Монрад… Он, конечно, в ярости. Она выставила его дураком. Напугала до смерти. Чуть не раздавила о стену спортзала. Потом школьное руководство, которому пришлось ради нее срочно расширять дверь в классе… Пока что все это выглядит слишком мелким. Она видела земной шар, похожий на мячик, разве может с этим сравниться какая-то дверь?
У нее есть мама и папа. Аврора и Виви. У нее целый фан-клуб, который разбил лагерь возле ее дома. Фрики с диковинными именами и серьгами в ушах. Они принимают Кине за посланницу Вселенной. Она с ними поговорит, и они помогут ей все уладить. А для чего еще нужен фан-клуб?
Кине засунула телефон в футляр, который когда-то для нее сшила Аврора, и повесила его на шею. Огляделась. Пузырь почти опустел. Не осталось ни подушек, ни приборной доски, ничего. Только скелет Типси номер один и синее худи Ярле. Она натянула худи на себя. От него все еще исходил едва уловимый приятный запах. От нежного прикосновения мягкой ткани у Кине екнуло сердце.
Потом она взяла под мышку скелет Типси и опустила руки на плечи страхолюдины.
– Мне хорошо было с тобой, Унынье. В каком-то смысле. И… спасибо тебе за все.
Ду-дун…
Кине и виду не подала, что перетрусила. Она была на пороге свободы. Сейчас главное – держаться как ни в чем не бывало. Она сняла с рундука крышку, стараясь не торопиться. Но осуществить задуманное быстро и не получалось. Кине вскарабкалась на рундук, подошла к дыре и прыгнула внутрь.
Ноги уперлись в дно. Никуда она не улетела: торчала из рундука, края отверстия были ей по бедра. Кине потопталась на месте. Дно казалось крепким, непробиваемым. Может, надо залезть в рундук целиком, с головой?
Сердце тревожно стучало. Кине села на корточки. Нащупала руками дно рундука. Стекло. Она стояла на стеклянном полу пузыря. И выхода из него нет.
Нет… Нет, нет, нет!
Ладони Кине стали влажными и холодными. Неужели туалет перестал работать? Она вылезла из рундука, отложила в сторону скелет Типси и потребовала рулон туалетной бумаги. Как только он появился, Кине взялась за конец бумаги, а рулон кинула в дыру. Он полетел вниз. И летел долго, постепенно разматываясь. Тонкая бумага дрожала, пока ее конец не выскользнул у Кине из пальцев и не исчез в пропасти.
Кине полезла за бумагой. Долго шарила в темноте. Ничего. Ни клочка.
Она снова вылезла из рундука. Ее мутило, коленки дрожали.
– Выпусти меня! Почему я не могу выбраться отсюда? – закричала она, пиная куклу.
От пинков кукла стала сползать, пока не повалилась на Типси. Кошачьи кости загремели. Типси… Мертвая давным-давно. Ни одно живое существо не может проникнуть в пузырь. А что, если ни одно живое существо и покинуть пузырь не может? Никогда.
Это был приговор. Пожизненный, вечный, как Вселенная. Никогда. Никогда дуновение ветра не коснется ее лица. Никогда она не поплавает в школьном бассейне, проклиная судьбу. Никогда не ступит в летнюю морскую воду. Никогда не заберется в свою постель на дачной мансарде. Никогда не побегает по лесу, не пособирает ягод. А ведь она даже не любила их собирать!
Но все равно приходилось. Потому что мама так хотела. Потому что они были семья. А теперь у нее никогда не будет семьи. Она никогда не выйдет замуж. У нее никогда не будет детей. И секса не будет. А ведь, насколько она понимала, это одно из немногих преимуществ, которое примиряет людей с тем, что детство кончилось. Она никогда ни с кем не поцелуется. Максимум, что ей улыбается, это провести остаток жизни в худи Ярле.
Какая несправедливость! Когда она забралась в пузырь, мир был совершенно другой. И желания у нее тогда были совсем другие. А теперь… Теперь она просто хочет того, что у нее было, но больше никогда не будет…
Кине села на живот страхолюдины и начала молотить ее кулаками по груди:
– Выпусти меня!
Никто ее не слышал. Никто не собирался ее никуда выпускать.
Кине орала так, что думала, у нее кровь пойдет горлом. Потом обессилела и упала лицом вниз. Она даже плакать не могла, так как выплакала все слезы.
Внутри этой тряпичной гадины хранилось все плохое, что совершила Кине. Все ее дурные поступки. Они сплелись в ужасный клубок, который разрастался все больше и больше. Кине спала на собственных грехах. Она слышала, как они там копошатся, будто черви. Мерзкие гады внутри мерзкого создания. Теперь она с ними вместе навсегда.
– Папа… – прошептала Кине. – Я хочу… – У нее сдавило горло. – Я х-хочу рубашку, в которой папа сегодня ходил.
Снег привычно взметнулся, глубоко равнодушный к ее боли. В руках у Кине оказалась папина рубашка в красную клетку. Кине зарылась в нее лицом. Папин запах дошел до самого сердца, и Кине горько разрыдалась.
