УРТАЛАРГИС
1
Он бывал здесь некогда. Морское княжество Варан всегда импонировало Урайну суровостью законов и бесплодной красотой своей природы.
И новая столица Варана, Урталаргис, тоже нравилась Урайну. «Хороший город, просторный, и люди в нем послушные.»
Шет окс Лагин. Он не видел его долгих десять лет. И все эти десять лет не надеялся увидеть его вновь.
Шет окс Лагин – Звезднорожденный, как и сам он, Октанг Урайн. А значит, ему было открыто гораздо больше, чем простым смертным. А после того как он, Октанг Урайн, воспользовался телом Шета окс Лагина как своим собственным, после того как Шет окс Лагин стал зваться Единым в Двух Душах, ему открылось еще больше.
А когда душу Октанга Урайна изгнали из прежнего обиталища и заточили в тело Сделанного Человека и Шет окс Лагин был вновь предоставлен самому себе, после этого он стал и впрямь мудрым. Быть может, самым мудрым из всех Звезднорожденных. Да только что она значит – эта мудрость, отданная в руки помешательству?
– Отдать швартовы! – заорал плечистый варанец с обильно татуированным бритым черепом, всматриваясь в молочный туман, съевший добрую половину построек Урталаргиса.
Урайн тоже любознательно вытаращился, но дворца Сиятельного князя Шета окс Лагина не увидел – туман не пощадил и его. Впрочем, зачем ему дворец? Он ведь не собирается добиваться аудиенции у Сиятельного князя.
Варанское войско все равно придет под стены Орина, как он и обещал Аганне. Он, Урайн, сделает так, что оно придет.
Но во главе его не будет Шета окс Лагина, Сиятельного князя. Потому что Шет окс Лагин никогда и ни за что такой поход не возглавит. Напусти на него хоть сотню Ийен, Шет окс Лагин не изменит своей дружбе с Элиеном. «Значит, Шет окс Лагин здесь вовсе не при чем.»
Была и еще одна причина, о существовании которой Октанг Урайн стеснялся признаваться даже самому себе.
Он любил этого странного человека, как брат любит брата. Как только Звезднорожденный может любить Звезднорожденного. В глубине души Урайн боготворил варанца с огненно-рыжими волосами. А раз боготворил – значит и боялся.
Урайн боялся, что, даже увидев Шета хоть краем глаза, не сможет убить его. Как не смог убить много лет назад молодого варанского посола, каким был тогда Шет. Как не смог убить Шета, ставшего отступником и предателем – а ведь тогда третий Звезднорожденный пожертвовал их священной дружбой ради спасения Элиена!
Он боялся, что худощавая фигура Шета, небрежно склоненная над бассейном с золотыми рыбками, если только он заметит ее сквозь кусачую путаницу зарослей шиповника, коим изобиловали сады Сиятельного князя, поставит под угрозу все, ради чего он прибыл в Урталаргис.
2
Озирая варанскую гавань, Урайн, одетый просвещенным харренитом, шел вдоль пристани, погруженный в сладкое бездумье.
Гостиница. Да, вначале он найдет подходящую гостиницу из дорогих.
Слуга. Ему нужен слуга. Для пущей важности. Не может же он явиться к Гаассе окс Тамаю без слуги? У этих варанцев так не принято.
Впрочем, зачем ему слуга? Терпеть какого-нибудь любопытного и ленивого идиота, который, не ровен час, решит обобрать или убить его в первую же ночь? Нет, слуга ему не нужен. Пусть Гаасса окс Тамай думает, что хочет.
Но мысли путались в голове, собственная рассеянность злила. Впрочем, он понимал – о чем бы он не пытался размышлять сейчас, все его мысли будут так или иначе возвращаться к Шету.
Да, к Шету.
Он не знал, да и не мог знать, что сам Шет окс Лагин находился в то утро всего лишь в семи лигах восточнее. И тоже озирал затопленную туманом гавань. Он был одет в серебристый плащ морского офицера, капюшон надежно скрывал его лицо от посторонних.
Шет окс Лагин гулял по городу – бесцельно, но с удовольствием. Он покинул дворец еще ночью. Вдруг ему стало смертельно скучно там, среди покорной челяди, антикварной рухляди и собственных мыслей.
Ему давно уже было смертельно скучно – лет десять, не меньше.
После возвращения из Синего Алустрала, после того, как Октанг Урайн был изгнан из его тела словно лис из путаной норы, он редко спал ночами. Нет, не ночные кошмары были тому виной. И не бессонница – по крайней мере, не бессонница в общеупотребительном смысле этого слова.
Мир сна не принимал Шета окс Лагина. Бдительные присные Фратана отказывали ему в счастье войти в свою чудесную страну.
Сам Шет окс Лагин знал, почему происходит так, а не иначе. Все дело было в том, что ему не требуется засыпать, чтобы видеть то, что снится другим, обыкновенным людям.
Видения иных земель, иных небес и иных стихий посещали его наяву. Мир сна переплелся в его жизни с миром яви настолько нерасторжимо и вычурно, что попытка заснуть была для Шета равносильна тому, чтобы входить в дом через дырку, проделанную в крыше, в то время как к твоим услугам – настежь распахнутые двери.
