Чеснок и костюмы ангелов
Остановка «Омвейен» располагалась у самого подъезда – единственное светлое обстоятельство на пути от дома до школы. Школьный автобус был гроб на колесах, по которому музей плакал. Управлял им нервный водитель, немец по фамилии Гервин, с редкими, прилипшими к черепу волосами и пивным животом. Кине готова была примириться с двумя этими недостатками, но только не с чесноком, которым от него постоянно разило. В отличие от нормальных людей, которые использовали чеснок как приправу, Гервин им питался – отрывал по головке от длинной чесночной косы, что неизменно болталась на лобовом стекле, как пахучий оберег.
Разумеется, его просили так не делать. Поручили это Хенриетте, она как-никак с девяти лет работала няней. Хенриетте была из тех девочек, к которым взрослые прислушиваются. Но только не Гервин. «Ни одна хворь не берет. Ни одна», – сообщил он Хенриетте в ответ на просьбу целого класса и положил в рот очередной зубчик чеснока.
Потом они поняли, что он имел в виду не только себя. Гервин был убежден, что исключительно благодаря его чесноку ученики Клаусенской школы до сих пор живы. Не будь у него чесночной косы, все они давно бы перемерли как мухи.
Кине поднялась в автобус и села напротив средней двери. Как бы и сзади, но не в самом хвосте, где расположились Монрад и Томми, два самых безбашенных бандита из шайки Ярле. До Кине донеслись их голоса, мальчишки спорили, можно ли простой зажигалкой сжечь контейнер для завтрака. Монрад утверждал, что нельзя. Уже попробовал, не иначе.
Автобус, заскрежетав, тронулся с места. Дверь, заклеенная армированным скотчем, как обычно, пару раз взвизгнула, да так до конца и не закрылась. Автобус выехал на шоссе, дергаясь и подпрыгивая. Гервин умел тормозить только одним способом, и это было реально жесткое торможение.
Каждый день автобус трясся по одному и тому же маршруту, через все остановки, где уже сто лет никто из школьников не живет, но Гервин упрямо по нему следовал. Он всегда ездил этим путем и впредь будет ездить только так. Он не желал и слушать, что быстрее проехать через площадь. Видимо, боялся, что его удар хватит, если он изменит маршрут.
У остановки в Ваклевейте автобус резко затормозил, и в него вошли Аврора и Виви. Они зажали носы, пробиваясь сквозь невидимую чесночную завесу, которая сегодня была особенно густой, плюхнулись на сиденье впереди Кине и отдышались.
Аврора обернулась к Кине.
– А главное, я люблю чеснок! – сказала она, опустив «привет!».
– Да и я тоже, – подхватила Кине. – Только чтобы он был не старше меня.
Виви засопела, как всегда, когда стеснялась громко смеяться. Белобрысая, волосы торчком, в зеленом шерстяном свитере, она была похожа на маленький заморенный одуванчик. Возможно, дело в однообразном питании. Может, ей сахару не хватает. Ее мамаша повернута на здоровом питании похлеще, чем мама Кине. Поэтому Виви кормят исключительно несъедобными вещами – капустой брокколи и пророщенным зерном.
Аврора была полной противоположностью. Смуглая, с черными локонами, такими густыми, что в них, наверно, затерялся не один ластик с начала учебного года. Сегодня она выкрасила несколько прядей разноцветной тушью для волос. Одежду она шьет себе сама. И вовсе не от бедности, а потому, что любит шить. Кине почувствовала, как тянет шею футляр с телефоном. Летом она попробовала сшить себе этот футляр, но сломалась на полпути. А Аврора ей его дошила.
А еще Аврора бесстрашная. Будь Кине из тех девочек, кому нужна лучшая подруга до гроба, она бы выбрала Аврору. Но правда жизни состояла в том, что Кине прибилась к Виви и Авроре, потому что вдвоем те были команда. Очень разные, но при этом не разлей вода. Кине это устраивало. Освобождало от необходимости все время под кого-то подлаживаться.
Виви встала на колени и свесилась к Кине через спинку кресла с телефоном в руке.
– У тебя все в порядке? – спросила она с преувеличенной заботой, так только мамы из мультиков говорят.
– Да все у нее в порядке, чего пристала к человеку, – одернула ее Аврора.
– Да, но… – Виви водила пальцем по телефону. – Здесь пишут, что есть серьезные причины отказаться от посещения бассейна. Там полно болезнетворных бактерий, потому что все плещутся в одной воде, кто-то даже туда писает, хоть и не признается. А чтобы уничтожить бактерий, приходится бухать в воду столько хлорки, что удивительно, как еще до сих пор с нас со всех кожа не слезла. Кине давно это поняла в отличие от остальных, а другие… Ай, ты чего?..
Аврора выхватила у нее телефон и положила к себе в карман. Обычно такое случалось не раньше обеда, но сегодня был поставлен рекорд.
– Помнишь, о чем мы договорились? – спросила Аврора.
Виви села на место и виновато повесила голову.
– Не разгонять панику, – промямлила она.
– Ты получишь его обратно на первой перемене, если пообещаешь не болтать о конце света.
