Кине сделала глубокий вдох, потом резко вытолкнула воздух из легких. Мама считала, что такое упражнение помогает от стресса. Наверняка это Звездная Радуга ее научила. Чушь полная. Звук от выдоха был как от проколотого велосипедного колеса. Кого, интересно, он может избавить от стресса?
Кине обогнула одинокую колокольню. Одинокую, потому что колокольня была, а церкви не было. Церковь снесли сто лет назад, еще до рождения Кине, а колокольню по какой-то причине не тронули. Так она и стоит, сложенная из разновеликих камней. Ядовито-зеленая крыша и покосившийся шпиль.
Кине заметила Ноа. Он подогнал и припарковал свою передвижную кофейню на закрепленное за ним место на Квелегата – прямо напротив кладбища. Его кофейня представляла собой переделанный фургон небесно-голубого цвета с огромным щитом на боку. Ноа поднимал щит, и получался козырек.
Волосы Ноа, пока он открывал кофейню, прыгали по плечам. Они были скручены в дреды. Суперская прическа. Кине и сама о такой мечтала, только у нее, наверно, слишком жидкие волосы. В мочке ухе у Ноа имелась дыра, настолько большая, что он вставил в нее изогнутый клык. Глаза у Ноа были голубые и добрые.
Он дышал на руки, тер их одна о другую, чтобы согреть, хотя на них были перчатки без пальцев. Значит, завернули настоящие холода, раз даже Ноа замерз. Это он-то, который совершил кругосветное путешествие и в какие только переделки не попадал. Зато Кине больше не мерзла. Жизнь в пузыре имела свои плюсы. Правда, именно сейчас она бы не отказалась озябнуть. Озябнуть вместе с Ноа. Вместе со всеми жителями Мёлльбю.
Ноа зашел в фургон и выставил стопку бумажных стаканов из окна на узкий выдвижной прилавок. Тут он заметил Кине и замахал ей. Кине опустила пузырь пониже и зависла у прилавка.
– Привет, Wednesday! – Ноа поднял руку с растопыренными пальцами. Кине в ответ подняла свою, и Ноа ударил по стеклу. Но по-настоящему «дать пять» не получилось. Как дашь пять, если руки даже не соприкасаются? Кине улыбнулась ему, но сама почувствовала, что улыбка вышла кислой.
Ноа снял со стопки стакан и спросил:
– Wednesday, какао будешь?
Кине кивнула. Она и забыла, как медленно он говорит. Так медленно, что она успевала погрузиться в гипнотический транс.
– Я уже наслышан про твои прогулки в НЛО, – сказал он, помешивая в стакане. – Правда, я представлял его себе иначе, но этот тоже ничего. А вот очки у тебя зачетные.
Он, конечно, подтрунивал над ней. Мол, пузырь – ерунда, зато очки – это вещь. Но у Кине все равно на душе потеплело.
Ноа поставил стакан на доску и закрыл его крышечкой. А Кине, в свою очередь, послала сигнал, что хочет какао. И не какое-нибудь, а именно то, которое только что приготовил Ноа. Стакан незамедлительно оказался у нее в руках. Какао было горячее, и Кине словно бы уловила запах Ноа. Его мужской туалетной воды. Она открыла крышечку. Из стакана поднялся пар и затуманил стекло.
Кине отхлебнула из стакана, капнув какао на приборную доску. Она вытерла каплю рукавом куртки. Конечно, прокисшее какао на одежде – это фу, но ведь можно пожелать новую куртку. Наверняка у кого-то есть подходящая.
У Кине предательски зачесались глаза, они все еще оставались опухшими после вчерашнего плача. Она сделала большой глоток какао, стараясь спрятать за стаканом лицо.
– Эй, Wednesday? – Ноа перегнулся через прилавок и прижался носом к пузырю. Он смотрел на нее голубыми глазищами очень грустного щенка. – Я что, чили переложил?
Кине всхлипнула, и какао пошло носом. Она вытерла его рукавом, сама не понимая, то ли плачет, то ли смеется.
– Нет, – пробормотала она. – Чили в самый раз. Большое спасибо.
Ноа налил себе кофе – наверняка десятую чашку за это утро – и облокотился на прилавок.
– Итак, кто вонзил тебе десять ножей в сердце, Wed-nesday?
Кине замотала головой, будто не собиралась ничего рассказывать, но все-таки заговорила:
– Представь себе, что у тебя нет твоей лавки. – Голос у нее был сдавленный. – Представь себе, что у тебя нет возможности заработать. Но зато, как только ты что-то пожелаешь, ты немедленно это получаешь. Что бы это ни было.
– Ммм… – Ноа забарабанил пальцами по прилавку с глубокомысленным видом, но Кине видела, что он еле сдерживал смех. – Вообще-то я могу представить себе кое-что и пострашнее.
Кине в этом не сомневалась. Он же из Австралии, где больше опасных животных, чем где-либо на земном шаре. Это была одна из страшилок Виви.
– Но тут еще кое-что… Допустим, ты бы знал, что все, что получаешь, принадлежит кому-то другому? Как тогда? Никто и знать не будет, куда пропала его вещь и что на самом деле она у тебя. Просто у кого-то чего-то убыло. А у тебя прибыло.
Ноа отхлебнул кофе.
– Ммм… Ну тогда это чистая pickle.
Кине улыбнулась и снова вытерла нос. Она уже знала от Ноа, что pickle – это засада.
