Но если вы зайдете достаточно далеко, то однажды узнаете себя, идущую навстречу по дороге. И скажете «да».
Где-то на дороге,
с другим голосом
и на другом языке,
она ждет другого времени
и омовения ног,
пока я, соляной столп размером с женщину,
стою неподвижно. Я, жена Лота,
оглядываясь на мой пылающий город,
долины, горы и равнины вдали.
Стою вполоборота,
тысячелетний груз лет, обращенный
к далекой ожидающей женщине,
отмечая бесчисленные эпохи,
жизни без названий,
падающие с каменистых холмов,
женщина без конца,
ее рифмы сопровождают ее воспоминания,
ее жесткие слова, нежные слова, крики,
мои слова, мои вопли, все наше неслышимое,
приглушенные женские голоса
вырываются наружу и звучат громко.
Полный оборот, один шаг вперед,
еще один и еще,
я иду по дороге
к той, кто я есть и кем еще не стала.
Глава 1. Отделение от женского начала
Мать олицетворяет жертву в нас, несвободную женщину, мученицу. Кажется, наши личности опасно размываются и пересекаются с нашими матерями, и в отчаянной попытке понять, где заканчивается мать и начинается дочь, мы рубим себя пополам.
И историки материнства, и сторонники психодинамической теории[16] напоминают нам, что со времен промышленной революции именно матерей считали ответственными, прославляли и ругали за то, каким стал их ребенок[17]. Мать рассматривается как основная причина развития позитивных или негативных черт ребенка, независимо от того, насколько ее уважают в конкретной семье или культуре. Общество возлагает на нее огромную ответственность, но не дает ей финансовой поддержки, авторитета и признания, приличествующих работе, которая настолько значима для культуры. Премию «Оскар» за воспитание детей не вручают. Мы не спешим признавать заслуги матери, но быстро обвиняем ее во всех бедах общества. Как-то в Лос-Анджелесе состоялся суд, на котором матери осужденного члена банды из неблагополучного района предъявили уголовное обвинение за «отсутствие правильного материнского воспитания». При этом никто не упомянул об отсутствии правильного отцовского воспитания, образования, жилья или возможности расти в здоровом и безопасном обществе.
Наше общество андроцентрично: оно смотрит на мир с мужской точки зрения. За интеллект, целеустремленность и надежность мужчины вознаграждаются положением, авторитетом и финансовым благополучием. Женщинам, конечно, тоже кое-что перепадает, но ощутимо меньше. Если они будут смотреть на себя мужскими глазами и постоянно оценивать себя по стандартам мужской культуры, то обнаружат, что им недостает качеств, которые ценит противоположный пол. Женщины никогда не станут мужчинами, а те, кто пытается быть «не хуже мужчин», вредят своей природе. Они начинают оценивать себя с точки зрения того, чего у них нет или чего они не достигли, и в итоге недопонимают и обесценивают себя[18]. Обесценивание женщин начинается с матери.
Согласно Кэмпбеллу, задача настоящего героя – разрушить установленный порядок и создать новое общество. При этом он убивает дракона старого порядка – Твердолобого хранителя прошлого[19]. На культурном уровне установленный порядок основан на глубоко укоренившихся патриархальных ценностях, подразумевающих доминирование и контроль более сильных, громогласных и влиятельных мужчин. Оба пола сегодня бросают вызов патриархальному языку, мышлению, экономическим, политическим, социальным, религиозным и образовательным структурам и создают новые формы. Но на личностном уровне старый порядок воплощен в матери, и первая задача героини на пути к индивидуации – отделиться от нее.
Дочь может проходить этот процесс расставания всю жизнь, и некоторые переживают разрыв особенно тяжело. Чтобы дистанцироваться от матери и материнской власти, героиня порой отторгает все женские качества, которые искажены культурными стереотипами и считаются неполноценными, пассивными, зависимыми, манипулятивными и слабыми[20].
Стремление сепарироваться от матери определяется тем, насколько та олицетворяет патриархальные ценности, ограниченность своей роли и глубоко укоренившееся чувство неполноценности. Проходя все этапы развития и осознавая корни обесценивания женского начала в своей культуре, женщина начинает понимать, что не мать стала причиной ее чувства неполноценности. Просто дочерям удобно обвинять своих мам в собственной низкой самооценке в культуре, прославляющей мужское начало.
