Пять королевств Ирландии — страница 2 из 25

Работая над книгой, Стефенс, несомненно, использовал самые разные источники — от рукописных текстов до современного ему ирландского фольклора. Именно к последнему, к изустной традиции, тяготеет, пожалуй, его творчество — если судить, например, по звучанию имен (Финн мак Уайл вместо Финн мак Кул, т. е. Финн сын Кумала, как в старинных рукописях) или по трактовке некоторых сюжетов, отличающейся от „канонической”. Наверное, это и неплохо — в том смысле, что „Королевства” Стефенса отражают не столько дух монастырских скрипториев, сколько народный ирландский дух, сочетающий искреннюю любовь к своей земле и уважение к Прошлому, — равно необходимые компоненты истинной Традиции.

Антон Платов, составитель серии, главный редактор альманаха „Мифы и магия индоевропейцев”.

История Туана мак Кайрилла



Глава 1

Финниан, настоятель Мовиля, торопливо шел на юго-восток. В Донеголе дошли до него вести, что в его епархии до сих пор живут люди, чтущие старых богов — богов, которых сам он не одобрял. Говорили даже, что старым богам поклоняются не только простолюдины, но и знать.

Один сплетник рассказал ему о могущественном дворянине, который не соблюдал ни праздников, ни даже воскресных дней.

— Сильный человек! — задумчиво проговорил Финниан.

— Именно так, — прозвучало в ответ.

— Мы испытаем его силу, — решил Финниан.

— Его считают мудрым и отважным.

— Мы испытаем и его мудрость, и его отвагу.

— Но он, — прошептал сплетник, — … он настоящий маг.

— Тогда я заколдую его, — в ярости вскричал Финниан. — Где живет этот человек?

Как только настоятель выяснил, где живет нечестивый, но могущественный маг, как только разузнал, как быстрее туда добраться, без промедления отправился он в путь.

И вскоре он подошел к замку дворянина, следовавшего старыми путями. Остановившись у дверей, Финниан потребовал впустить его, дабы подтвердить могущество нового Бога, изгнать злых духов, устрашить нечестивых старых богов — чтобы в этом доме и духу их не осталось! Ибо время, по его мнению, так же безжалостно к старым богам, как и к старым нищим.

Но ульстерский[1] дворянин не пустил Финниана на порог.

Он запер двери на засов, закрыл ставнями все окна и во мраке гнева и протеста остался верным старым путям, которым следовали его предки вот уже тысячу лет. Он не желал внимать ни Финниану, взывающему к нему из-за закрытых ставнями окон, ни Времени, стучащемуся в его дверь.

Но из двух этих противников он счел более грозным именно первого и устрашился его.

Финниан вставал в его воображении, как грозное предзнаменование, а Времени дворянин не боялся. Ведь он был молочным братом Времени и потому так презрительно и надменно отнесся к новому Богу: просто не обратил на него внимания. Он перехитрил смерть, он спрятался от нее, и единственным в нашем мире, над кем Время было не властно, был он — Туан сын Кайрилла, сына Муйредаха Красношеего!



Глава 2

Финниан не мог примириться с тем, что кто-то противится проповеди Евангелия — его проповеди. Он решил взять эту крепость мирным, но весьма действенным методом. Он сел голодать у ее стен, пока ему не разрешат войти, по его мнению, это был единственный способ проникнуть в нечестивый дом. Ведь гостеприимное сердце ирландца не выдержит даже мысли о том, что на пороге его дома от голода и жажды умирает странник. Ирландец никогда не сможет допустить такого безобразия. Однако дворянин не пожелал сдаваться без борьбы: он решил, что Финниан снимет осаду и пойдет искать пищи и приюта в другое место, как только хорошенько проголодается. Но он не знал Финниана. Великий настоятель устроился прямо у двери и спокойно стал думать об успехе своего плана. Он сосредоточился на своих мыслях, устремил взор на клочок земли между ступнями, и погрузился в размышление и созерцание, из которого его могли вывести только приглашение войти в дом или смерть.

Первый день прошел спокойно.

Время от времени дворянин посылал одного из слуг проверить, сидит ли еще предатель старых богов у его двери. И каждый раз слуга возвращался с сообщением, что странник все еще там, неподвижен, и, кажется, не думает уходить.

— К утру его там не будет, — многообещающе говорил хозяин, искренне веря, что так и произойдет.

Но утром они увидели, что гость так и не снял осаду, и весь этот день хозяин снова посылал слуг понаблюдать через тайные щели за поведением незваного гостя.

— Сходи, — говорил он, — и посмотри, не убрался ли почитатель новых богов от дверей нашего дома.

Но всякий раз слуги, возвращаясь, не могли сообщить хозяину ничего нового.

— Новый друид так и сидит на пороге, — говорили они.

Уже второй день никто не выходил из дома. Это вынужденное заточение начинало нервировать слуг. Как только в работе случались перерывы, они собирались по нескольку человек, шепотом обсуждали происходящее и потихоньку спорили между собой. Немного посудачив, они еще раз шли посмотреть на спокойную неподвижную фигуру сидящего у двери посланника нового Бога, погруженного в глубокое размышление, беззаботного и отрешенного. Слуги были встревожены и даже напуганы этим зрелищем. Иногда женщины вскрикивали от страха, тогда кто-нибудь быстро зажимал им рот, чтобы не услышал хозяин, и их отводили от щели, сквозь которую слуги наблюдали за незваным гостем.