Будем договариваться
Кине шла, нагнувшись, и сеяла зерна. Она понимала, что ей это снится, но все было как будто наяву. Зерна шевелились в ладони, словно черви. Синие черви, свившиеся в клубок. Кине делала пальцем отверстие в земле и опускала туда червя. Одного за другим. Потом засыпала их, а черви извивались и громко протестовали. И тут из-под земли послышался стук. Только, оказывается, шел он совсем не оттуда. Кине подняла взгляд и увидела, что стоит на собственной грудной клетке. Крошечная Кине сеяла червяков на груди большой Кине. Маленькая Кине вздрогнула от отвращения и выронила оставшихся червей. Они с молниеносной скоростью расползлись и спрятались на огромном туловище большой Кине.
Кине изо всех сил пыталась проснуться, но не могла. Маленькая Кине опустилась на колени и приложила ухо к груди большой Кине. Почему она сеет червей в собственное тело? Она умерла? Нет… Сердце же стучит. Из глубины доносились ровные неспешные удары. Сердце.
Она слышит свое сердце!
Кине резко проснулась. Она сидела на кукле, прислонившись спиной к стеклу. И стук ей вовсе не приснился, он раздавался по-настоящему.
Ду-дун…
И снова тишина, целую вечность… Кине успела подумать, что, верно, она еще спит. Или ей это мерещится. Но тут звук повторился.
Ду-дун…
Кине затаилась. Она не решалась даже моргнуть в ожидании нового звука.
Ду-дун…
Грудь куклы вздрагивала от каждого удара. Неужели войлочное сердце может биться по-настоящему? Внутри у куклы что-то шевелилось. Под пожелтевшей тканью, обвивающей страхолюдину, происходило движение. Кине хотела отползти подальше, но отползать оказалось некуда, она уперлась в стекло. Места совсем не осталось. Пузырь как будто сжимался. В нем стало тесно и душно. Все равно что сидеть в надувном мяче без вентиляции.
Кине схватила кошачий скелет и выставила его перед собой, как щит.
– Типси покажет тебе, где раки зимуют, только тронь меня! Слышишь? Это… сторожевая кошка! Злая сторожевая кошка. Она в пять минут порвет тебя на куски!
Страхолюдина сидела неподвижно, скаля кривые зубы. Ее сердце продолжало стучать.
Ду-дун… Ду-дун… Ду-дун…
Кине отбросила Типси. Проку от кошки сейчас было мало. Она беспомощно огляделась. Снаружи было темно, и Кине не понимала, где находится. Пока она спала, пузырь успел перелететь в другое место. В темноте она разглядела камни, торчащие из земли. Плоские, со знакомыми очертаниями. Надгробия.
Она была на кладбище. Там, где все началось. Где она нашла пузырь, когда выводила на могильном камне имя своего врага. Она надеялась, что здесь будет могила Ярле, а могила-то оказалась ее.
Ду-дун…
Кукла вот-вот оживет, как пить дать. Что это чучело предпримет?
Кине меньше всего хотелось искать ответ на этот вопрос. Усилием воли она заставила себя подняться и подумала, что ей нужен молоток. Первый инструмент, который пришел ей в голову. Как только молоток оказался у нее в руках, она начала изо всех сил колотить им по стеклу, хотя понимала, насколько это бесполезно. Пузырь был непробиваем. Он не боялся ничего. Ни воды, ни безвоздушного пространства, ни льда, ни снега, ни толстых стен. Но Кине все равно колотила и колотила. От ударов по стеклу у нее звенело в ушах. Но она не знала, что еще делать. И колотила, чтобы заглушить удары куклиного сердца. В конце концов у Кине заболело запястье. А на стекле не осталось даже самой крошечной царапины. Пузырь сиял в ночной темноте, словно хрусталь, яркий и прочный.
Кине швырнула молоток в рундук и с плачем обратилась к Типси.
– Что нам делать? Как нам отсюда выбраться? Не оставаться же здесь навеки!
Типси выглядела еще мертвее, чем раньше, если только это было возможно. Бесполезная груда белых костей. Кине встала. У нее начала созревать идея.
Типси. Мертвая. Убить… Оружие!
Точно, если устроить взрыв, она сможет освободиться. Достаточно пожелать ручную гранату, и, возможно, тогда… Возможно, тогда ее размажет, как кетчуп, по стеклу. Она поддала ногой кошачьи кости.
– Гранату? Серьезно? Что за дурь? Возьми себя в руки немедленно!
Необходимо собрать волю в кулак. Превратиться в чайку и не сдаваться, как поступила бы мама. Пробовать одно средство за другим, пока не сработает. Она должна мыслить решительно и прекратить попусту тратить время. Кине потерла глаза. Их щипало от слез. Она чувствовала слабость, и ее ломало, как при простуде.
– Думай, Кине!
Кине огляделась. Пузырь примостился среди покосившихся надгробий, исписанных старинной вязью. Однажды Кине поклялась, что на ее надгробии никакой вязи не будет!
А что, если потребовать себе что-то покрупнее, чем сам пузырь? Такой предмет, который разорвет его изнутри? Важно только самой при этом уцелеть. Всего-то и надо – разбить стекло. Кине провела рукой по лицу. Оно было в испарине.
Ду-дун…
Опять этот звук. Кине вздрогнула. Сейчас или никогда.
Кине набрала в легкие побольше воздуха и постаралась, чтобы голос не дрожал:
– Хочу четырехметровый стальной рельс!
Волшебный снег взвился, просвистел мимо ее лица. Кине присела на корточки и прикрыла голову руками как раз в том момент, когда раздался грохот. Удар был оглушительный. Кине зажала уши руками, но слишком поздно. Звук пронзительным эхом просвистел у нее в голове.