Дверь в комнату распахнулась.
– Кине, живо вниз. Нам надо серьезно по…
Мама осеклась на полуслове и уставилась на пузырь. Кине вздрогнула, будто запустила руку в ящик с конфетами и ее поймали с поличным. Тайна раскрыта. Все пропало. Кине так и видела, как усердно трудится мамин мозг, чтобы найти объяснение увиденному. Только напрасно. Объяснения этому нет.
Мамин взгляд блуждал между Кине и пузырем. Типси выскочила из-под кровати, шмыгнула между маминых ног и исчезла. Мама даже ее не заметила.
Продолжая смотреть на пузырь, она закричала:
– ЮСТЕЙН!!!
Крик растревоженной чайки пронзил тишину. Папа с грохотом устремился вверх по лестнице, – судя по звуку, перепрыгивая через ступеньки. Он возник в дверях, и глаза у него стали как блюдца. Так они и стояли с мамой, выпучив глаза. Папа был в два раза шире мамы и в отличие от нее настроен гораздо благодушнее.
Он протиснулся мимо мамы, подошел к пузырю и положил руку на его поверхность.
– Что за… Как ты это сделала? – спросил папа с таким видом, будто разглядывал камень, который по какой-то неведомой причине заслужил его профессиональное внимание. – Это пластик? Стекло? Откуда он взялся? Невероятно!
За ним подошла мама и потянула папу назад, будто пузырь был бомбой.
– Что тут невероятного? В лучшем случае противозаконно! Ничего не трогай!
Кине начала было объяснять, но никто ее не слушал. Мама стащила ее за собой по лестнице. Типси подняла голову от своей миски. Она прижала уши к голове, предчувствуя грозу. Потом метнулась вверх по лестнице, поджав хвост.
Кине охотно последовала бы ее примеру.
А то в кухне вот-вот разразятся громы и молнии.
Нет
Кухня как-то уменьшилась, перегруженная предметами предстоящего разговора. На столе неубранные тарелки с остатками еды – патентованный мамин способ выразить неудовольствие. Могла бы сразу поставить на стол табличку: ТЫ ОПОЗДАЛА К ЗАВТРАКУ!
Кине села напротив папы. Он сделал строгое лицо, чтобы не схлопотать от мамы. Мама села рядом с папой. Ее черные волосы были туго стянуты в конский хвост, на лоб падали пряди, выбившиеся из-под резинки. Губы поджаты – верный знак того, что пока еще она управляет гневом, но хватит ее ненадолго. На маме узкие-преузкие лосины для спортзала. Это тоже следовало расценивать как упрек – из-за Кине мама опоздала на тренировку.
Кине ждала, когда взорвется бомба, но мама не торопясь накладывала макрель в томате на хрустящий хлебец. Хлебец треснул пополам. Кине надеялась, что бутерброд предназначен не ей. Она терпеть не могла макрель в томате.
– Итак! Откуда взялся этот… предмет?
– Какой предмет? – Кине почему-то решила, что придуриваться – лучший способ защиты.
– Кине, отвечай. Где ты его взяла? – Мамин голос звенел, как натянутая струна, – вот-вот оборвется.
– А чего я взяла-то? Ничего я не брала!
Мама перегнулась через стол, выставив вперед нож для масла, провонявший макрелью. Кине отшатнулась назад. Она понимала, что наказание предстоит суровое, но совать ей под нос эту вонь – нет уж, извините.
– Кине, ты у кого-то это взяла? Ты что-нибудь натворила? Можешь мне все рассказать, обещаю не сердиться.
Папа хмыкнул в кофейную чашку, но тут же притворился, что закашлялся.
– Ни у кого я ничего не брала, он сам за мной прикатился, – Кине позволила себе осторожную иронию.
В каком-то смысле так все и было. А что еще тут скажешь? Что она нашла на кладбище стеклянный шар, который за ночь вырос до потолка? Бесполезно. Ей тогда придется выслушать лекцию о том, чем ложь отличается от правды, а фантазии – от реальности. Интересно, каждый раз, когда мама прячет в спортивной сумке наполовину опустошенную пачку пирожных, это ложь или правда?
– Прикатился за тобой? Откуда? Вряд ли из школы, ты и сама-то, кажется, там надолго не задержалась?
Кине прикусила губу. Значит, из школы все-таки звонили.
Она не отвечала. С грохотом опрокинула в миску пачку с хлопьями, залила их обезжиренным молоком. В кухне стояла такая тишина, что хруст хлопьев на зубах казался оглушительным.
Мама со страдальческим видом закрыла лицо руками. Театр. Кине видела этот спектакль тысячу раз. Папино недоумение выглядело, по крайней мере, более естественно.
– Знаешь, что они сказали по телефону? – спросила наконец мама.
– Что я чуть не утонула? – Кине почувствовала, как губы у нее задрожали. Она догадывалась, что об этом не сказали ни слова. На ее точку зрения всем наплевать. Она оттолкнула миску с обезжиренным молоком, которое ей обрыдло.
– Мне сказали, что ты сбежала с урока, но, главное, спихнула в бассейн Зару Кварме!
Кине беспомощно посмотрела на папу. Он все-таки не такой упертый, как мама. Может, он поймет? Но папа сидел с мрачным видом.
– Я тонула! Тебе должны были рассказать! Их бассейн – это смертельная западня, провонявшая хлоркой, там все прогнило!
Губы у мамы вытянулись в ниточку, она посмотрела на папу. Папа пожал плечами:
– Ну вообще-то с этим не поспоришь.
