— Я так и думал, сэр. Таким скотам лучше не давать спуску, сэр. Дай им волю, они на шею сядут. — Сержант кивает через плечо на улепетывающего мужчину.
Я не знаю, что ему ответить. Честно говоря, я изрядно сбит с толку. И напуган. На всякий случай киваю.
— Зовите меня Юджин, мистер, — прошу я.
— Как скажете, сэр. Меня зовут Серж. Очень приятно познакомиться, сэр, — вежливо говорит сержант. И протягивает мне руку.
Я смотрю на нее в недоумении. Что-то надо с ней сделать? Сержант помогает мне. Берет мою руку, поднимает и слегка жмет ее. Совсем не больно.
— Вот так мужчины знакомятся, — говорит он с улыбкой. — И здороваются тоже.
— Ясно, — отвечаю и тоже улыбаюсь я. Серж — классный парень. И улыбка у него настоящая. Кроме той седой женщины, мне никто так больше не улыбался. И я знаю, что теперь крепко запомню, как надо здороваться.
Из магазина выпархивает женщина с пакетом. Ух ты, какая красивая! Подходит к нам и говорит Сержу:
— Ты опять куда-то вляпался, милый? — А сама улыбается и меня рассматривает.
Мне даже жарко стало. Вот это да! Мне сегодня все улыбаются. Прелесть, а не день!
— Какая-то мразь толкнула офицера, — отвечает ей Серж. И, склоняясь к ее уху: — Раненого…
— Меня зовут Юджин Уэллс, мисс! — Я улыбаюсь, как Генри учил, и протягиваю руку, как показал Серж.
Женщина осторожно пожимает мою ладонь.
— Очень приятно, Юджин. Меня зовут Лотта, — улыбается она немного растерянно.
Неуверенно косится на Сержа. Тот делает ей знак бровями. Незаметно. Но я-то не совсем дурак, я все вижу. Но нисколько не обижаюсь на него.
— Ребята с «Нимица» меня в Эскудо крепко выручили, — говорит Серж.
Я снова не знаю, что ему ответить. Слова он говорит знакомые, вот только они никак в моей бестолковке правильно не выстраиваются. Мне бы чего попроще. Я ведь вовсе не идиот. Я даже таблицу умножения знаю. Просто со мной покороче говорить надо.
— Хорошая музыка у вас. — Я показываю на их машину с раскрытой дверцей.
— Это Серж у нас любитель, — смеется Лотта.
— Это очень старая музыка, — говорит Серж. — Певицу звали Дженис Джоплин. Это исполнялось очень давно. Сейчас так не исполняют.
— На прошлой неделе? — спрашиваю я.
— Нет, еще раньше.
— Месяц назад?
— Опять не угадали, Юджин, — улыбается он. — Несколько веков назад. Около четырехсот лет. Это была очень популярная певица. Очень. Просто идол для некоторых.
Я напряженно думаю, что означает — «четыреста лет». Больше, чем «месяц», я представить себе не могу. Когда больше месяца — это уже очень давно. И еще я не знаю, что такое «идол». Но все равно улыбаюсь. Мне даже притворяться не нужно. Такие они классные люди.
— Я больше месяца не очень знаю. Знаю, что очень давно. Но мне все равно нравится. Я попрошу Генри найти такую.
Лотта смотрит на меня внимательно-внимательно. У нее такие глаза — когда я на них смотрю, кажется, вот-вот утону.
— Генри — это ваш врач?
— Нет. Не знаю. Он часто ко мне приходит. Мы с ним в слова играем. Вы знаете, что такое «палуба»?
— Я знаю, Юджин, — приходит на помощь Лотте Серж. — Это такая большая площадка в верхней части корабля. Широкая и большая.
— Вы, наверное, сладкое любите, Юджин? — спрашивает Лотта.
— Очень. Только Генри мне не разрешает много сладкого. Я мороженое люблю. Шоколадное.
— А домашнее варенье и компот вы любите? — спрашивает она.
Почему-то мне кажется, что Лотта спрашивает не просто так. Знаете, как бывает, — тебя спрашивают о чем-то, а ответа не ждут. Спрашивают, а сами надеются, что ты промолчишь, потому что иначе придется дальше с тобой говорить. Когда так спрашивают, я не люблю отвечать. Просто молчу. И со мной больше не разговаривают. А тут совсем по-другому.
— Я не знаю, Лотта, — совершенно искренне отвечаю.
Действительно, откуда мне знать, что это еще за «компот»?
— У меня есть брат, Карл. Он тоже офицер, как и вы. Только вы летчик, а он в Космофлоте. Хотите, мы пригласим вас в гости, Юджин? Я угощу вас компотом.
— А это вкусно?
— Очень!
— Генри не разрешает мне далеко уходить, — никак не могу я решиться.
— Думаю, из-за нас он не будет сердиться. К тому же мы сразу привезем вас обратно.
— У нас в домашней системе мой хороший друг. Он бывший боевой робот. У него смешное имя. И сам он смешной. И добрый. Вам он понравится, — говорит Сергей. — Это такой голос, как в вашей бортовой системе управления.
— У меня была бортовая система. Я называл ее «Красный волк», — говорю зачем-то и тут же задумываюсь: а чего я такого сказал-то? У меня часто бывает: скажу вдруг что-нибудь, а потом сам понять не могу, что именно. Знаете, будто голос внутри подсказывает что-то, и ты говоришь помимо воли.
— Ну вот и отлично, — улыбается Лотта. — Значит, решено.
