Путешествие на Запад. Том 1 — страница 8 из 101

              Дивные птицы,

И неумолчно

       Чистых потоков

              Слышался лепет.

Скалы, долины,

       Луг в орхидеях

              Шли вереницей…

То подымались,

       То опускались

              Горные цепи.

Местность удобна,

       Чтоб предаваться

              Здесь размышленью.

Мудрого мужа

       Встретить смогу я

              В уединенье.

И вот, когда Царь обезьян стал осматриваться кругом, до него из глубины леса донеслась вдруг человеческая речь. Он поспешил на голос, вошел в самую чащу и, внимательно прислушавшись, понял, что кто-то пел песню:

Пока глядел с восторгом дровосек,

       Как шахматная шла игра,

За это время сгнила у него

       Вся рукоятка топора [28].

«Я лес рублю в горах,

       И слышен звук – дин-дин,

Я рядом с облаком

       Иду среди теснин.

Продав дрова,

       Вина себе купил,

И хохочу я

       До потери сил.

Я осенью лежу,

       Лицом к луне:

Сосновый корень, —

       Как подушка, мне.

О, как высок

       Осенний небосвод!

И вот рассвет

       На труд меня зовет.

Вокруг меня

       Знакомые места,

И я иду

       На перевал хребта.

Рублю лианы

       По обрывам гор,

В руках моих

       Испытанный топор.

Когда же я

       Вязанку наберу,

Пойду на рынок

       С песней поутру.

И вот цена

       Товару моему:

Три шэна риса

       За него возьму.

Я по дешевой

       Продаю цене,

И торговаться

Непривычно мне.

Ни заговоров

       Я не составлял.

Ни хитростей.

       Ни зол не замышлял.

Ни славе, ни позору

       Не сродни,

Простая жизнь

       Мои продолжит дни.

И тот, кого

       Встречаю с простотой,

Иль дух бессмертный.

       Иль земной святой.

Спокойно сидя,

       Разъясняет он

Ученья Дао

       Правильный закон».

Услышав это, Прекрасный царь обезьян несказанно обрадовался и подумал: «Здесь, конечно, обитает бессмертный!» Он подбежал поближе и, присмотревшись, увидел дровосека, который, взмахивая топором, рубил кустарник. Наряд дровосека был не совсем обычен:

Одетый непохоже на других,

Он – в шляпе из побегов молодых,

Бамбуковой, с широкими полями,

А поясок на нем расшит шелками.

Ногам его удобны и легки

Из скрученных травинок башмаки.

Халат на нем широкий, полотняный,

Из пряжи хлопковой искусно тканный,

В руке его подъят топор стальной,

И вот над расщепленною сосной

Взвивается веревка с коромысла:

Умело брошена, – петля повисла.

Тут Царь обезьян выступил вперед и сказал:

– Уважаемый бессмертный, ученик почтительно приветствует вас.

Дровосек, быстро отбросив топор, повернулся к подошедшему и, отвечая на приветствие, сказал:

– Вы ошибаетесь, уважаемый! Я простой невежественный дровосек и не в состоянии даже прокормить себя, как же я могу называться бессмертным?

– В таком случае почему вы говорите так, как говорят бессмертные? – спросил Царь обезьян.

– Да что же я особенного сказал, что вы приняли меня за бессмертного? – удивился дровосек.

– Когда я был у опушки леса, – отвечал Царь обезьян, – то слышал, как вы говорили: «Тот, кого мне приходится встречать, либо бессмертный, либо праведник, и я спокойно сажусь с ним разбирать священную книгу Хуан-тин». А ведь книга «Хуан-тин» проповедует учение Дао. Кто же вы тогда, если не бессмертный?

– Ну что же, мне нечего обманывать вас, – промолвил, улыбаясь дровосек. – Этой песне, которая называется «Мань-тин-фан», меня действительно обучил бессмертный: он живет недалеко от моей хижины. Видя, сколько горя в моей жизни и как много и тяжело я работаю, он посоветовал мне, когда придет какая-нибудь беда, читать вслух слова песенки. «Это, – сказал он, – утешит тебя и избавит от многих трудностей». И вот как раз сейчас мне нелегко приходится, грусть одолевает, потому я и пел свою песенку. Однако я не предполагал, что вы слушаете меня.

– Но ведь ты живешь по соседству с бессмертным, почему же не стал его учеником? – снова спросил Царь обезьян. – Не так уж плохо было бы узнать от него, как остаться вечно молодым.

