою мать, которая смотрела, как убивают ее мужа, и ничего не делала. Халса тогда кричала, и мать залепила ей пощечину. Она ненавидела близнецов за то, что они уродились непохожими на нее, не видели мир так, как она. Они были гораздо младше и часто уставали, а нянчиться с ними приходилось ей. Халса ненавидела Лучка за то, что он был похожим на нее. Он побаивался Халсы, а она, с тех пор как он оказался в ее семье, знала, что однажды повторит его судьбу и останется совсем одна. Магия несет только несчастье. Такие люди, как Халса и Лучок, обречены быть вечными неудачниками. Единственный человек, который понимал Халсу, — это мать Лучка. Она была доброй и хорошей; она заранее знала, что умрет рано. «Позаботьтесь о моем сыне», — сказала она отцу и матери Халсы, но смотрела при этом на девочку. А Лучок должен сам за себя постоять. И Халса заставит его быть сильнее.
«Предупреди их», — повторила она.
Клюнувшая рыба дергала удочку, но девочка не обращала на нее внимания.
«Предупреди их, предупреди, предупреди…»
Они с Лучком одновременно находились и в поезде, и на болоте. Пахло углем, солью, едой. Лучок не замечал этого, так же как Халса не замечала рыбу. Он сидел и болтал в воде ногами, хотя на самом деле его там не было.
Халса выудила пять рыбин. Почистила их, завернула в листья и отнесла к костру. А также захватила позеленевший медный ключик, зацепившийся за ее крючок.
— Смотри, что я нашла, — сказала она Толсету.
— Ого! — удивился он. — Дай-ка сюда.
На его ладони ключик выглядел очень маленьким и ничем не примечательным.
— Берд! — позвал помощник колдунов. — А где тот сундучок, который ты нашел, да так и не сумел открыть?
Зеленоглазый мальчик вскочил и скрылся в одной из башен. Через некоторое время он вернулся и протянул Толсету металлический сундучок, не больше банки для солений. Ключ подошел. Толсет поднял крышку, хотя Халса считала, что это ее право.
— Кукла… — разочарованно протянула девочка.
Но это была не совсем обычная кукла. Игрушку кто-то вырезал из маслянисто поблескивающей черной древесины, а когда помощник колдунов повернул ее, то оказалось, что у куклы нет спины, зато имеется второе лицо сзади. Таким образом, она всегда смотрела вперед и назад одновременно.