Шет просто хотел отдохнуть.
Но иногда Шет окс Лагин все же спал. В последний раз – около месяца тому назад.
И все-таки ни сновидений, ни грез, ни знамений не видел он, деревянная кукла на холодном ложе. Зато он видел себя – как бы со стороны, как бы свысока. Лежащего, раскинув руки, под кисейной кроной балдахина.
Вынужденно паря под потолком своей опочивальни, Сиятельный князь размышлял о том, что любой на его месте, созерцая собственное тело, чья грудная клетка размеренно вздымается в такт дыханию, уже, верно, свихнулся бы. Будь он хоть сто раз Звезднорожденным.
Вот Шет и свихнулся – так, по крайней мере, считали его приближенные.
3
Укутавшись в серебристый плащ, Шет окс Лагин сидел на краю скалы, звавшейся Бивнем Тритона.
Вершина скалы, скорее напоминавшая кабачок, нежели бивень, возвышалась над гаванью Урталаргиса словно штандарт над бастионами крепости.
Шет сидел на самом краю – беспечный и задумчивый. От бездны, набитой кораблями, лодками, лодочками и морем, его отделяли две четверти шага. Четверть одной ногой. Четверть другой ногой. Но он не оставит за спиной эти две четверти, он не самоубийца.
О самоубийстве Шет всерьез не думал. Зачем? Он и так знал, что умрет скоро.
«Что такое „скоро“? Быть может, сегодня. Или завтра. Ну максимум через неделю.»
Эту странную новость сообщило ему не далее, как в минувшую полночь, не слишком миловидное, но достаточно дружелюбное существо. Существо имело лицо, на котором можно было рассмотреть три узенькие щелочки, за которыми прятались влажные глаза, напрочь лишенные зрачков.
Существо помавало крыльями, хотя обликом скорее напоминало человека, нежели птицу. Некоторый избыток органов зрения восполнялся отсутствием рта – губ, зубов, десен, языка и прочего.
Однако, существо разговаривало. Причем его изысканный варанский был настолько цветаст и безупречен, что заподозрить в госте чужестранца Шету окс Лагину не хватило бы мнительности. Впрочем, подспудно Шет был уверен в том, что, возжелай его собеседник болтать по-харренски, он не обнаружил бы изъянов и в его харренском. Если некто говорит, не имея рта, то едва ли ему грозят такие трудности, как акцент.
– Очень скоро ты сможешь прикоснуться рукой к последним воротам. Они распахнутся перед тобой, открывая дорогу в мир с иными законами, – сказал Шету его просвещенный собеседник, замыкая пальцы в замок. В то время как вторая пара рук незваного гостя была сложена на коленях.
– Значит ли это, что я умру? – поинтересовался Шет и в его голосе не было ни страха, ни сожаления.
– Конечно значит, – подтвердил пришелец. – Точнее, твое тело умрет, но ты останешься Звезднорожденным, Шетом окс Лагином.
«Разумеется, так», – мысленно согласился князь. Он провел ладонью по всклокоченным волосам и задал гостю вопрос, который давно волновал его.
– А что, милостивый гиазир, много ли смысла в том, что я Звезднорожденный?
Четырехрукий человек с прозрачными крыльями улыбнулся. И хотя рта у гостя не было, но Шет был готов поклясться, что голос его стал теплей и проникновенней.
– Откровенно говоря, в этом мало смысла. Мы, то есть такие как я, плохо понимаем промысел Великой Матери Тайа-Ароан. Но смысл есть. Я точно знаю, что он есть – должен быть!
– Спасибо за откровенность. Просто интересно было знать, что ты думаешь, – сказал Шет.
Затем он проводил гостя до края дозорной башни, откуда последний, расправив мощные крылья, мощно ринулся вниз, являя собой неземную картину гармонического сочетания невесомости тела с его наличием.
Но Шету недосуг было следить за его полетом. Он знал, что все равно не сможет поймать тот момент, когда вестник исчезнет, растворившись в темноте.
Сидя на краю Бивня Тритона, Шет углубился в размышления над одним немаловажным вопросом. Сможет ли он летать столь же свободно после того, как последние ворота распахнутся перед ним?
4
Октанг Урайн бросил последний взгляд на гавань, в суете которой было нечто завораживающее. Ему давно было пора идти. Чтобы добиться аудиенции у Гаассы окс Тамая, верховного флотоводца княжества Варан, потребуется не один день настойчивых домогательств и вся сила Звезднорожденного.
Но что это там за громада входит в гавань, огибая мыс с идиотским названием Бивень Тритона? Цвет парусов подсказал Урайну, что судно везет персону едва ли не княжеского достоинства.
Посольство? Или сам Сиятельный князь? Урайн решил задержаться.
– Это четырехъярусник Гаассы окс Тамая, мужа всех жен Урталаргиса, – пояснил пьяненький матрос своему похмельному, а потому печальному другу (а заодно и насторожившемуся поодаль Октангу Урайну).
– Ходил, небось, на смегов от нечего делать? – поинтересовался третий матрос, только что прибившийся к компании.
