А что же было?.. Пригнал пастух первый раз в эту весну пастись стадо, отыскал поблизости следы волка или медведя и пару раз выстрелил из ружья вверх, на всякий случай предупредив соседей-хищников, что за набеги их может ждать настоящее наказание.
Это правда?.. Конечно. Вспомните старые пословицы и поговорки: «Пуганый волк и стога боится», «Волк медведю не сосед — медведь рябину ломает, волк со страху лает», «Мужик сено косит — медведь ноги уносит» — и вам, наверное, станет немного понятно, почему выстрел в небо избавляет пастуха подчас от многих хлопот и переживаний.
Выстрел вверх — условный сигнал человека, заявка человека на свою территорию, такая же, но только более грозная заявка, чем дым костра и заборы-огороды вокруг полей и выкосов. Выстрел вверх — это предупреждение животным, которые, видимо, прямо или косвенно, уже были знакомы с ружейными выстрелами. Вот почему жители лесных деревушек спокойно относятся к хищникам, своим давнишним соседям, и основательно побаиваются, когда в их края заглядывают прохожие волки. Эти животные могут не знать местных законов. И, отметив следы волков-чужаков, пастухи и охотники снова вспоминают о своих ружьях, и выстрелы около лесной деревушки и пастушьих костров гремят тогда чаще и громче, напоминая и чужакам, что данной территорией владеют не они, а люди, вооруженные, готовые постоять за свой дом и свое хозяйство…
Я не хочу утверждать, что такая логика выдержит любую критику, но выстрелы в ночное небо возле той деревушки, где провел я много времени, нет-нет да и гремели, гремят такие же предупреждающие выстрелы и около других лесных деревень, рядом с теми деревнями тоже живут волки, и, как правило, потерь от такого соседства почти не бывает, ибо волк здесь оттеснен с дорог и пастбищ в лес, где серому хищнику и полагается по всему быть регулятором и санитаром дикого животного мира, пока обходящегося без человека.
Но только ли хищники могут беспокоить нас, людей, ведущих свое хозяйство на потребу самим себе?.. Возле рыборазводных прудов нас уже беспокоили чайки и крачки, которых до этого мы считали своими лучшими друзьями. А скворцы, которых мы так ждем по весне, для которых мастерим скворечники?.. Оказывается, осенью, во время перелетов, скворцы могут принести беду в виноградники, если до начала перелета скворцов не успеют снять виноград — птицы поедают много сочных ягод…
А воробей, выкармливающий своих птенцов насекомыми, а затем вместе с многочисленным потомством отправляющийся на поля, — разве не уничтожает тут воробей часть урожая, на который полностью рассчитывали мы с вами?.. Так что же — может быть, уничтожить воробьев, скворцов, чаек, крачек, а вместе с ними и золотистых щурок, которые не прочь поохотиться за пчелами, если рядом окажется пасека, и сорок, нет-нет да и заглядывающих к чужим гнездам, и других наших пернатых соседей, которых, вот беда, никак нельзя назвать исключительно полезными?..
Как забываем мы, решая судьбу своих соседей-животных, слишком поспешно деля их на полезных и вредных, что нет в природе ни вредных, ни полезных живых существ — в природе есть просто птицы, звери, рыбы. И они связаны между собой законами жизни, чтобы продолжать жизнь на земле. Другое дело, что те или иные живые существа могут вместе с нами претендовать на какую-то часть урожая в поле, на лугу, в лесу, в реке… Но если уж нам очень не захочется делиться с воробьями выращенным нами просом, со скворцами выращенным нами виноградом и если уж очень не захочется, чтобы золотистые щурки ловили наших пчел, давайте вспомним, что еще давным-давно пастухи, отвечающие за стадо, догадались, что животных-нахлебников можно просто-напросто отпугнуть, предупредить, отвести в сторону, сохранив таким образом и стадо и тех животных, наших соседей, которые не прочь поживиться за счет человека.
Не убить, а обучить жить рядом с людьми, не наказать, а предупредить, а другой раз, может быть, чем-то и поделиться от своего хозяйства, как делимся мы с собакой и кошкой продуктами, произведенными людьми, — ведь кошку мы кормим за то, что она охраняет наш дом от мышей, а собаку — за то, что охраняет она наше хозяйство от покушения со стороны врагов. Может быть, также поделиться чем-то и с воробьями, которые всю весну и все лето, выкармливая птенцов, охраняли наш огород и наш сад от насекомых-врагов?.. А?.. Как вы думаете?.. Ведь это тоже очень интересный путь к мирному соседству со всем живым, что окружает человека.
III
И. ПоповБессмертие последних могикан
Могикане — ныне вымершее племя индейцев из группы восточных алгонкинов; имя их сделалось нарицательным благодаря «Последнему из могикан» — роману Купера.
Ведь уже нас мало остается, брат, ведь мы с тобой последние могикане.