Он отхлебнул кофе, встретил мамин уже не такой решительный взгляд и что-то пробубнил в чашку.
– Ничего, раз все терпят, и ты должна! – сказав это, мама даже не посмотрела на нее. Видимо, решила не вдаваться в детали произошедшего.
– Да, плевать, что человек висит вверх ногами, голова под водой и он захлебывается! – крикнула Кине. – Детоубийцы!
Мама ударила ладонью по столу:
– Кине Виллему Боттен!
Кине сорвалась с места и побежала вверх по лестнице. Мама на бешеной скорости помчалась за ней. Это было настолько неожиданно, что Кине в спешке запнулась о половик перед своей комнатой.
– Суннёве! – звал папа маму снизу. Он был так же ошарашен, как Кине, но мама не останавливалась. Она буквально наступала Кине на пятки. Кине ворвалась в комнату и успела заскочить в пузырь. Мама остановилась перед пузырем как вкопанная. Тут и папа подоспел. Он поскользнулся в своих шерстяных носках и налетел на маму. Оба с глухим стуком повалились на пузырь.
– Я чуть не утонула, – говорила Кине из пузыря. – Они должны были это рассказать, но им плевать. И вам тоже! И никакая я не воровка. Я ничего не украла. Ни разу! Пузырь уже был в комнате, когда я проснулась!
Кине говорила правду. Она никогда не брала чужого. Была хорошей девочкой. Не то что Монрад, Ярле или их проклятая свора. Она всегда делала уроки. Не воровала. Не врала. А если и врала, то редко.
Папа положил руку на пузырь. Надавил, но рука внутрь не проникла. Даже на чуть-чуть. Даже палец. Мама потерла нос, которым ударилась о стекло.
– Кине, выходи, – приказала она.
– Лучше ты заходи, – ответила Кине.
Мама засучила рукава синей толстовки и изо всех сил налегла плечом на пузырь. Безуспешно. Она толкала пузырь всем телом, упираясь в пол ногами, лицо у нее покрылось испариной. Но ровным счетом ничего не произошло.
Невероятно.
Неужели никто, кроме Кине, не мог проникнуть в пузырь? Она вопросительно посмотрела на мумию, но та безмолвствовала. Кине решила проверить. Она прижала руку к стеклу и немножко надавила. Рука прошла сквозь стекло. Мама отреагировала молниеносно. Кине почувствовала цепкие мамины пальцы, но в последний момент успела вырвать руку и спрятать ее в пузыре.
Мама навалилась на пузырь, обняв его руками. Она барабанила пальцами по стеклу и смотрела на Кине. Глаза ее сузились и растянулись к вискам из-за того, что волосы были затянуты слишком туго.
– Кине, выходи, я сказала.
Мамин спокойный голос не предвещал ничего хорошего. Рвануть могло в любую секунду. Хотя какое это имело значение теперь, когда Кине стала недосягаема для мамы?
Кине приникла к стеклу изнутри пузыря. Благодаря черному полу она стала повыше. Кине смотрела маме прямо в глаза:
– Нет.
Повисла тишина. Кине показалось, что мама и папа перестали дышать. Единственное, что она слышала, это эхо сказанного ею слова. И даже не эхо, а отзвук в собственной голове. Слышный ей одной.
Нет.
Нет, нет, нет.
Полный улет. Лучшее слово на земле.
Нет.
Приманка
Кине закрыла книгу и бросила на пол, вверх взвилось легкое облачко серого снега. Кажется, она здорово оплошала. Это слово прокручивалось у нее в голове, пока совершенно не обессмыслилось. Оплошала, оплошала, оплошала. Оно превратилось в пустой звук. Кине достала из футляра телефон и нашла словарь.
Оплошать: совершить оплошность, сделать ошибку, промах…
Словом, как ни назови, смысл один: оплошала, оставшись в пузыре без еды. В животе заурчало в подтверждение этой догадки. Позавтракай она хотя бы цельным молоком, тогда еще можно было бы как-то продержаться.
Кине развалилась на громадной кукле. Отличное кресло-мешок! Сиденье приходилось на живот мумии. Мягко, удобно, уютно. Только есть хочется…
Почему она вдруг так чудовищно проголодалась? Кине принюхалась. Пицца. Пахло горячей пиццей!
Она скатилась с куклы и вышла из пузыря. Подкралась к распахнутой настежь двери комнаты. Снизу поднимался божественный запах: смесь хрустящей корочки, расплавленного сыра, кетчупа и колбасы… Из кухни доносились спокойные голоса мамы и папы. Изощренные садисты! Злыдни! Рот у Кине наполнился слюной. В животе словно завелась голодная крыса и грызла его изнутри.
Пицца…
А что, если проскользнуть на кухню, стянуть несколько кусочков и бегом назад? Нет, слишком рискованно. Стоит ей сделать шаг из пузыря, они тут же ее сцапают. Самое большее, что она может себе позволить, это метнуться к книжной полке за книгой. Кроме того, их двое, а она одна. Дохлый номер.
Кине крепко сжимала в руке телефон. Бедная она, несчастная! За что ей достались такие бессердечные родители? Может, обратиться за помощью? Она посмотрела на экран телефона: Аврора и Виви прислали ей несколько сообщений. Кине заставила себя ответить, что у нее все окей, подробности напишет позже. Однако подруги догадывались, что не все у нее окей. Какое там окей, если она чуть не захлебнулась, спихнула Заразу в воду, а в кармане рюкзака у нее лежит коробка с протухшим завтраком…