– Да что ты, «на смегов»! Скажешь тоже! Гаасса окс Тамай мелочевкой не пробавляется. Он только по-крупному. Ходил, небось, за море с каким-нибудь вельможным гадом погутарить. Ему твои смеги голожопые не нужны. Первому Кормчему подавай сразу венец Сиятельного князя, – с видом знатока дворцовых интриг пояснил товарищам пьяненький.
– Да разве ж князь наш ему свой венец отдаст? – заржал второй, похмельный.
Услышанное казалось нелепостью. Десять лет назад Сиятельный князь, на корабле которого он был тогда безусым юнгой, приказал протянуть под килем шестерых матросов за то, что они посмели скрывать от офицеров своего больного товарища, подцепившего невесть где дифтерию. И еще – это он тоже видел сам – Сиятельный князь зарубил своего вестового на месте за то, что тот позволил себе усомниться в целесообразности похода в Синий Алустрал.
Он сам слышал, что Сиятельный князь отравил свою супругу по обвинению – впрочем, недоказанному – в измене. Правда, это тоже было давненько, не вчера. Но разве люди со временем становятся более мягкими? Разве такой человек отдаст свой венец кому-нибудь, пока будет в силах держать меч?
– Князь? Не отдаст? А кто его знает? Он, браток, совсем помешался, пока ты свое хозяйство там, на Медовом Берегу, акульим жиром мазал.
– Помешался? – недоверчиво переспросил похмельный.
Но пьяный матрос ему не ответил. Он был поглощен величественным зрелищем: на пристань, застланную коврами, ступила нога Гаассы окс Тамая, облеченная в туфлю из мягчайшей, тончайшей замши.
Трое рабов придерживали край его непомерно длинного плаща. Еще четверо, с внушительными секирами, шествовали позади. На каждом из сопровождающих были высокие шлемы с пышными плюмажами из крашеного конского волоса.
Одежды сияли золотым шитьем. Контраст между серым унынием пристани и блистательной роскошью процессии был столь разителен, что сослепу могло показаться, будто над пристанью поднимается радуга.
«Авось, никакой аудиенции мне и не понадобится», – довольно ухмыльнулся Октанг Урайн, разглядывая своего старого знакомца Гаассу окс Тамая. «Та же ленивая поступь – так ходит желтый медведь, позавтракавший медом из разоренной пасеки и закусивший семейством пасечника…»
Он отлично помнил Гаассу. Ибо всего лишь десять лет назад играл с ним в лам и отдавал ему приказы устами Шета окс Лагина. Разве такое забывается?
5
Шет окс Лагин тоже наблюдал за прибытием Гаассы окс Тамая с Бивня Тритона.
Князь недолюбливал Гаассу. Особенно в последние годы. Буквально на глазах он из порядочного флотоводца с задатками карьериста превратился в политически озабоченного сластолюбца, которого тошнило при одном упоминании о делах флотских.
Муж всех жен Урталаргиса и впрямь был видным юбочником, не останавливавшимся ни перед чем ради пополнения списка своих побед, особенно если речь шла о женах и дочерях высшей аристократии Варана. В связи с похождениями окс Тамая в ходу была шутка, что Совет Шести следовало бы переименовать в Совет Шести Рогоносцев.
Но одним сластолюбием многогранная личность окс Тамая не исчерпывалась. Неутолимая жадность то и дело вовлекала Гаассу в торговые авантюры, добрая половина которых оканчивалась сокрушительным фиаско. А страсть к заморским рабам и глубоководным гадам доходила до нездоровой мании. Флотоводец был готов платить за любую алустральскую медузу стократную стоимость хрустального кубка, тоже, кстати сказать, недешевого. Одним словом, окс Тамай был персоной яркой.
Хотя Шет недолюбливал окс Тамая, он, тем не менее, доверял ему. Поскольку князю было больше некому доверять.
Мало-помалу Первому Кормчему удалось сосредоточить в своих руках изрядную долю полномочий и прав, от которых отказался – нужно отметить, совершенно добровольно – сам Сиятельный князь. Не единожды запуская руку в казну, окс Тамай смог сколотить порядочное состояние. И хотя его траты показались бы среднему аристократу астрономическими, существенного урона мошне Первого Кормчего они, как ни странно, не нанесли.
Как ни крути, Гаасса окс Тамай оставался одним из самых богатых людей Варана. И более того, он становился все богаче и влиятельней день ото дня.
«Гаасса окс Тамай снова сорвал богатый куш. Но зачем ему такие деньги? Не иначе как готовит переворот!», – нашептывали Шету все кому не лень.
«И пусть себе готовит, – обыкновенно отвечал им Шет. – Ничем не могу ему в этом помочь».
Не то чтобы Шету было все равно, в чьи руки попадет княжество, в случае, если Первый Кормчий и впрямь затеет государственный переворот. Но Шет, единственный из Звезднорожденных, кто постиг пресную мудрость небытия, понимал, что есть вещи, которым он не властен противиться.
В одном Шет был уверен: верховодить в этом заговоре будет кто угодно, но не Гаасса окс Тамай. Слишком труслив и ничтожен был Первый Кормчий. Слишком безволен, слишком осторожен.
Солнце показалось из-за края свинцово-синей тучи и Шет улыбнулся ему.
Вестник из другого мира сказал ему ночью странную вещь. Неужели это солнце больше не будет светить ему?