— У хозяина свои заботы, — говорили они. — Это поединок богов, и мы должны спокойно смотреть на него. Не дело смертных — вмешиваться в дела богов.

Женщины, естественно, были напуганы, но и мужчины тревожились и чувствовали себя неловко. Они бродили туда-сюда по дому, спускались и вновь поднимались по лестницам, переходя от щели в кухне на украшенную башенками крышу, чтобы выглянуть и снова посмотреть на неподвижного странника, осадившего дом. Они думали о стойкости гостя, думали о достоинстве хозяина, его высоком положении. И они не могли не подумать и о том, что новые боги могут быть столь же могущественными, как и старые. Вдоволь наглядевшись на застывшую фигуру и обсудив все, что только возможно, они возвращались к работе в тоске и печали.

— Послушайте, — сказал один особо раздраженный непонятным положением дел стражник, — почему бы нам не бросить копье в этого слишком настойчивого странника или не метнуть в него из пращи зазубренный камень! Уж слишком он назойлив!

— Что ты говоришь! — гневно вскричал хозяин дома. — Метнуть копье в мирного странника! Бросить камень в безоружного возле моего дома!

И он отвесил злому слуге звонкую пощечину.

— Успокойтесь все, — сказал он слугам после этого, — голод скоро подхлестнет этого назойливого путника, голод победит его. Уж этой-то ночью он наверняка уйдет.

И обитатели замка разошлись по своим постелям; но сам хозяин дома не спал. Всю ночь он ходил по залу из конца в конец, частенько подходил к щели посмотреть на смутную тень настоятеля, не теряя надежды, что на этот раз он уже не увидит ее. Но каждый раз он возвращался от щели раздраженный, погощенный такими невеселыми думами, даже отталкивал любимую собаку, когда та своим мокрым носом утыкалась в его плотно сжатые кулаки, не понимая, что творится с хозяином.

Утром следующего дня он сдался.

Огромная входная дверь широко распахнулась. Двое слуг внесли Финниана в дом, ибо этот святой человек не мог ни идти, ни даже стоять, так он был измучен голодом, жарким солнцем и холодом ночи. Но плоть была его столь же прочна, как и несокрушимый дух, наполнявший ее. 1 ак что не прошло и дня, как церковник снова был полон сил и готов ко всему: будь то долгие споры, или необходимость проклятия или отлучения от церкви строптивого грешника.

Как только Финниан оправился от пережитого, он сразу же принялся обращать хозяина в новую веру. Об этой упорной осаде дома и веры выдающегося мудреца и мага еще долго говорили те, кого интересуют подобные предметы.

Финниан победил болезнь Мугайн; он победил и своего ученика, великого Колума Килле; в итоге он победил и Туана, ведь как только тот открыл дверь своего дома настойчивому настоятелю, он открыл ему и свое сердце, и Финниан вошел туда по воле Бога и по своей собственной воле.


Глава 3

Как-то раз толковали они о величии Бога и Его любви, ибо хотя Туан и получил уже множество наставлений на эту тему, он не только нуждался в дополнительном обучении, но и жаждал его всей душой. Как ранее Финниан осаждал его дом, так сейчас Туан осаждал Финниана, требуя все новых и новых наставлений и указаний. Но человек не может постоянно отдавать, он должен и получать. После отдыха мы полны сил; после того, как мы растратим силы, мы нуждаемся в отдыхе. Так и с наставлениями: если мы постоянно даем их кому-то, то наступает время, когда мы сами начинаем в них нуждаться. Нам нужны советы и поучения, иначе дух наш ослабеет, мужество истощится, а ум потускнеет.

Потому вскоре Финниан попросил:

— Рaсскажи о себе, сердце мое.

Но Туан жаждал знаний об Истинном Боге.

— Нет, нет, — сказал он в ответ, — прошлое более не интересует меня. Я не хочу, чтобы что-либо, даже мое прошлое, вставало между моей душой и твоими наставлениями; продолжай же учить меня, о дорогой друг и святой отец.

— Конечно мы продолжим твое обучение, — отвечал Финниан, — но сперва я должен понять тебя; чем лучше я буду знать тебя, тем быстрее пойдет обучение. Расскажи же мне о своем прошлом, мой возлюбленный, ибо человека узнают по его делам, а дела человека в его прошлом.

Но Туан взмолился:

— Пусть прошлое довольствуется собой, ибо и человек, и его память нуждаются в забвении.

— Сын мой, — возразил Финниан, — все, что когда-либо происходило, было сделано во славу Господню, а исповедь о добрых и злых поступках обращенного — часть обучения. Ибо душа должна воскресить в памяти все свои дела и побуждения, чтобы утешиться ими или же отречься от них исповедью и покаянием. Расскажи же мне сначала свою родословную, расскажи, в каком поколении ваш род владеет этими землями и этой крепостью, а затем я выслушаю исповедь о твоих деяниях и твоей совести.