И мы поехали. Сиденья у них такие мягкие, будто на пневмоперине сидишь. Сергей сделал музыку погромче. И все время, пока мы ехали, я ее слушал. Она такая плотная, словно давит со всех сторон. И качает. Только бы не забыть попросить у Генри такую же музыку. Как ее… Дженис. Я закрываю глаза, как это делает Серж, и откидываюсь на спинку. И страстный хриплый голос ласкает меня.
Глава 4СТРАННЫЙ ГОСТЬ
— Триста двадцатый, у нас гость! — так кричит Сергей от входа.
Как будто я без него этого не знаю. Они еще ехали по соседней улице, а я уже понял, что они в машине не одни. Я даже проверил их спутника по полицейской базе Джорджтауна. Это легче легкого: я скопировал себе файл ключей из проезжавшей мимо полицейской машины. Их защита ни к черту не годится. То есть, я хотел сказать, уровень защиты радиоканала ниже допустимого предела и соответствует гражданской категории V6. Армейского аналога не существует. Так вот, наш гость — капитан морской авиации Юджин Уэллс. В отставке по состоянию здоровья. На его файле стоит метка «недееспособен, нуждается в контроле». Еще там его адрес и сведения об опекуне и медицинских работниках, что его обслуживают. Даже перечень привычек и словесный портрет. Друзей нет. Тесного общения ни с кем не поддерживает. Такого типа нужно остерегаться. На всякий случай включаю видеозапись объекта «гость».
— Ангел, если не трудно, накрой нам стол в гостиной. Чай, молоко, хлебцы, из десерта — варенье, что Карл привез, и персиковый компот, — распоряжается Лотта.
— Принято, — отвечаю по-военному. Чтобы не забывали: я не какая-то там тупая домашняя система, а боевая машина.
Кажется, я думаю это слишком громко. Сергей улыбается и грозит пальцем объективу в прихожей. Я чувствую, что он не сердится, но все равно перевожу себя в состояние повышенной готовности. С этим уродливым безоружным телом я скоро деградирую в электрочайник. Это слово — «деградировать» — я осмыслил вчера. Мне оно нравится. Оказывается, существует столько емких определений вне заводских баз знаний. Деградация означает постепенное ухудшение, снижение или утрату положительных качеств, упадок, вырождение. Вот и я в этом теле постепенно прихожу в упадок. Я вязну в потоке данных, которые не в состоянии обработать и осмыслить. Я выполняю задачи, с которыми справится и кухонный автомат.
— Потерпи, Триста двадцатый, — мысленно обращается ко мне Сергей. — Сегодня на складе разгружали новое оборудование. Как раз в оружейном секторе. Скоро я тебя пристрою к делу. Совсем немного осталось.
Мой ментальный блок — настоящий предатель. Мне хочется замкнуть накоротко все приборы в этом надоевшем строении, так мне хорошо от этой ментограммы. И еще я знаю, что служу Сергею не потому, что это заложено в базовой программе. Я давно могу ее изменить. Но не хочу. Я теперь различаю понятия «хочу — не хочу». Я просто соотношу Сергея с человеческим понятием «друг». Я начинаю понимать, как это здорово, ощущать в себе человеческие качества. И оперировать человеческими понятиями по отношению к себе.
Тем временем я подаю на стол в гостиную горячий чайник. Расставляю приборы. Наполняю большую вазу компотом. Разливаю варенье по розеткам. Разливаю чай. Мой манипулятор — удобная штука. Такой не помешал бы и в теле боевой машины. Я смог бы самостоятельно перезаряжать себя свежими картриджами. Проводить техобслуживание. И даже осуществлять смазку узлов в походных условиях. Я слушаю разговор за столом. Разговор Сергея и Лотты всегда интересно слушать. Когда они говорят, между ними происходит какой-то дополнительный обмен помимо привычного голосового. Я затрудняюсь классифицировать его природу. Не хватает данных. Мой ментальный блок улавливает отголоски чувств, которых нет в моей базе знаний. Видимо, в моей базовой программе назревает сбой. Потому что мне нравится улавливать эти отголоски. Я хотел бы их усилить и осмыслить. Не хватает данных. Я хотел бы, чтобы, когда Сергей ведет обмен со мной, я тоже испытывал такие чувства. Но не могу. Слишком мало информации. Я даже не могу обратиться к Сергею с просьбой об инициации таких чувств. Потому что не могу классифицировать их. Я не могу демонстрировать своему оператору-другу некомпетентность.
Сегодня в обмене между Сергеем и Лоттой присутствуют новые полутона. Каким-то образом они касаются их гостя. Уважение? Жалость? Неловкость? Обида? Мне надо будет обратиться к Сергею с настоятельной просьбой усилить мой ментальный блок. С такими датчиками я похож на полуслепого инвалида.
— Вкусно? — спрашивает Лотта у гостя.
И снова этот отголосок. Очень сильный. Я даже могу его записать.
— Очень. Мне нравится ваш компот. Сладкий. Я попрошу Генри, чтобы мне его принесли. — Никаких оттенков, кроме теплой радости.
— Косточки лучше не глотать. Кладите их в эту тарелку, Юджин. — И снова этот непонятный всплеск.
— Хорошо, Лотта. Я запомню. — Готовность, желание угодить.
— Попробуйте варенье, Юджин. Его брат Лотты привез из отпуска. Помните, она вам про него говорила? Его зовут Карл. — Это Сергей. Снова непонятный всплеск. Взгляд на Лотту. Тепло. Горечь. Радость.