Сиятельный Князь закрыл глаза и подставил лицо морскому ветру, вдохнул полной грудью и вновь воззрился на пристань.
Вон Гаасса окс Тамай сходит на берег в окружении своей разодетой охраны. Вон народ – матросы и рыбаки, перехожие голодранцы и легкомысленные девушки, любительницы мужественных мужчин и дармовой выпивки.
Все сбежались поглазеть на событие. Еще бы – неровен час кому-нибудь отломится пара медных монет по случаю возвращения в столицу великого флотоводца и правой руки Сиятельного князя. Что ему? Для него деньги как для других семечки!
Но картина всеобщего напряженного оживления быстро наскучила Шету. Он поплотнее закутался в серебристый плащ и стал медленно спускаться вниз, в город.
Шет был слишком поспешен и не видел, как к Гаассе окс Тамаю, не успевшему сделать и десяти шагов по родной варанской земле, низко поклонившись, подошел человек в желтом плаще, расшитом стразами – по виду заезжий купец или даже простой путешественник. После короткого приветствия незнакомец стал нашептывать на ухо Гаассе окс Тамаю что-то важное. Иначе с чего бы Первый Кормчий слушал какого-то купчишку?
Шет не видел этого, а потому был лишен счастья спросить себя, куда смотрели телохранители, подпустившие невесть кого к самому Первому Кормчему. Шету не представилось возможности подивиться тому, сколь разговорчив и любезен вдруг оказался по отношению к заезжему купчине, путешествующему даже без слуги, обыкновенно столь высокомерный Гаасса окс Тамай.
6
– И, между прочим, любезный Гаасса окс Тамай, правитель грютов Аганна готов взять на себя всю тяжесть осады Орина с суши, – Октанг Урайн был настолько убедителен и красноречив, насколько вообще позволяло ему быть таковым чужое тело, тело Сделанного Человека.
– Так значит, Аганна не прочь расширить свои владения на север? – полушепотом поинтересовался заинтригованный Гаасса окс Тамай.
– Совершенно верно, – кивнул Урайн.
Он понимал, что торопить Первого Кормчего совершенно бесполезно. В душе флотоводца сейчас шла ожесточенная борьба между алчностью и трусостью. А голос совести (которая у окс Тамая все же имелась) не на шутку охрип в споре с гласом подлости, который, однако, предпочел отрекомендоваться как здравый расчет.
– В сказанном тобой немало здравого, – наконец выродил окс Тамай. – Орин весьма богатый город. И было бы ложью отрицать, что город наших союзников представляет интерес для народа нашего княжества. Но…
– Что «но»? – сделал большие глаза Урайн, сама простота.
– Только вот… – Гаасса окс Тамай оглянулся назад – туда, где на должном удалении от них тащились с постными рожами придворные и удалые молодцы с секирами. – Только вот Сиятельный князь наш Шет окс Лагин… Едва ли он позволит мне направить флот на Орин, ведь оринский свел Элиен Тремгор приходится ему Братом по Слову… Разве тебе об этом не известно?
– Известно. Но ведь не может же княжество растоптать свои интересы только из-за того, что двух двенадцатилетних мальчиков когда-то связала ничего не значащая клятва Братства? Если уж говорить об этой клятве, то связывала она Варан и Харрену, сыном которой был и остается Элиен Тремгор. Но какое отношение эта клятва имеет к паттам, этим болотным жабам, ведущим свой род от разбойных смегов, от который княжество варанское столь много претерпело?
– Клятва… Да, чушь, конечно… Я понимаю это так же хорошо, как и ты. У меня тоже был Брат по Слову… когда-то в юности… Но я сейчас хоть убей не вспомню как его звали! Говоря откровенно, я и сам из тех, кто смешал бы паттов с дерьмом только за то, что они внуки проклятых смегов, стало быть, разбойничье семя. Но я лицо подневольное. Моя воля – это воля Сиятельного князя Шета окс Лагина. Разве я могу растоптать интересы Сиятельного князя?
Урайн неожиданно резко остановился. Остановился Гаасса окс Тамай. Вслед за ними встала как вкопанная и вся процессия.
Даже зеваки перестали шептаться и смолкли – может, вот она, дармовщина?
Взгляд Урайна впился в зеленые глаза Гаассы окс Тамая, которому на миг показалось, что время остановилось по причинам, не зависящим ни от него, ни от мироздания. Впрочем, уста Урайна продолжали улыбаться, и это несколько успокоило Первого Кормчего.
– Коль скоро мы не можем растоптать волю Сиятельного князя, значит нам придется растоптать самого Сиятельного князя, – прошептал Урайн.
На лбу Гаассы окс Тамая выступила холодная испарина.
О таких вещах он еще ни разу не говорил всерьез ни с одним из смертных. Более того, о таких вещах он раньше запрещал себе даже думать.
Жадные до денежки сограждане Первого Кормчего наконец осознали, что раздача откладывается и гневно заулюлюкали.
7
«Провокатор, подосланный Шетом окс Лагином?».
«Провокатор, подосланный Элиеном Тремгором?»
«Сумасшедший?» .
На какое-то мгновение Гаасса окс Тамай вдруг сильно пожалел о том, что вообще позволил этому странному чужеземцу приблизиться.
