И Финн снова отправился странствовать.
Глава 9
Все желания, кроме одного, преходящи, но одно остается всегда. Финну более всего хотелось уйти куда-нибудь и бросить все ради мудрости. В поисках ее направился он к Финегасу, что жил на отмели реки Бойне. Из страха перед кланом Морна Финн представлялся всем в этом путешествии своим детским именем Дейвне.
Мы набираемся мудрости, задавая вопросы. Даже если наши вопросы остаются без ответа, мы все равно становимся мудрее, ибо правильно составленный вопрос несет ответ, как улитка раковину на своей спине. И Финн задавал Финегасу вопросы, какие только мог придумать, а его новый господин (он, кстати, был поэтом) отвечал ему — с безграничным терпением — в меру своих познаний.
— Почему ты живешь на отмели реки?
— Потому что стихи — это двери, которые открывает в моем сознании шум текущей воды.
— Сколько ты прожил здесь?
— Семь лет.
— Так долго?
— Я готов ждать в два раза дольше ради стихов.
— Удалось ли тебе поймать хорошие стихи?
— Мои стихи — по мне. Никто не может получить больше того, к чему он готов.
— А воды Шеннона, или Шуйра, или прекрасной Ана Ливе тоже дарят хорошие стихи?
— Ты назвал хорошие реки. У них всех добрые боги.
— Тогда почему же ты выбрал именно эту реку?
Финегас улыбнулся своему ученику.
— Хорошо, я расскажу тебе все.
И Финн устроился поудобней у ног поэта, весь обратившись в слух.
— Мне было предсказано одним мудрецом, — начал Финегас, — что в водах Бойне я поймаю Лосося Мудрости.
— А потом? — нетерпеливо спросил Финн.
— А потом мне откроется вся мудрость Мира.
— А что дальше? — настаивал юноша.
— А что может быть дальше? — парировал поэт.
— Я хочу знать, что ты будешь делать со всей мудростью Мира.
— Хороший вопрос, — улыбаясь, отозвался Финегас. — Я смогу ответить на него, лишь обладая всей мудростью Мира, и никак не раньше. А что бы ты стал делать?
— Я бы писал стихи! — воскликнул Финн.
— Я бы, наверное, тоже, — произнес поэт.
За знания Финн платил своему учителю всяческой работой по дому. Он таскал воду, разжигал огонь и собирал тростник для пола и кроватей. Финегас же учил его законам стихосложения, хитростям слов и искусству делать свой разум чистый и смелым. Но среди множества новых знаний Финн ни на минуту не забывал о Лососе Мудрости, ожидая его столь же страстно, сколь и Финегас. Он и так благоговел перед талантом и мудростью своего учителя, а уж после поедания Лосося тот, по его мнению, вообще должен был достигнуть совершенства.
Надо сказать, что Финн не только уважал, но и любил Финегаса — за бесконечную доброту, столь же бесконечное терпение, за готовность и умение учить…
— Я столькому научился от тебя, мой дорогой наставник! — сказал однажды Финн.
— Все, что я имею, — твое, сколько сумеешь взять, — ответил ему Финегас. — Больше, чем тебе нужно, ты все равно не возьмешь, так что бери, бери обеими руками!
— А вдруг ты поймаешь Лосося, когда я буду с тобой? — с надеждой размышлял юноша. — Как было бы здорово… — и он мечтательно устремил свой взгляд в зеленую даль.
— Так помолимся об этом! — отозвался Финегас.
— А расскажи, — продолжил Финн, — как Лосось наполняет мудростью свою плоть?
— В потаенном месте есть тайный пруд. На берегу его растет Священный Куст, с которого падают в воду Орехи Знания. А Лосось поедает эти орехи.
— Так ведь было бы проще найти этот пруд и собрать орехи прямо с куста. — предположил юноша.
— Это не было бы проще, — терпеливо объяснил поэт, — это было бы совсем не просто, ведь найти Куст можно только с помощью Знания, которое содержится в нем, а получить это знание можно, только отведав Орехов, а орехи можно съесть только в виде мяса Лосося.
— Мы должны дождаться Лосося! — сказал Финн в порыве смирения.
Глава 10
Жизнь Финна текла, как река — ночь сменяла день, вслед за днем снова приходила ночь, и ни днем, ни ночью не было ничего, кроме новых вопросов и ответов. Каждый новый день дарил разуму юноши новые крупицы знаний, и каждая ночь раскладывала их по полочкам — ведь по ночам мы закрепляем то, что узнали днем.
Если бы Финна спросили, как проходило его ученичество у Финегаса, он бы поведал о чередовании еды и сна да о бесконечных беседах, во время которых его разум часто норовил ускользнуть и спрятаться в дымке сонного уединения. Потом Финн пробуждался от минутного забытья и с огромным удовольствием пытался ухватить за хвост упущенную мысль и восстановить по ней предмет разговора.
Однако Финегас был опытным учителем и старался пресекать подобные вылазки разума своего подопечного. Поэт гонял мысли юноши, как раньше жрица — его тело, требуя осмысления вопросов и понимания ответов.
Задавание вопросов учителю может расслабить и расшатать ум ученика, если к этому не подходить всерьез. Финегас понимал это и потому часто заставлял Финна искать ответ самостоятельно, размышлять над вопросом и оттачивать его форму.