Правда в том, что наши матери – а до них и их матери – были, как жена Лота, пленницами образа, проецируемого на них мужчинами. У женщин, ставших матерями в 1940-х и 1950-х, было не так много возможностей добиваться своих целей. Ими манипулировали, их сдерживали и подавляли с помощью рекламы, корсетов и седативных препаратов. А задачей их дочерей стало обнаружить и залечить женские раны.
Мэри Линн поступила в женский колледж, решив изучать высшую математику. В 1950-х ее вдохновил запуск «Спутника-1» и призыв к американским школьникам изучать математику и естественные науки. Но на самом деле Мэри Линн выбрала математику, поскольку в то время в этой области женщин было мало. «Мои подруги не интересовались математикой, а я хотела отличаться от них. Большинство девочек изучали литературу, а я терпеть не могла анализировать сюжеты и персонажей. Я устала слушать советы стать медсестрой или учительницей, чтобы иметь “запасной план”, если мой будущий муж станет инвалидом. Я не думала о будущем муже и, конечно, не желала иметь никаких запасных планов! Мне хотелось сделать что-то важное в сфере точных наук. Я была полна юношеского идеализма. А еще мечтала доказать отцу, что я ничем не хуже сына, рождения которого он ждал, но так и не дождался».
Мэри Линн даже не приходило в голову, что у нее может не хватить способностей к высшей математике, несмотря на низкие баллы и совет консультанта в колледже специализироваться на английском языке. Она опешила, когда в конце второго курса декан посоветовал ей выбрать другую специальность, объяснив это низкой успеваемостью. «Я была опустошена, – вспоминает она. – Помню, как ошеломленная вышла из кабинета и подумала: “Вот и все, теперь я девчонка”. Проще говоря, я думала, что математика спасет меня от типичной женской участи».
Мэри Линн отвергала все, что ассоциировалось с женственностью, поскольку не хотела ничем напоминать свою мать-домохозяйку, которую считала разочарованной, чрезмерно контролирующей, злой и суровой. «Я никогда не ладила с матерью. Думаю, она завидовала мне, поскольку я хорошо училась в школе и у меня, в отличие от нее, были возможности получить высшее образование. Я не хотела стать такой же. Я мечтала походить на отца, которого считала мягким, успешным и довольным своей работой. Мама никогда не была счастлива. В то время мне и в голову не приходило, что его успех был достигнут за ее счет или что ее ненависть к себе и неоднозначные наставления дочерям были вызваны тем, как общество относилось к женщинам».
Мэри Линн начала понимать, как полное отождествление с мужскими ценностями повлияло на ее представление о себе как о женщине и отношение к другим представительницам ее пола. «Я смотрела на других женщин свысока, желала мыслить как мужчина. Но, конечно, я ненавидела себя как женщину. В стремлении отождествиться с мужчинами я отгородилась от большей части себя. Я решила, что все стоящее должно быть сложным, конкретным и поддающимся количественной оценке. Теперь я понимаю, что, отвергая женственность в позднем подростковом возрасте, я препятствовала своему взрослению, отрицала собственные навыки и игнорировала то, что доставляло мне удовольствие».
В 42 года ей приснился такой сон: «Я в Шотландии, сижу на заднем сиденье автобуса, который ездит по кругу, а я засыпаю и просыпаюсь. Мы едем по улице Несгибаемых. Уже без четверти девять вечера, но на улице все еще светло. Небо озарено северным сиянием».
Анализируя сон, Мэри Линн сказала: «Я понимаю, что улица Несгибаемых отражает мою жизненную позицию. Много лет я стойко сопротивлялась всему, что считалось женским. Когда у меня не заладились отношения с математикой, я занялась благотворительными мероприятиями по сбору средств. Я научилась соревноваться, бороться за власть и играть по мужским правилам, но не умела расслабляться, заботиться о себе или наслаждаться жизнью. Друзья называют меня трудоголиком, а я отвечаю, что ничего не могу с собой поделать, так уж я устроена. Что ж, наверное, с меня хватит. Я больше не хочу ездить по улице Несгибаемых. Я пожертвовала отношениями с матерью, сестрами и собой, чтобы быть героиней в мире мужчин. Пора вернуться к тому, что действительно важно».
Путешествие начинается со стремления героини отделиться физически и психологически от родной матери и материнского архетипа, который имеет еще большую власть. Архетип этот часто называют бессознательным, особенно его аспект, включающий тело и душу. Образ матери – не только аспект личного бессознательного, но и символ всего коллективного бессознательного, содержащего в себе единство всех противоположностей