«Да и вообще, куда смотрела охрана? У них что сегодня, коллективный приступ альтруизма?»
Какой-то сомнительный тип предлагает ему убить Сиятельного князя и выступить в поход на Орин, наплевав на все союзнические обязательства, рука об руку с необузданными грютами. Разве это не странно?
«Убить Шета окс Лагина… Конечно, он мне мешает, можно сказать, путается под ногами. Но убивать? Зачем же!»
Гаасса окс Тамай был совершенно уверен – не пройдет и года, как Шет умрет своей смертью. Или, что вероятнее, попросту отречется от престола, предпочтя своему шумному дворцу пещеру аскета на одном из западных отрогов Хелтанских гор.
«По слухам, даже пресловутый Герфегест – и тот аскетизмом не брезговал во времена оны…»
Шет окс Лагин скоро сам исчезнет с его горизонта. Таково, по крайней мере, было гадание по потрохам белого дельфина, что Гаасса в тайне от всех совершил в Пиннарине. Да и диковинный сон, что видел он намедни, толкователи объяснили именно так. Все знамения твердили об одном: не более, чем через год механика небесных сфер изменится и Сиятельным князем станет он, Гаасса окс Тамай. Зачем же торопить события и ввязываться в авантюры?
«Вот через год и можно будет с легким сердцем пойти на Орин, хоть бы и с теми же грютами…»
Гаасса окс Тамай сосредоточенно молчал, его костистое лицо оставалось совершенно непроницаемо. Впрочем, заговорил Октанг Урайн и голос его – вкрадчивый и тихий, как шорох стрекозьих крыльев – заставил окс Тамая вздрогнуть и прервать свои размышления.
– Того белого дельфина, над чьим чревом совершалось гадание, о котором ты сейчас думаешь, изловил вовсе не ты, – зловеще усмехнулся Октанг Урайн. – Твоего дельфина сглодали крысы в ночь перед гаданием. А твоя расторопная челядь, дабы избежать заслуженной кары, подложила тебе другого дельфина. Ты, конечно, не заметил подмены. Но скажи мне, можно ли верить такому прорицанию?
Глаза Гаассы окс Тамая округлились. Этот опасный тип прочел его мысли так уверенно… Да откуда этот тип вообще знает о том гадании на белом дельфине? Ведь он лично приказал умертвить и гадателя, и его прислужников?
– И это еще не все, – продолжал Урайн, увлекая окс Тамая вперед, к нарядным паланкинам, ждущим своего часа, дабы доставить во дворец Первого Кормчего и его свиту. – Тот сон, что приснился тебе недавно. Молодой лосось, увитый лентами, словно бы ряженый юноша, какие пляшут на празднике Зимнего Солнцеворота, гонит раненого тунца. Толкователь солгал тебе, когда объяснил, что лосось – это, мол, ты, а тунец – Шет окс Лагин. И что не ранее как к следующему Солнцевороту тунец издохнет от полученных ран и ты настигнешь его. Это было вопиющей ложью! Ибо на Истинном Наречии Хуммера «тунец» звучит так же как «воин», а «лосось» – так же как «царь». Желаешь ли ты знать истинное значение своего сна, Гаасса окс Тамай?
Первый Кормчий обреченно кивнул.
– Так знай же: еще до Зимнего Солнцеворота царь сведет счеты с воином! Вот о чем убоялся сказать тебе толкователь, ибо знал, что ты вздернешь его на дыбу только за тем, чтобы поднять себе настроение, испорченное его дурным, но правдивым толкованием, – чеканя слог, сказал Октанг Урайн.
Глаза Гаассы налились дурной кровью.
– Знаешь, это уже слишком! Слишком! – взревел он и его рука потянулась к ножнам. – Кто ты такой, чтобы я верил тебе?
Урайн приложил палец к губам, призывая Гаассу к спокойствию.
– Звук моего имени не усладит твой слух. Впрочем, мне есть чем усладить твой ум. Я, безымянный, видел, как ты, доблестный Гаасса окс Тамай, сражался по щиколотку в крови на Плато Поющих Песков острова Дагаат после того, как благородный Мата окс Гадаста получил свое. Я помню, ты помог Сиятельному князю вновь найти колдовскую серьгу. Сдается мне, тогда у князя были какие-то проблемы со здоровьем, что-то вроде раздвоения личности. И, кажется, именно та серьга была причиной его недуга…
– Ты был там?
– Я был и не был, – уста Урайна тронула скупая улыбка. – Но среди спасшихся с Дагаата моего тела не сыскалось. Веришь ли ты мне, безымянному?
– Я верю тебе, человек без имени, – обессиленно сказал Гаасса окс Тамай, потирая виски, которые грозила разорвать изнутри колючая боль. – Я верю тебе, как самому себе. Продолжай.
8
Шет окс Лагин подмигнул своему отражению в бассейне для игры в лам. Фигуры, вырезанные из черепаховой кости, были разбросаны повсюду в величайшем беспорядке.
Шет погрузил в воду кончик своего знаменитого бронзового пальца. Наметил им несколько линий. На поверхности воды остались бороздки, которые образовали семиконечную звезду.