К тому времени, когда англичане объединили колонии атлантического побережья Америки под своим началом, индейцы стали тем, чем они остаются для нас по сей день — самыми страшными врагами-дикарями, когда-либо виденными колонистами европейского происхождения.
Читая воспоминания русских революционеров, мы нередко встретим указания, что книги Купера служили для них хорошим воспитателем чувства чести, мужества, стремления к деянию.
Лет двадцать назад в «Юности» был воспроизведен любопытный документ — письмо-рисунок, которое послал одному своему товарищу двенадцатилетний Володя Ульянов. Письмо на березовой коре, рисунками-символами — точь-в-точь как это делали индейцы. С надписью — чтобы не было у товарища сомнений — «Письмо тотемами»…
Позже Ленин-литератор, революционный публицист, много раз использует в своих произведениях образ «последнего из могикан» Фенимора Купера — причем единственный из художественной литературы США.
Понятно, не числом цитат определяется знание литературы той или иной страны. Особенно у Ленина. В воспоминаниях В. В. Адоратского сказано по этому поводу: «Есть писатели, которые дают в своих произведениях все, что они вообще могут дать. Личное общение с такими людьми не прибавляет ничего нового. Владимир Ильич был больше своих литературных работ, несмотря на все богатство их содержания и их глубину».
И нам известны многие авторы, которых Ленин любил, но ни разу в своих работах не упомянул. Верхарн, например. Или Байрон. В доме-музее В. И. Ленина в Подольске частично восстановлена библиотека, которой Ленин пользовался, когда жил здесь летом 1900 года. В ней четыре тома Байрона. Шесть «байроновских» книг — включая и творчество поэта, и литературу о нем — было у Владимира Ильича в его библиотеке в Кремле. Но даже упоминаний Байрона у Ленина нет. Еще пример. В воспоминаниях того же В. В. Адоратского рассказывается о встрече с Лениным весной 1908 года на лекции о Шекспире в Женевском университете. Ленин в это время работал над «Материализмом и эмпириокритицизмом», но на Шекспира в этой работе он, как известно, не ссылается.
Вот так и с американской литературой. Известно ведь, что настольной книгой Володи Ульянова в детстве была «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу; что единственная ленинская книга, целиком посвященная зарубежной тематике, — о США; что первым иностранцем, принятым главой правительства только что рожденного революцией Советского государства, был американский публицист Альберт Рис Вильямс; что Ленин общался со многими деятелями американской культуры и дал «путевку в жизнь» ридовским «Десяти дням».
Луиза Брайант, жена и соратница Джона Рида, после встреч и бесед с Лениным вынесла убеждение, что «Америка интересует его больше, чем какая-либо другая страна». Правда, почти то же думали — каждый о своей стране — многочисленные собеседники Ленина из самых разных стран мира. Но Луиза Брайант, побывавшая и в кабинете Ленина, и в его квартире, отметила также (в своей книге «Зеркала Москвы»), что Ленин «регулярно читает американские газеты, книги и журналы».
В кремлевской библиотеке Ленина сохранились многие из этих изданий. Здесь, наряду с богато представленной литературой по самым различным вопросам экономической и общественно-политической жизни США, мы видим также книги Уолта Уитмена, Джека Лондона, Эптона Синклера, Уильяма Джеймса, сборник статей о Чарли Чаплине, томик стихов Эдгара По на русском языке и Лонгфелло — на английском. Здесь же сохранились номера двенадцати американских периодических изданий, заинтересовавших Ленина, а еще около тридцати американских газет и журналов упоминаются и частично цитируются в его трудах.
И многое другое можно вспомнить. Приглашение Ленина в Америку — выступать там с рефератами; его письма к американским рабочим; постоянную его заботу о налаживании миролюбивых отношений и взаимовыгодного сотрудничества с Соединенными Штатами Америки. Одним из последних фильмов, увиденных больным Ильичем в Горках, была документальная лента об испытании трактора в Америке, а самой последней в его жизни книгой — «Любовь к жизни» Джека Лондона…
Все так. Но фактом остается и уникальность «последнего из могикан». Только этот образ встречаем мы у Ленина — из всей американской литературы. И не однажды, не дважды, а семь раз появляется он на страницах ленинских работ. Почему же именно «последний из могикан»? Что в нем, в этом образе, любимом каждым из нас, но и полузабытом уже, давно ставшем лишь отголоском воспоминаний о подвигах, совершенных в детских играх?
Может, и у Ленина это — лишь запавшая в память яркая картинка из детства, когда он, как и миллионы его сверстников из разных поколений, самозабвенно играл в «индейцев», рисовал, подобно Гайавате, послания «тотемами» на бересте и, по воспоминаниям Дмитрия Ильича Ульянова, рассказывал в подробностях младшим брату и сестре о трудностях только что прошедшей охоты и о многочисленных хлопотах, причиненных ему «белыми» людьми, которые «ловили Володю арканом и хотели