– Жизнь моя очень тяжела, – отвечал на это дровосек. – До девяти лет я жил с отцом и матерью. Но не успел я узнать жизнь, как отец мой умер. Мать осталась вдовой. У меня нет ни сестер, ни братьев, и мне одному приходится трудиться с утра до ночи, чтобы поддерживать ее. Сейчас моя мать уже стара, и я не вправе бросить ее. Кроме того, с нашего огорода, который запущен, мы не можем прокормиться и одеться, вот и приходится мне рубить хворост и нести его на рынок для продажи. На вырученные медяки я покупаю несколько доу [29] риса, сам вожусь у очага, готовлю пищу и чай и кормлю свою старую мать. Поэтому я и не могу стать учеником бессмертного.

– Судя по всему я вижу, что ты достойный человек и почтительный сын, – сказал Царь обезьян. – И за это в будущем, ты будешь, конечно, вознагражден. А мне все же хотелось бы повидать бессмертного.

– Да это совсем недалеко отсюда, – заметил дровосек. – Эта гора называется Священной террасой. В центре ее есть пещера под названием «Пещера косых лучей луны и звезд». Вот там и живет бессмертный. Имя его Суботи. Много было у него учеников, да и сейчас есть человек сорок. Вы идите вон по той тропинке и, когда пройдете на юго-восток семь-восемь ли, увидите его дом.

– Уважаемый брат, – обратился Царь обезьян к дровосеку, взяв его за руку, – пойдем вместе со мной. И, если там меня ждет удача, я никогда не забуду, что ты помог мне найти бессмертного.

– Ну до чего же трудно с тобой договориться, – отвечал Царю обезьян дровосек – Ведь я только что объяснял тебе, почему не могу идти, а ты все понять не можешь! Да если я пойду вместе с тобой, то у меня остановится работа. Кто же будет кормить мою мать? Нет, уж ты ступай один, а я буду рубить дрова.

После этих слов Царю обезьян не оставалось ничего другого, как распроститься с дровосеком. Он вышел из леса, отыскал нужную тропинку и отправился к бессмертному на гору. Пройдя ли восемь, Царь обезьян, увидел пещеру; он вытянул шею и осмотрелся кругом. Что за чудесное место! Да вы, читатель, сами посмотрите:

Вся в радуге – туманов пелена;

Сияют ярко солнце и луна,

И кипариса тысячи стволов

Вбирают жадно влагу облаков,

Бамбук высокий в тысячу колен

Листвой зеленой взял ущелье в плен,

И золотой парчой цветы лежат,

А травы льют у моста аромат.

Все заросло темно-зеленым мхом,

С вершины повисает он ковром;

Порой священным крикам журавля

Внимает потрясенная земля,

И фениксов прекрасные четы

Слетают постоянно с высоты.

Когда кричит журавль[30], протяжный звук

Летит и небо сотрясает вдруг;

Когда же длится фениксов полет,

В их оперенье радуга цветет;

Играя, в чаще спутанных лиан,

Мелькают стаи желтых обезьян,

Гуляют белоснежные слоны,

А тигры и видны и не видны –

Скрываясь, прячутся они в тени,

И снова появляются они.

К благословенной присмотрись стране –

Она поспорит с раем в вышине!

Царь обезьян увидел, что дверь в пещеру крепко заперта. Кругом царила полная тишина, ничто здесь не напоминало о присутствии человека. Оглядевшись, Царь обезьян заметил на краю скалы камень, вышиной в три чжана и восемь c лишним чи в ширину. На нем была надпись большими иероглифами:

«Гора „Священная терраса“, „Пещера косых лучей луны и звезд“». Прекрасный царь обезьян пришел в неистовый восторг: «А народ здесь очень правдивый и честный, – подумал он. – И гора такая и пещера – все как дровосек сказал, так и есть».

Царь обезьян долго глядел на дверь, но постучаться не решался. Наконец он взобрался на верхушку сосны, стал там срывать сосновые шишки, грызть орехи и забавляться. Немного погодя он вдруг услышал скрип, дверь растворилась и из пещеры вышел божественный отрок удивительной красоты. От него так и веяло благородством, и он ничуть не был похож на обычных молодых людей. Да вы только взгляните на него!

Он в две косички волосы заплел

       И ленточкою подвязал с боков;

И отличался у него халат

       Свободной шириною рукавов.

У отрока был необычный вид:

       Был чужд страстей всегда спокойный взор,

Ничто его не смело б загрязнить.

       То был бессмертный отрок этих гор.

И шло вдали течение времен,

Которому был неподвластен он.

Появившись в дверях, отрок крикнул:

– Кто нарушает здесь тишину?

Тут Царь обезьян спрыгнул с дерева и почтительно поклонился.