Сиятельный князь тихонько свистнул. Звезда начала вращаться и побежала по поверхности воды. Достигла противоположного края бассейна, побежала обратно.
Играть в лам Шету было лень. Гонять туда-сюда колдовскую водомерку – тоже.
Сиятельный князь свистнул еще раз и звезда исчезла.
Шет направился к кустам шиповника. В конце концов, именно ради этого пришел он в обнищавший по части красот осенний сад.
– Дивное диво! Шиповник расцвел! – сообщил Сиятельному князю его малолетний слуга. – Что ты болтаешь, дурачок? – Шет покровительственно приобнял мальчика за плечи. – Что болтаю – за то в ответе, – обиженно проворчал тот.
Этот слуга, а звали его Инн, был, пожалуй, единственным человеком во дворце, не считавшим своего князя умалишенным. Шет ценил его преданность – мальчик стал единственным человеком во дворце, кого он упомянул в своем завещании. В тайне от мальчика (и от Совета Шести) Шет отписал ему львиную долю своей недвижимости вместе с родовым именем Лагин и соответствующим дворянским рангом.
Инн не обманул Шета.
Дорожки в саду золотились неприбранными листьями лип, пестрые созвездия хризантем нашептывали невеселые мысли о близких холодах и безрадостных зимних рассветах. Клены тоже были красны. Но вот шиповник! Шиповник действительно цвел, закутанный в жизнерадостное жужжание воспрянувших к последней трапезе насекомых.
В немом восхищении Шет присел на скамью подле фонтана с восемью каменными лососями – здесь шиповника было особенно много.
Правда, цветы не были такими крупными, какими они бывают весной. Да и того дивного любовного запаха они не давали. Но разве эти мелочи имели значение? Цветы, кремово-желтые, целомудренно-белые, лиловые и розовые на кустах, чьи листья уже успехи пожухнуть – они были прекрасны.
Расторопный слуга принес Сиятельному князю меховую накидку и кувшин теплого вина. Другой – приземистый кубок с чищенными кедровыми орешками. Третий… О нет! – Не беспокоить! – рявкнул Шет окс Лагин.
Безропотные слуги исчезли за колоннами мраморной галереи, вдающейся в сад скелетом древнего чудовища. Кто-то из предыдущих князей посчитал, что так будет красивей.
Когда сад вновь опустел, Шет окс Лагин подошел к одному особенно пышному кусту и подался к самому желтому венчику. Лиловые лепестки ласково коснулись его щек. Казалось, они не отпускают его. Словно ладони больного ребенка. Не отпускают?
И тут Шет почувствовал, что аромат, источаемый цветком, стал сильным, нестерпимым. Вдруг в его ушах зазвучала несмелая музыка. Но Шет не испугался – он знал, иногда растения посредством своих ароматов дарят людям, которых они полюбили, возможность услышать музыку сфер.
Вдруг сад вокруг Шета закружился в феерическом хороводе. Сначала медленно, в такт тимпанам и флейтам, затем – чуть проворнее. А вот уже и сам князь закружился вместе со своим нескучным садом.
«Выходит, мы друг с другом танцуем?»
Эта мысль понравилась Шету и он звонко рассмеялся, чтобы отогнать печаль.
А печалиться были причины. Шет знал: дух шиповника прощается с ним навсегда.
«Он тоже уже знает, что я не жилец, – подумал Шет. – А может, дело в другом? Может он знает, что завтра выпадет снег и он, расфуфырившийся не ко времени, сам погибнет, и оттого спешит попрощаться?»
Музыка становилась все тише, характер ее менялся. Тимпаны отступали, флейты становились глуше, лишь хрустальные колокольчики еще бесчинствовали где-то вдали. Но вскоре и колокольчики начали то и дело порождать вместо звука волны густо-розового и бледно-желтого цвета.
Чу! Вот уже и они смолкли, уступив тишину мерному шороху листьев.
Похоже, кто-то шел по саду.
Шет окс Лагин выпрямился и осмотрелся.
Вроде бы чья-то фигура. Впрочем, не прошло и трех секунд, как фигура скрылась в зарослях можжевельника.
– Я же просил не беспокоить! – громко выкрикнул Шет и грузно опустился на скамью.
Шет окс Лагин принялся всматриваться в просветы между ветвями шиповника. Кто-то там определенно был, кто-то знакомый. Он чувствовал это. Но кто? Неужто Элиен?
Воодушевленный этой мыслью, Шет окс Лагин вышел из зарослей и сделал несколько шагов по направлению к мраморной галерее.
Вот он! Верткий, словно ящерица, быстрый, подвижный. Это, конечно, не Элиен.
Но кто это? Кто этот человек, что скрывается за колонной? Что за тип в вульгарном плаще со стразами?
Он не знает его. Или все-таки знает? Может, чей-то слуга, заблудившийся в дворцовых лабиринтах? Вор? Вельможа из провинции, которому было назначено? Наемный убийца? – гадал Шет окс Лагин, пока нарушитель его спокойствия не скрылся с большой поспешностью.
9
Лунная дорожка. По ней движется челн со спущенным парусом. Полное безветрие.
В лодке четверо. Сиятельный князь, его слуга Инн и двое гребцов.
Побережье безмолвно, море – бездыханно.