Виви не возражала. Ей, пожалуй, даже нравилась такая опека. Виви и Аврора были ровесницы, у обеих день рождения в феврале, но Аврора всегда казалась старше. У нее не было навязчивых страхов, она терпеть не могла паникеров. Еще не терпела, когда ругаются. Многим она казалась тихоней, но на их мнение плевать хотела. Она была тверда, как скала. Казалось, Аврора способна одолеть любые страхи. Самые крупные неприятности в жизни Кине съеживались от одного взгляда Авроры.
Автобус свернул на парковку перед Клаусенской школой и резко затормозил. Школа была красная, кирпичная, в несколько этажей. Школьные стены покосились и, казалось, могли обрушиться в любую минуту. Над крыльцом висели часы, которые никогда не ходили, а в одном из водосточных желобов, по слухам, застряла дохлая крыса, потому что во время дождя из водостока шла несусветная вонь. Каменные ступеньки держались на соплях, как и крючки в раздевалке.
В школе ничего никуда не годилось. И в первую очередь школьники. Живое доказательство тому – Монрад: он уже до начала первого урока умудрился около футбольных ворот поджечь шапку Аслака, и теперь девочки отчаянно затаптывали пламя.
Кине стоило больших усилий заставить себя подняться по лестнице и сесть в самом конце класса. Одно время она спорила с Авророй и Виви, где сидеть. Аврора и Виви хотели занять места поближе к доске. В конце концов Кине заявила, что в любом случае сядет в самом последнем ряду, неважно, с ними или без них. Она никак не могла понять, почему они не хотят просто оставить ее там, где ей больше нравится.
У доски стоял Оппсет, классный руководитель их 6-го «Б» – старшего в этой школе. Оппсет раскачивался с пятки на носок и с носка на пятку, дожидаясь, пока все усядутся. Он собирался сделать сообщение, и Кине была почти уверена, оно касалось проклятого рождественского хора. Несколько последних недель речь шла только о хоре. Оппсет был швед, и звали его Максимиллиан, но выговаривать это было в три раза дольше, поэтому все обращались к нему по фамилии – Оппсет.
Он был даже симпатичный, хотя Кине никогда бы не сказала этого вслух. Какой-то мягкий. Как из рекламы кондиционера для белья. Высокий, худощавый, с вечно падающими на лоб белокурыми кудрями, которые он то и дело откидывал назад. Носки всегда под цвет одежды; сегодня они были голубые, как его безрукавка. А еще от него всегда приятно пахло.
Оппсет хлопнул в ладоши.
– Внимание! У нас возникли новые сложности. Поступила пара жалоб. – Он сделал глубокий вдох и добавил: – Очередных.
Кине услышала, как Хенриетте прошептала на ухо Тамаре:
– Сто процентов от мамы. Помнишь, она еще хотела, чтобы младенец Иисус был темнокожим, как в жизни.
Тамара фыркнула:
– Да нет, от младенца в яслях отказались из-за папы, он сказал, что это промывание мозгов!
Девчонки захихикали.
– Не вижу ничего смешного! – рявкнул Оппсет.
Странно, он еще ни разу не повышал голос. Обычно он был такой спокойный: видно, его здорово достали. Родители с самого начала стали совать свой нос во все: от костюмов до песен. То, что задумывалось как мощное театрализованное представление с финансовой поддержкой городского совета, свелось к короткому выступлению хора из учеников его класса. Теперь они должны были тупо спеть несколько заунывных рождественских песенок, и Оппсета это приводило в отчаяние.
Перед Кине забрезжила надежда. Может, уже хватит? Может, пора все отменить? Она скрестила пальцы и стала про себя повторять:
Отменить, отменить, отменить!
– А может, нам просто отказаться от всей этой муры? – спросил Ярле, будто подхватил ее мысли.
Кине украдкой посмотрела на него. Он тоже сидел в конце класса, только у другой стены, и раскачивался на стуле. Густая копна каштановых волос падала ему на глаза, как у героя манги. Ярле-король. Ярле-идиот. Ярле-не-дурак-когда-захочет.
Класс дружно его поддержал, как всегда, стоило только ему рот открыть. Кине была в затруднении: с одной стороны, ей хотелось того же, с другой стороны, не поддерживать же Ярле. Поэтому она сидела и не подавала голоса.
– Thank you! – крикнул Томми, который считал, что в английском ему нет равных. – Есть миллион способов потратить деньги.
У Кине на языке вертелся вопрос: зачем тебе деньги, ты уже столько всего натырил, – но она промолчала. Все знали, что Томми ворует. Он крал в школе всякое барахло, от карандашей до циркулей, а во время перемены пытался продать все это по заоблачным ценам. Избежать последствий ему удавалось исключительно благодаря клоунскому дару. Томми умел смешить, и ему все сходило с рук.
– Нет! – вскричал Оппсет. Он втянул воздух, чтобы унять раздражение. – Нет… – повторил он спокойнее. – Никакой трагедии нет, мы со всем справимся. Раз цвет кукол из реквизита кое-кого не устроил, мы от кукол отказались. Мы выбрали экологичные костюмы, сократили время представления, позаботились о парковке. Справились с этим, добудем и безглютеновое печенье. Только костюмы давным-давно заказаны, их изменить уже не получится! Их доставят не позже вторника. У нас будет хор ангелов, чего бы мне это ни стоило! Тема закрыта.