Она скинула халат и принялась изучать себя в зеркале. Стройная, ей были бы как раз вещи, которые она носила в двадцать. Ноги длинные, стройные, бёдра узкие, тонкая талия, грудь третьего размера, длинная шея, гордо посаженная голова, треугольное лицо, беби-фейс, не поймешь, сколько ей на самом деле лет, и чуть-чуть седины, совсем незаметной в светлых волосах, она придирчиво осмотрела себя, пойду голой, подмигнула она своему отражению, отражение скептически покачало головой и криво улыбнулось. Даша обиделась и в отместку вредному отражению схватила первые попавшиеся чёрные джинсы и болотного цвета рубашку с редкими несимметричными оранжевыми вышитыми вручную искрами. Она распустила волосы, чуть подкрасила ресницы, тронула помадой пухлые губы и вспомнила, как вчера в парке он поцеловал её, по телу пробежал ток. Она немного оттенила брови, совсем чуть-чуть, так, чтобы яснее был виден упрямый излом – смелый, своевольный, дерзкий. Хороша!
Она натянула берцы и по привычке потопала правой, потом левой ногой в пол. Без пяти двенадцать, а вдруг она так и просидит с чистой шеей, и он не позвонит? Вдруг это шутка и никому-то она не нужна? Она уже успела расстроиться, как в дверь позвонили, не один раз, а мелодией: три звонка, два коротких и один длинный, она могла поклясться, что это было: э-то-яаа…
Она с надеждой и страхом открыла входную дверь.
– Герцог Данталион! – вырвалось у неё.
– Хотел бы я быть герцогом, – засмеялся Данила.
– Вы пунктуальны, – Даша не могла остановиться: – Признайтесь, вы – демон, и будете служить мне до самой моей смерти, – попёрла она на него.
Молодой человек улыбнулся:
– Точно, – сказал он, – я демон, – с той интонацией, как говорят, чтобы буйный сумасшедший успокоился и не входил в раж.
Даша надулась и украдкой посмотрела ему в глаза, но ничего, кроме усмешки, не увидела.
– Ну хорошо, – согласился он с притворной покорностью, – я буду служить вам, Даша, если хотите!
Даша почувствовала себя дурочкой и растерянно замолчала.
Он старательно прятал улыбку. Данила был в чёрном, на шее у него был красный шарф, Даша вспомнила, что в гримуаре герцог Данталион описывался в образе человека в алом плаще и чёрной одежде, держащего книгу в правой руке: в правой руке у Данилы был планшетный компьютер, описание вроде подходило, но не являлось абсолютно идентичным, она сомневалась, и её всё время мучила, не отпускала мысль, что Данила – и есть герцог Данталион.
В ответ на эту мысль Данила хмыкнул и отворил дверь Дашиной квартиры, они шагнули и вместо лестничной площадки попали в огромный зал, такой высокий, что под сводчатым потолком сгущались сумерки. Из высоких окон толстыми снопами света падали солнечные лучи на стоящие рядами, как в библиотеке, столы с зажжёнными зелёными лампами. Они нашли свободный стол в начале, ближе к кафедре, дальние столы были уже все заняты. С потолка, враскачку, как осенние листья, стали падать листы с тестами. На столе перед Дашей улеглись стопкой пять листов.
Только она хотела начать, как по проходу между столами послышались шаркающие шаги и на её макушку по-отечески опустилась крупная ладонь. Даша затаила дыхание, она почувствовала себя маленькой, это было так приятно, что, когда руку убрали, Даша почувствовала отчаяние, безграничное, безбрежное, как в детстве, когда однажды, гуляя в Сокольниках, она потеряла папу, ощущение было похоже. Она с тоской проводила глазами высокого с волнистыми тёмными, наполовину седыми волосами старика в растянутой толстой вязаной кофте на голое тело, в пижамных вельветовых штанах и дырявых домашних тапочках на босу ногу. Он не стал занимать кафедру, а поставил стул к окну, сел, закинув ногу на ногу, и закурил. Синий дым заклубился в луче света. Даше вдруг нестерпимо захотелось получить эту работу и чтобы он хотя бы ещё разок погладил её, как маленькую, по голове.
Даша подвинула к себе вопросник и стала бегло заполнять пустые строчки. Через пятнадцать минут ей осталось ответить на три последних вопроса. Самое главное в жизни, это… «любовь», написала Даша, потом зачеркнула и написала «приятие», опять зачеркнула и написала: «когда по нраву», это больше, чем любовь, решила она и удовлетворилась, перешла к предпоследнему вопросу: самый большой враг человека —… «это он сам», передумала, «близкие его», написала она, банально процитировав Библию, снова зачеркнула и потом решительно написала, прощаясь с надеждой работать на отца: «мечта», а на последний вопрос, который звучал: великая избавительница – это… Даша, не раздумывая, поставила: «смерть», она точно знала ответ на этот вопрос, печально улыбнулась и подписала экзаменационный лист: рука сама вывела – се, раба твоя, Дарья, встала и первая вышла из зала и оказалась в своей квартире, сил не было, она рухнула на кровать и провалилась в сон: она возлежала на пиру, на коленях у неё покоился гримуар, она раскрыла том на странице с описанием своего демона и приложила левую ладонь шрамом к странице, прижала посильнее и замерла в ожидании.