Шет окс Лагин сидит на корме лодки и смотрит вперед. Они движутся к острову, который зовется Перевернутая Лилия. Если смотреть на его причудливые очертания издалека, в нем и впрямь можно разглядеть сходство с этим благородным цветком.
Никто не спрашивает, зачем они плывут туда. Гребцам, а заодно телохранителям Сиятельного князя, Канну и Телемту, все равно – их дело отрабатывать жалование. Мальчишка Инн тоже молчит, но по другой причине. Сиятельный князь ему все уже объяснил: они направляются на остров, чтобы увидеть косматую звезду.
Инну хочется знать, почему косматую звезду можно увидеть только с острова, а из сада нельзя. Но ему хочется спать, глаза просто-таки сами слипаются – не до подробностей.
Весла входят в воду почти бесшумно. И почти бесшумно выходят из нее.
Шет окс Лагин с нежностью смотрит на озябшего, ссутулившегося Инна. Мальчик клюет носом.
«Напрасно я взял его с собой. Он еще слишком мал для таких специфических развлечений, как ночь в Воздушной Обсерватории. Еще простудится!» – корит себя за опрометчивость Шет.
– Кажется, мы здесь не одни, – шепчет Шету Телемт.
Шет вглядывается в темноту. Действительно, они не одни.
Рыбаки?
Восьмивесельная лодка выплывает из-за восточной оконечности Перевернутой Лилии.
«Что-то непохоже на рыбаков. С каких это пор рыбаки промышляют ввосьмером при полном безветрии, да еще и в полнолуние?»
– Они к нам плывут, Сиятельный князь, – встревоженный голос Канна.
– Пожалуйста, тише, – Шет окс Лагин кивает в сторону прикорнувшего на скамье мальчишки.
– Они движутся очень быстро, – горячий шепот Телемта, в котором вмиг умер гребец и проснулся телохранитель Сиятельного князя.
Шет замер, пытаясь разглядеть лица «рыбаков».
«Хуммер их раздери, да они все в полотняных масках и стальных нагрудниках!»
– Это грабители. В крайнем случае, отдадим им все, что попросят. Но прежде я, пожалуй, все-таки снесу голову трем-четырем, – мрачно заметил Канн, бросив весла и нащупывая на дне челна свои меч и кинжал.
Телемт тоже бросил весла – они теперь не нужны. Им все равно не выиграть соревнования в скорости.
– Не каркай, Канн. Может, когда они узнают, кого решили обобрать, никому ничего сносить и не потребуется, – усмехнулся Телемт. – На нас же не написано, что мы везем самого Сиятельного князя. Вот и попутала нелегкая дураков…
– Может, они вообще не грабители… А забыли что-нибудь нужное и теперь хотят у нас попросить. Например…
– …Писчие принадлежности, – со злой иронией подсказал Телемт. – Забыли дома, а тут срочно надо в городскую управу черкнуть пару прошений…
Шет не сдержал улыбки – все-таки, Телемт и Канн славные парни, как жаль, что он не заметил этого раньше. Но, конечно, «грабителям» нужны вовсе не писчие принадлежности и даже, увы, не деньги.
Люди в масках прекрасно знают, к чьей лодке правят. Они не разговаривают между собой, ничего не доуточняют, детали им, похоже, давно ясны. Им нужна его жизнь. Крылатый вестник был прав.
«Неужели Гаассе окс Тамаю наконец-то достало и подлости, и храбрости на то, чтобы покуситься на мою жизнь?»
– Князь, вы должны лечь на дно лодки. Там вы будете в относительной безопасности, – зашептал Канн, не отрывая взгляда от неумолимо приближающихся врагов.
– Я Звезднорожденный, а не просватанная девка, чтобы отлеживаться на дне лодки, пока мужики друг другу чубы дерут, – отрезал Шет окс Лагин. – Если хочешь, ложись туда сам.
– Но ведь вы безоружны! – в отчаянии воскликнул Телемт.
– Это ничего не значит.
Телемт покачал головой, обнажая меч. Когда-то он слышал, что в былые времена князь слыл непревзойденным рукопашным бойцом. «Вот, как раз и выдался ему случай вспомнить былые доблести», – подумал Телемт.
Но Шет окс Лагин знал, что никакой рукопашной не будет и в помине.
Он уже заметил: у каждого из людей в масках за спиной висит колчан, туго набитый стрелами. Значит, где-то на дне их лодки лежат и тугие луки. Ни Телемту, ни Канну не случится показать себя в честном бою, заслонив князя от удара неприятельского меча.
Стрел хватит на всех.
Шет окс Лагин в последний раз взглянул на крепко спящего Инна и ему на глаза навернулись слезы. Ну зачем, зачем он потащил мальчишку к этому проклятому острову? Судьба не подарила ему ни сына, ни дочери. Ни одна его кровинка не переживет его, будь он хоть триста раз Звезднорожденным. И даже Инн не переживет его, увы.
10
Пока лодка приближалась, лица Телемта и Канна выражали несгибаемое намерение убивать и быть убитыми.
Однако, когда, будучи в шестидесяти локтях от них, «грабители» бросили весла и взялись за луки, у Телемта и Канна округлились глаза. – Похоже, это не грабители, – сказал Канн. – Иначе зачем им луки? – удивился Телемт.
