. Скажу, чтобы не ставили его больше.
Зимородок, взяв бумагу с адресами, вышел и лишь за дверью скорчил кислую, недовольную физиономию.
В комнате отдыха маленький, всклокоченный, похожий на доброго монстра из мультяшки, старший опер Моцик инструктировал свой сменный наряд.
— А в комнате инструктажа московские опера заперлись, — пояснил он удивленному таким беспорядком Кляксе. — С ночи там сидят, вычисляют кого-то…
— Ну и денек… У тебя что за сегодня?
— Пустячок… Молодежь купила караоке с песнями советской пионерии, ночь напролет распевали «Взвейтесь кострами!» и «Орленок». Жилец за стенкой настучал дежурному, что у соседей слет коммунистов-террористов. Старый кадр, из бывших диссидентов!
— Теперь их время стучать…
В углу комнаты сидел не знакомый никому из разведчиков человек средних лет и, оттопырив в сторону скрюченный мизинец, прихлебывал горячий чай, ломал шоколадку. Лицо его было круглое, подвижные брови — кустистые, добрые и седые. Прикладываясь губой к дымящейся чашке, он смешно двигал бровями вверх-вниз. Среди плечистых обветренных «наружников» тотчас становилось понятным, что это работник кабинетный, скорее всего доктор. На нем был мятый костюмчик в серую полоску, у ног стояла небольшая сумка.
Всем присутствующим в помещении даже казалось, что от незнакомца едва уловимо пахнет неким медицинским запахом — такой был у него эскулаповский вид. Доктор Айболит какой-то. Клякса так к нему и обратился:
— Здравствуйте, доктор. Я за вами.
— Климентий Георгиевич, — протянул Айболит капитану пухлую теплую ладошку. — Нам надо ехать?
Шурша фольгой обертки, он принялся собираться. Прошел в умывальник, привычными круговыми движениями врача вымыл руки. Клякса поджидал его в коридоре. Доктор вертел головой по сторонам, оглядывался.
— Я впервые в жизни пью чай на конспиративной квартире. Так все интересно!
— У вас-то, наверное, гораздо интереснее, — вздохнул Клякса. — У нас рутина. А бумаг сколько!
— Голубчик! Вы себе не представляете, сколько рутины в медицине! Одна латынь чего стоит!
У спуска на лестницу он вдруг осторожно коснулся пальцами Кляксиного плеча — точно невидимую пушинку снял.
— У вас царапина на запястье голубчик. Надо обработать.
— Что вы, доктор! — заулыбался Зимородок. — Как маленького!.. Это я вчера неудачно в сугроб упал.
Он и впрямь ощущал себя ребенком на приеме у врача. Но Климентий Георгиевич был настойчив, тут же достал из кармашка сумки йод, пластырь и обработал ранку.
— Впредь, пожалуйста, падайте ловчее.
Кира ждала их в машине во дворе базы. Она села рядом с доктором и всю дорогу расспрашивала его о всевозможных болезнях своих родственников. Доктор нравился ей, она даже раскраснелась.
— А я ведь тоже в медицинский поступала!
«Да ты стареешь, подруга», — подумал Зимородок, Глянул на себя в зеркальце, оттопырил губу и покачал головой в созвучье мыслям.
В Питере насчитывается тридцать пять моргов, то бишь паталогоанатомических отделений. Среди них есть такие экстравагантные заведения, как, например, морг при комитете ветеранов подразделений особого риска. Конечно, в бюро судебно-медицинской экспертизы проблем с определением причин смерти не возникает, а вот в психиатрической больнице, в крематории, в богоугодном заведении имени святого великомученика Георгия — пожалуйста. Костя прикинул маршрут, решил начать с крематория и полетел на Пискаревку.
На Шафировском проспекте въехали в большой треугольник меж железнодорожной развязкой на четыре стороны света. Две длинные трубы маячили издали, как вертикальный тоннель в мир иной. Двор и здание были весьма милы.
— Приехали, доктор! — весело сказал Зимородок, лихо тормознув у пандуса. — Вы там не задерживайтесь долго, у нас еще четыре места.
Айболит задвигал добрыми седыми бровями.
— Боюсь, вы меня неправильно поняли. Вам тоже придется участвовать в осмотре. Во-первых, надо будет заснять то, что я скажу. Во-вторых, вы должны хоть немного напрактиковаться в определении внешних признаков… искомой инфекции. Это составная часть моего задания. Мне сказали, что я у вас буду старшим и вы будете выполнять все мои распоряжения. Ну, так как?
С этими словами он достал из сумки три комплекта одноразовых средств защиты — бумажные респираторы, голубые пластиковые бахилки на ноги, прозрачные хирургические перчатки.
— В анатомичках теперь не всегда вовремя убирают, а при вскрытиях, бывает, пачкают пол.
— Я не пойду, — сказала Кира решительно, косясь на докторские причиндалы, — Я не хочу, Костя! Мне потом покойники всю ночь будут сниться!
— Я ведь один не поспею во все подозрительные места, — вздохнул Климентий Георгиевич.
— Он прав, — сказал Клякса. — Надо идти.
— Кому это надо! — раздраженно бормотала Кира, выбираясь из машины. — За двадцать лет вот только покойников не «тянула»… С чего вообще взяли, что кто-то должен заболеть? Какой дурак это придумал?!