– Ух! – Ноа приник к стеклу и дыхнул на пузырь. На стекле образовалось белое облачко. И на нем Ноа, загадочно улыбаясь, пальцем нарисовал лампочку.
– Wednesday… Тогда бы я пожелал себе только самое-самое необходимое, и чтобы оно было отобрано у тех, у кого всего полно. У самых богатых. – Ноа задумался на мгновенье и добавил: – Или у самых плохих.
Кине рот открыла от неожиданности. Это же гениально. Просто и гениально. Его слова были точно бальзам на рану. Как она сама не додумалась? Если уж кого-то обирать, так того, кто не заметит потери. Или кому так и надо.
Ноа улыбался во весь рот, увидев, как потрясли Кине его слова.
– Однако это все равно будет воровство, а воровать нехорошо, – сказал он. – В таком случае я бы для равновесия время от времени угощал бы кого-нибудь какао. – И он подмигнул.
Мимо проехала машина, обдавая брызгами грязи тротуар. Город просыпался, Кине заметила это не сразу. Кто-то быстрым шагом подошел к кофейне. Глаза у Кине все еще были мокрые, ей совершенно не хотелось выставлять себя напоказ, и она незаметненько закатила пузырь за фургон.
Дама заказала Ноа двойной латте. Опять она, дама в белом дутом пальто, с тем же мальчиком на буксире. Мальчик однажды принял Кине за зомби. И за чудище в НЛО, в тот раз, когда она украла бургеры. Пока мама расплачивалась, он смотрел по сторонам. На нем опять был велосипедный шлем, только на этот раз под шлемом была теплая шапочка. Он показал на Кине:
– Мама, мама! Девочка в мыльном пузыре!
– Что ты говоришь, – сказала мама, даже не обернувшись. Она быстро ушла, таща за собой сынишку, которому приходилось бежать, чтобы поспевать за мамой. Несчастный ребенок. Его психику постоянно травмируют, потому что не верят его словам. В конце концов он сам себе перестанет верить и не будет отличать действительность от фантазий. А как насчет нее? Сама-то она понимает, где действительность, а где фантазия? Что есть правда?
Кине уселась на живот страхолюдины и почувствовала на себе ее пустой взгляд. От этого взгляда голова у Кине похолодела, будто она одним махом проглотила мороженое.
Увы, правду Кине прекрасно знала. Только не решалась никому ее рассказать. Ни Ноа. Ни Авроре. Поскольку правда заключалась в одном слове – засада. Чистая засада. Она заперта в пузыре с куклой, которая с каждым днем разбухает, как тесто. Эта кукла – плохая версия Кине. И набита она всякой гадостью, как-то связанной с Кине. А еще этот звук, который только усиливался. Странные глухие удары…
«Подумаешь, удары, – успокаивала себя Кине. – Ничего в них нет опасного. Например, в старом доме все время что-то слышится. Ветер налетит, дверь скрипнет, что-то упадет на чердаке. Или…»
Кине выбросила в дырку рундука пустой стакан из-под какао и остановилась, вглядываясь в куклу. Унынье была похожа на грязный мешок. Ноги без стоп, руки без пальцев. Обрубки, а не конечности. И только огромные булавки воткнуты в нее, как в игольницу. Одна в плечо, другая в руку, третья в голову. Красное войлочное сердце еле держалось на паре стежков. Узкая ткань, обвивавшая ее с ног до головы, в нескольких местах сбилась, обнажив уродливые швы. Один, боковой, разошелся. Кине увидела начинку куклы. В ней что-то краснело.
Сердце Кине учащенно забилось. Лучше бы она не смотрела. Лучше бы не притрагивалась. Но Кине уже не могла остановиться. Она расковыряла лопнувший шов, запустила в него пальцы, нащупала то, что краснело. И потянула – осторожно, будто это было опасное насекомое.
В руке у нее оказались скомканные фантики от карамели. Красные и синие. В памяти что-то шевельнулось. За свою жизнь она съела уйму карамели, но с этими фантиками и карамелью было не все так просто, и Кине об этом догадывалась. Она поспешила выкинуть фантики, чтобы заставить память замолчать. Потом крутанула музыку на полную громкость.
Кине парила над городскими крышами, не зная, куда податься. Только не домой. Дома придется объяснять маме и папе, почему неизвестные люди разбили на их улице лагерь, как будто она в этом виновата.
Тебе-то хорошо
Кине разместила пузырь в конце класса и слушала рассказ Оппсета об атомных бомбах. Она уже третий день могла закатывать свой пузырь в класс. Клаусенская школа преподнесла ей сюрприз, расширив дверной проем. Сначала Кине расценила это как жест доброй воли. Но потом догадалась, кто нажал на все рычаги. Мама разослала больше сотни писем о нарушении права на образование «особенного ребенка» и буквально затерроризировала директрису по телефону.
Ну и победила, как всегда. Вот спасибо, дорогая мама! Теперь Кине – одна из самых сообразительных в классе – получила официальный статус «особенного ребенка». То есть со странностями. Типа Аслака. Только в отличие от нее Аслак всегда был в прекрасном настроении, как бы он ни облажался на уроке и как бы его ни изводил Монрад на перемене.
Оппсет рисовал на доске круги, демонстрируя распространение радиоактивного излучения, а Кине лежала и расковыривала пальцем окошки рождественского календаря, который успела себе затребовать. Если она правильно изложила свое желание, календарь был изъят у супербогатенького и избалованного ребенка, у которого таких календарей наверняка осталось еще штуки три.