– Да упокоятся семена ваших душ в Святой Земле Грем, мальчики, – сказал Шет окс Лагин, когда щелкнула первая тетива.
Телемт вывалился за борт почти сразу.
Сознание Канна, в чью грудь впились одновременно четыре стрелы, заволокло мутной пеленой телесного страдания. Он погрузился в бесплодные размышления о том, сколь недальновидно с его стороны было оставить во дворце свой лук и колчан со стрелами. А еще он думал о том, что так и не успел угостить негодяев метательным кинжалом.
«А может, еще не поздно…» Но тут в глаз Канна попала стрела, и рука с кинжалом безвольно обвисла – каленый наконечник рывком погасил его сознание.
А стремительно идущий ко дну Телемт отчего-то вспомнил о расцветшем шиповнике, о вызывающе прекрасных розах, обреченных на скорую смерть под снегом.
Не менее трех десятков стрел было выпущено в них в первые две минуты. Пока умирали его телохранители, Шет окс Лагин, сложив руки на груди, слушал косматую звезду Тайа-Ароан.
Бордово-красная, с лохматым шлейфом ослепительных смарагдов, она, с надрывным криком, который дано было слышать только ему, Звезднорожденному, катилась в пульсирующую бездну по хрустальному ободу купола небес.
11
– Так у князя что, пальца нету? – Вроде, нету. Говорят, ему еще в Синем Алустрале палец-то оттяпали. – За долги, что ли? – Ну и дурак же ты! Будто у князьев долги бывают! В бою, ясен перец! – Да с чего ты вообще взял, что у князя пальца нету? – Да слышал вроде. – Так «вроде» или «точно»? – Вроде точно…
Все трое загоготали.
Да, они родились настоящими счастливцами. Так, по крайней мере, им в тот момент казалось.
Когда Сиятельный Князь и двое его мужиков были убиты, эти трое перешли ко второй составляющей их сокровенного плана. И закололи пятерых своих подельников.
Теперь их трое, посвященных. Четвертый посвященный – странный северянин в желтом плаще – поджидал их на берегу Перевернутой Лилии.
Однажды он уже заплатил им весьма щедро. И заплатит еще – но уже там, на острове. Правда, чтобы выудить из северянина деньги, нужно еще чуток повозиться. Господин пожелал самолично убедиться в том, что они порешили именно Сиятельного князя, а не какого-нибудь случайного звездочета. – Хватит ржать. Доставайте князя.
Орудуя баграми, они принялись выуживать труп.
В груди Сиятельного князя торчали семь стрел. Он упал за борт, когда его грудь пробила седьмая, Поющая Стрела, которую Урайн одолжил у Аганны. Только такой и можно убить Звезднорожденного.
Восьмая стрела настигла Шета в воде. Но когда она пробила горло Сиятельного князя, тот уже ничегошеньки не чувствовал.
Пыхтя и бранясь, они втащили тело князя в свою лодку. Затем они снова спорили – насчет того, принадлежит ли выуженное мертвое тело Сиятельному князю. Никому из них не доводилось раньше видеть князя так близко.
– Он рыжий. Точно вам говорю.
– И этот тоже рыжий. Вроде…
– Чего он тогда в военном плаще? Он же вроде князь, я слыхал, у них вся одежда из золота…
– А он вообще сумасшедший. Иначе с чего б он тогда ночью на этот остров плавал с двумя дураками?
– Твоя правда. Ладно. Главное, что пальца нет. Вот она – главная примета!
Маски были сняты за ненадобностью. Они, трое счастливцев, теперь не станут таиться. Сейчас они вернутся на Перевернутую Лилию и передадут северянину тело Сиятельного Князя – пусть делает с ним что хочет, хоть на котлеты пусть порубит. Они получат денежки – и прости-прощай, нищета…
На полдороге к острову они остановились, откупорили флягу крепкого гортело, настоянного на молодой полыни, и сделали по глотку. Их переполняли хорошие предчувствия, ведь все прошло без сучка без задоринки!
Между тем, один сучок, одну задоринку, судьба от них утаила.
Челн со спущенным парусом, который стал убийцам безынтересен сразу после того, как Сиятельный князь свалился мертвым за борт, медленно удалялся от острова, подхваченный холодным течением.
Там, на скамье, спал беспробудным сном сметливый черноглазый мальчик. Он проснется только на рассвете, когда течение принесет лодку к Бивню Тритона. Ему назначен судьбой венец Сиятельного князя – двадцать восемь лет спустя. А тридцать лет спустя он станет отцом Свода Равновесия. Впрочем, случится это хотя и под тем же солнцем, но в другом мире, в другой ветви дерева истории…
На острове Перевернутая Лилия, на каменном плавнике одного из исполинских кашалотов, что сторожат вход в Воздушную Обсерваторию, сидел тщедушный человек с внушительной плешью. Он бормотал себе под нос слова, среди которых были и горестные, и гневные, и лукавые.
Это был Октанг Урайн. Длань, Уста и Чресла Хуммера. По впалым скулам его текли быстрые слезы.
Он знал: очень скоро трое счастливцев принесут ему тело Шета. Он сойдет к ним – и глаза его будут красны, сухи и неумолимы.