Постепенно разум Финна научился гоняться за мыслями, как раньше его тело — за зайцами. Теперь Финегасу оставалось только объяснять своему ученику, где тот был неправ, выстраивая ответ из вопроса. Так Финн окончательно усвоил порядок, по которому хороший вопрос превращается в хороший ответ.
Однажды, спустя не так уж много времени после разговора, о котором мы рассказали в предыдущей главе, Финегас подошел к Финну, держа в руках небольшую ивовую корзину. Взгляд учителя был одновременно торжественным и мрачным. Финегас смотрел на своего ученика с такой нежностью и грустью, что тому захотелось расплакаться.
— Что это? — встревоженно спросил Финн.
— Смотри! — отозвался поэт, поставив свою ношу на землю.
Финн заглянул в корзину.
— Там лежит лосось.
— Это — Тот Самый Лосось! — сказал Финегас, тяжело вздохнув.
Финн запрыгал от восторга.
— Я рад за тебя, учитель! О, как же я рад за тебя!
— И я рад, сердце мое, — произнес поэт.
Но, сказав так, Финегас уронил голову на руки и долго сидел, погруженный в свои мысли.
— А что делать теперь? — настойчиво поинтересовался Финн, уставившись на прекрасную рыбу.
Финегас поднялся и с грустью произнес:
— Я ненадолго уйду. Пока меня не будет, поджарь лосося, чтобы он был готов к моему возвращению.
— Обязательно поджарю! — с готовностью отозвался Финн.
Финегас пристально посмотрел на юношу.
— Ты ведь не будешь есть лосося в мое отсутствие?
— Не съем ни кусочка! — пообещал Финн.
— А ведь, действительно, не съешь… — пробормотал поэт, медленно уходя прочь.
Финн приготовил рыбу. Как прекрасно она смотрелась на деревянном блюде, какой аппетитный аромат источала! И все это великолепие открылось Финегасу, когда тот вышел из кустов и сел на траву. Он не только смотрел на лосося — его сердце, его душа и разум устремились к желанной пище, и когда он повернулся к Финну, тот не знал, кому предназначается исполненный любви взгляд учителя — ему или рыбе. Юноша понимал, что поэт ждал этого момента всю свою жизнь.
— Ты, — спросил Финегас, — ты не ел лосося без меня?
— Разве я не обещал?
— Но ведь я уходил, — продолжил наставник, — и ты мог захотеть отведать чудесной рыбы.
— Как я мог захотеть есть чужую пищу?
— Видишь ли, юноши плохо умеют противостоять своим желаниям. Я думал, что ты не удержишься и попробуешь ее, а потом съешь целиком.
— Да, я случайно попробовал, — засмеялся Финн.
— Когда рыба жарилась, на ее боку вздулся некрасивый пузырь. Я раздавил его большим пальцем и обжегся. Обожженный палец я сунул в рот, и если эта рыба так же вкусна, как и палец, — продолжил Финн, смеясь, — то она просто замечательна!
— Так как, ты говоришь, тебя зовут? — ласково спросил поэт.
— Меня зовут Дейвне.
— Твое настоящее имя не Дейвне, друг мой. Ты — Финн.
— Да, это так. — удивленно ответил юноша. — Но откуда ты знаешь?
— Даже не вкусив Лосося Мудрости, я кое-что знаю.
— Как же ты мудр, учитель! — восхищенно произнес Финн. — Расскажи, что ты еще знаешь обо мне!
— Я знаю, что не сказал тебе правду, — с тяжелым сердцем произнес Финегас.
— А что ты сказал мне вместо нее?
— Я сказал неправду.
— Но, учитель, ведь лгать нехорошо, — удивился Финн. — А что это была за ложь?
— Помнишь, я рассказывал тебе о пророчестве, согласно которому мне суждено поймать Лосося Мудрости?
— Конечно.
— Это было правдой, и вот, я поймал рыбу. Но я не сказал тебе, что съесть Лосося должен не я — это тоже было предсказано. В этом и заключается моя ложь.
— Она невелика.
— Так пусть она не станет еще больше! — строго сказал поэт.
— И кому же предназначается рыба? — поинтересовался Финн.
— Она предназначается тебе, — ответил Финегас, — Финну сыну Уайла сына Байшкне. И ты ее получишь.
— Возьми себе хотя бы половину! — воскликнул Финн.
— Я не съем ни чешуйки с этого лосося, — дрожащим, но решительным голосом изрек бард. — Принимайся за еду, а я буду смотреть на тебя и возносить хвалу богам Стихий и Нижнего мира.
И Финн съел Лосося Мудрости, и с исчезновением последнего кусочка рыбы к поэту вернулись радость и покой.
— Ах, — сказал Финегас, — я вышел победителем из поединка с этой рыбой!
— Она боролась за свою жизнь? — спросил Финн.
— Боролась, конечно, но я не о том…
— Ты тоже отведаешь Лосося Мудрости. — заверил его Финн.
— Ты съел одного, — воодушевленно воскликнул поэт, — и если теперь ты так говоришь, сбудется по слову твоему!
— Непременно сбудется, — поддержал Финн, — ты еще съешь своего Лосося.
Глава 11
Финн узнал от Финегаса все, что только мог узнать. Он завершил свое обучение и захотел испытать силу своего разума и мышц. И, попрощавшись с добрым поэтом, он направился в Тару Королей[8]