— Четырнадцать тысяч пятьсот пятьдесят два и четыре, — шепчет Когтев. Я не успеваю даже удивиться, что он так быстро подсчитал. Мгновение спустя этот же результат повторяет динамик. Значит, Жук исправен… Или больше подходит слово «здоров»?
— Четырнадцать тысяч пятьсот пятьдесят два и четыре десятых, нетерпеливо повторяет голосок. — Ну, можно подойти ближе?
— Командир! — говорит Когтев. — Прикажи ему вернуться!
Прикажи… Я могу приказать роботу или члену экипажа. Но Жук уже не робот. И не член экипажа.
— Командир! — просит мальчишка.
Если в небо летят пузыри, разведчик должен знать, что это за пузыри, откуда они появляются и почему летят. И все тут.
— Можно, — говорю. — И сразу обратно, слышишь?
Не знаю, как мы прослушали предупреждение сейсмографа. Но когда изображение стало заваливаться набок, когда раздался вскрик «я боюсь!» и зачертыхался Когтев, не попадая в рукава скафандра, я успел раньше выскочить к катеру и свечой пошел вверх…
Пузыри еще шли — вялые, едва тлеющие; равнину пересекала большая расщелина. Внизу ничего не было видно. Только темно-вишневая колышущаяся масса. Динамик молчал…
Так что же ответить журналисту? Вправе был Когтев, когда я вернулся на станцию, наотмашь ударить меня по лицу и назвать убийцей?
Мне трудно отвечать на этот вопрос. Лучше задать его Когтеву.
— Тогда самый последний вопрос, Зигфрид, — говорит журналист. — Через полтора месяца вы надолго уходите в сверхдальнюю… Читателям было бы интересно знать, кто согласился лететь с вами?
— Усков, — отвечаю я. — Рогов, Грачев, Савельев, Киселев, Данильченко, Когтев и Джорджи Карпи из Европейского космического агентства.