— Подай мне камеру и успокойся. Не смотри никуда, если хочешь. Я сам все сделаю.
Директор крематория к ним не вышел. Он чувствовал себя очень важной персоной. В сопровождении заведующего отделением, аппетитной живенькой блондинки, они с полчаса бродили по кафельным казематам обширного «приемного покоя».
— Вот трофические язвы, — тыкал лазерной указочкой их инфернальный проводник, переходя от стола к столу. — Видите — они расположены лишь в нижней части голени. Вот обычный фурункулез. Это… м-м… это клещ-железянка, скорее всего. Живет только на лице. Неизлечим, между прочим. Кира Алексеевна, не трогайте свое лицо. Не стоит здесь прикасаться к открытым участками кожи. Что вы хмуритесь? Вы же хотели быть врачом.
— Я вовремя передумала, — буркнула Кира, свирепея под респиратором.
Увлекшийся доктор нравился ей все меньше.
—Это обычная чесотка… это ожоговая язва… Снимайте, Константин. А вот и сифилис… четвертой степени. А это что? Непонятно, непонятно…
Бормоча и приговаривая, Климентий Георгиевич проворно склонился над очередным столом, схватил пальцами покойника за нос и принялся поворачивать неподатливую закоченевшую шею.
—Вы из горздравотдела? — спросила Зимородка милая блондинка, кокетливо оправляя прическу, ничуть не смущенная манипуляциями доктора.
Она разгуливала по заведению, высоко подняв грудь, без респиратора и перчаток, цокая по кафелю сапогами на тонкой шпильке, всем своим видом попирая всевластие смерти.
— Вы не могли бы там поднять вопрос о дотациях нашему учреждению? Цены на энергоносители все рас тут, а средства нам отпускаются в мизерных размерах! Знаете, почем сейчас тонна мазута!
— А они разве… того… сами не горят? — кивнул Клякса на молчаливых «клиентов» заведения.
— Что вы! — игриво закатила глаза блондинка. — Кремация — процесс достаточно длительный. А если, не дай Бог, выполнить его некачественно, санэпидемстанция нас замучает!
Кира косилась на нее удивленно. Есть такие наивные женщины, которые надеются заинтересовать мужчину своей увлеченностью работой…
Доктор Айболит убрал указочку, развел руками.
— К сожалению, того, что нас интересует, у вас нет.
— Ах!.. Очень жаль!..
— Слава Богу!
Кира поспешила к выходу. Клякса, увлеченный содержательной беседой о эзотерическом смысле огня и кремации, засмотрелся в глаза блондинке, наскочил на стол и едва не сбросил на пол синего закоченевшего покойника.
На выходе Климентий Георгиевич собрал у них перчатки, респираторы и бахилки и опустил в урну.
— У меня еще есть. Не расстраивайтесь, Кира Алексеевна. Второй раз пойдет легче. Хочу вам сказать, что та инфекция, которую мы ищем, обладает специфическим гнилостным запахом. Нечто вроде подвала с гниющей картошкой. Это может пригодиться вам в работе.
— Вы что — ее нюхали? — съехидничала Кира, усаживаясь на переднее сиденье.
— А как же, — с гордостью ответил Доктор Айболит. — И не только ее, но и чуму, и холеру, и еще много всяких гадостей. Я даже болел один раз, когда у нас на базе случились неполадки в системе вентиляции боксов и лабораторий. Выбросили во двор и в контур жилых помещений один очень мощный штамм… Все мои коллеги умерли, а мне, как видите, повезло.
— А, знаю! — сказал Клякса. — Вы работали на острове Свободном. Есть такая страшная дыра в Каспийском море… — пояснил он Кире. — Летом плюс сорок и голый камень. Наш доктор в погранотряде там срочную служил. Чумных мартышек лопатой в печку кидал.
— Работал я в другом месте, но на Свободном бывал, — ответил Климентий Георгиевич. — Но давайте продолжим наше расследование. Поехали!
Он сказал это с гордостью, почти как Гагарин. Ему и впрямь нравилось ощущать себя сыщиком, разыскивающим сбежавший вирус. Только сейчас Кира обратила внимание, что все лицо доктора было сплошь покрыто, как точечками, крошечными давними язвами — точно булавкой исколото. Жутко было представить, как выглядело это лицо в дни болезни. «Какой ты Айболит!» — воскликнула про себя Кира: «Ты — доктор Чума!»
Впрочем, управа при любом расследовании подбирала весьма компетентных консультантов. Бывали и звезды первой величины.
— Между прочим, начало бактериологическим исследованиям положено было здесь, в Питере, — повествовал в пути разохотившийся до общения доктор. — Перед Первой мировой в одном из фортов Кронштадта пытались получить противочумную вакцину. Завезли туда верблюдов для опытов, чуму из Индии… Получили, между прочим. Впервые в мире.
Доктор оказался прав: дальше действительно пошло легче. Они приноровились и уже смотрели внимательно, почти профессионально на изъязвленные останки рода человеческого. Практически все умершие были бездомными. Зима…
— Несчастные люди…
— Каждый русский человек в душе немножко бомж, Кира Алексеевна. Мы в России не чувствуем себя дома. Даже Лев Толстой перед смертью забомжевал. Бомж — он, как шлак в мартене, неизбежно сопровождает переплавку гражданского общества.
— Добрая у вас душа, доктор.