Тихо переговаривались гости, закатное солнце заглядывало в окна, и вдруг зазвенели тимпаны, заворчали барабаны, заныли, сжимая сердце, тубы и корну, зазвенели, задрожали струны кифар, человеческим голосом взвыла виола, солнце прикрыло свой утомленный покрасневший глаз, и в пиршественный зал на палевом, излучающем свет коне въехал Данталион в чёрных одеждах, в алом плаще. Даша привстала на своем ложе… и проснулась, как всегда, на самом интересном месте!
Она рассердилась и расстроилась, попыталась заснуть вновь, но ничего не вышло, она вскочила с кровати, на пол с громким стуком упала книга, Даша наклонилась, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди: она от радости не могла поверить своим глазам, смотрела долго, узнавая и не узнавая, боясь спугнуть удачу: под ногами лежал гримуар, по кожаному переплёту перебегали синие языки пламени, буквы на обложке вспыхивали золотом. Она схватила книгу и прижала к груди, сожалея, что дала ей упасть, готовая целовать её, испрашивая за это прощения.
Значит, правда, всё правда, и герцог Данталион, её демон-хранитель, и Бог в кофте и старых тапочках, и экзаменационные тесты на сценариста – всё правда, она в растерянности села на кровать, а тесты я наверняка провалила, обречённо подумала она. Может, на следующий год попаду, чем чёрт не шутит, пока Бог спит?! Вдруг повезёт! Отчего же нет! Да и с книгой она теперь могла всласть позабавиться, посмотрим, что скажет Данталион, когда она вызовет его. Легко! Она села на кухне и приложила к его странице левую ладонь, не успела она сосчитать до пяти, как в дверь позвонил Данила, или Данталион, два коротких и один длинный, э-то-яаа!
Она лениво подошла к двери и, разыграв скуку, сонным голосом сказала:
– Кто там?
Данила робко:
– Это я!
– Кто я? – продолжала вредничать Даша.
– Данила, – покорно сказал он из-за двери.
– Хто-хто? – изобразила маразм Даша, причём довольно достоверно.
– Я, Данталион, – обреченно сказал он.
– Герцог? – спросила Даша с издёвкой.
– Герцог Данталион, – послушно повторил он.
– Госпожа, – подсказала Даша из-за двери, довольно хихикая.
– Это я, герцог Данталион, твой демон-хранитель, госпожа. Служу и охраняю.
Довольная Даша открыла дверь.
– Проходи, дорогой, – сказала она.
– Спасибо, – улыбнулся он, наклонив голову. Она потрепала его по волосам и чмокнула в гладко выбритую щеку.
– Итак, Данила, или Данталион, – поддела Даша, – ты свободен, я просто проверяла, как работает заклинание, отдыхай, милый, – и Даша выставила его из квартиры.
Через двадцать минут Даша, внутренне хихикая, повторила трюк, вызвав демона ещё раз. Он явился тут же, но одет был не так тщательно, скорее небрежно, красный шарф, положенный по протоколу, на этот раз он забыл, рубашка не застегнута, виднелась загорелая мускулистая грудь. Даша подумала: а может, это не она, а он над ней издевается, он доложил по форме, мол, герцог, служу и т. д., и т. п., а она сказала, что хочет мороженого. Данила с готовностью повернулся и через пять минут Даша, отпустив его, наслаждалась сливочным пломбиром, сидя перед телевизором. Она подумала-подумала и вызвала его ещё раз, он явился так быстро, как будто не уходил, только был босиком и в полотенце вокруг бёдер. Даше стало стыдно, и она уже хотела попросить прощения, а это было плохо: если она начинала чувствовать себя виноватой, то обычно это означало, что она глупо и напрасно очаровалась, пока она раздумывала и краснела, боясь поднять на него глаза, он сдёрнул полотенце и прижал её к себе так крепко, что ей оставалось только поднять к нему лицо и закрыть глаза, она обняла его за талию, а он проник языком в её рот, и она подчинилась, расслабилась и стала отвечать на его движения осторожно, боясь ошибиться. Если бы не этот поцелуй – всё, она бы умерла. Точно. Потому что не было ничего, её самой не было, была какая-то тень и выжженная земля. Ничего не росло. А вот поцеловал он её – и оказалось, она живая, и чувствует, и радуется, и трепещет, и не знает, и узнаёт, и это так правильно и в точку. Как будто ты и с этой стороны и с той одновременно. И сильно и нежно, и с напором, и осторожно, обоюдно, чёрт, вот это слово, не в одиночку, а с обратной связью, не отдельно, а вдвоём, как будто ты и в своём теле и одновременно вышла из него и в его тело вошла и сама себя целуешь, а он тоже вышел и тоже сам себя целует, тут слов нет, только звук, приблизительно А-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Она была готова биться об заклад, что у них и группа крови одна и та же, у неё первая, у него третья, наплевать на цифры, одна и та же! Она это точно знает, интересно, есть у демонов группа крови или нет? Он меня хочет, тут не ошибёшься! И наказывает. Он почувствовал, что она совсем растаяла, что она готова, что она хочет его всем существом, что она и госпожа и служанка, и нищая и подательница, и счастливая и несчастная, что ещё чуть-чуть – и она будет его униженно просить, тогда он резко оттолкнул её и испарился.