по научной работе — и даже получил от ВАКа диплом об официальном звании «Старший научный сотрудник», — настоящим работником науки я себя уже не ощущал. Забавно, что в ВЦ МГУ научной должности для меня не нашлось, я был просто инженером, которому даже надбавка за научную степень не положена, но ни на минуту не возникало сомнений в том, что я занимаюсь наукой. Кстати, именно отрасль научно-технической информации и АСУ оказалась чуть ли не единственной, куда могли устроиться евреи, вытесняемые из «запрещенных» отраслей — науки, оборонки, высшего образования. Так что там оказывались порой очень квалифицированные кадры.
Чем Вы занимались в институте информации?
Мы проектировали и внедряли автоматизированные системы НТИ. Первые три года я занимался созданием республиканской системы НТИ России. С 1978 года до 1995 года руководил разработкой отраслевой системой НТИ в области связи. Если верно, что человечество вступает в «информационное общество», то нельзя не признать, что мы занимались достаточно актуальными вещами, насколько, конечно, ими можно было заниматься в условиях «развитого социализма».
И как вы ощущали себя в «новой жизни» разработчика информационных систем?
Я глубоко убежден, что нет неинтересных сфер деятельности и очень мало областей, где нельзя было реализовать творческие способности, которые есть у каждого человека. Я погрузился в относительно новую для себя область информатики и убедился в справедливости мнения, что математическая подготовка служит хорошей основой любой деятельности. Кроме того, я нашел применение своей «неутоленной педагогической страсти», занимаясь обучением и повышением квалификации специалистов, в том числе и своего постепенно складывающегося коллектива сотрудников. После сугубо индивидуальной работы ученого-одиночки приходилось осваивать дирижерские обязанности руководителя команды. Оглядываясь назад, могу сказать, что наша работа была результативной в той мере, конечно, насколько позволяли обстоятельства. И дело не только во внешних атрибутах успеха — правительственных наградах и премиях (я награжден несколькими медалями и почетными знаками), а в том, что современные компьютерные технологии постепенно внедрялись в практику.
И вот пришла перестройка — новый этап в жизни страны. Начался ли новый этап в Вашей жизни?
Именно так я расцениваю горбачевские и последующие годы. Наступила эпоха экономических экспериментов, когда мы осваивали навыки работы в новых экономических условиях. В 1990 году я организовал свое научно-производственное предприятие «ИНКОР» (Информация, Компьютеры, Оптимальные Решения), которое за пять лет вполне «встало на ноги», завоевало известность на российском компьютерном рынке. Через три года у «ИНКОРа» появилось и дочернее предприятие — «Интерлинк БиС». Так что этот этап жизни можно назвать предпринимательским. Хотя я все это время продолжал руководить отделом и быть замдиректора госпредприятия Минсвязи России.
А чем занимались «ИНКОР» и Вы в «ИНКОРе»?
«ИНКОР» специализировался на сетевых компьютерных технологиях. Мы поставляли на российский рынок современные модемы и другие компьютерные части. Но главным, «фирменным» нашим продуктом были электронные словари, справочники и энциклопедии, которые мы сами создавали и распространяли. Ряд книг мы издавали и в традиционном бумажном виде. Большой известностью пользовалась наша многотомная энциклопедия «Современные модемы». «ИНКОР» был постоянным участником компьютерных выставок, в том числе и знаменитого CeBit в Ганновере (с этой выставки в 1994 году началось мое знакомство с Ганновером). Фирменный знак и логотип «ИНКОРа», зарегистрированные в Госкомизобретений, были достаточно хорошо известны на российском рынке. Естественно, я был руководителем и активным участником большинства проектов. Должен сказать, что в предпринимательской деятельности есть очень много от истинного творчества. Эти пять лет моей деятельности дали мне много новых интересных впечатлений и были очень насыщенным и результативным периодом.
Ваша школьная дружба с Борисом Березовским помогала Вашему бизнесу?
Наши отношения с Борей не всегда были такими тесными, как в школьные годы. Иногда пути расходились, затем сходились. В годы, когда он руководил «Логовазом», а я «ИНКОРОМ», мы снова сблизились, даже, что называется, семьями (причем у обоих вторыми). Но деловые отношения мы сознательно ограничивали, чтобы ничего не мешало нашей дружбе, которой оба дорожили.
Итак, мы подошли к августу 1995 года. Вы — замдиректора государственного предприятия, генеральный директор двух процветающих частных предприятий. И неожиданно для многих Вы прекращаете свою так удачно скчадывавшуюся деятельность и с семьей выезжаете на постоянное жительство в Германию. Чем это было вызвано? Уж. конечно, не материальными трудностями?
Безусловно. С материальной стороны мы жили вполне прилично. Ничего сверхъестественного, никаких причуд «новых русских», но хорошая квартира в престижном доме на Воронцовских прудах, красивая дача в Дорохово, машина — короче, необходимый «джентльменский набор» обеспеченного человека. И перспективы были достаточно радужные. «ИНКОР» год от года набирал обороты, расширял свое производство. Так что причины нашего отъезда смело можно назвать «нематериальными». Поверьте, мне трудно просто и однозначно сформулировать, почему мы все оставили и отправились «в неизвестность». Конечно, не последнюю роль играло беспокойство за судьбу нашего младшего сына, которому' за два дня отъезда исполнилось тринадцать. Было еще желание опять испытать себя в абсолютно новых условиях, прожить, так сказать, еще одну жизнь. Может, это было неосознанное желание ощутить себя молодым. Ведь мне через два месяца после приезда в Германию исполнилось 50. А теперь я могу смело сказать, что ничто не дает человеку такое ощущение молодости, как рождение «позднего ребенка» и активная жизнь в новой стране. Только в младенчестве приходится получать и переваривать так много новой информации, как в первые годы эмиграции.
Был ли у Вас конкретный план действий в Германии? Каковы были Ваши первые шаги?
Никакого специального плана не было. Мне хотелось только жить в уже знакомом мне по CeBit Ганноверу. Это оказалось не просто, потому что нам было определено жить в Шверине, столице земли Мекленбург-Форпомерн. входившей в состав бывшей ГДР. Наконец, через несколько месяцев нам удалось добиться желаемого. А дальше все определялось немецкой программой интеграции вновь принятых иммигрантов. Полгода изучения языка, затем я получил возможность в течение десяти месяцев освежить свои знания компьютерных технологий на специальных курсах, после чего должен был найти предприятие, где в течение двух месяцев буду проходить практику. Написал два десятка писем, но получал вежливые отказы. Наконец, меня пригласили на беседу с директором одного ганноверского предприятия. Честно говоря, волновался, идя эту встречу. После часовой беседы мне предложили вместо практики поступить на постоянную работу. Так примерно два года назад началась моя трудовая деятельность в одной из крупнейших на севере Германии фирме по производству банковских программных систем и исследований по финансовой математике.
Как Вы сами оцениваете свои первые годы работы в Германии?
Как очень трудный и очень интересный период жизни. С чисто профессиональной точки зрения мне было крайне приятно видеть реализованным и самому участвовать в реализации того, о чем я рассказывал на лекциях об информационных технологиях будущего. Да и работа в немецком коллективе помогла избавиться от многих неверных стереотипов, которые бытуют еще в российской среде. Но хочу еще раз подчеркнуть, что период этот был для меня и моей семьи очень нелегким.
Испытывали ли Вы ностальгию по России, по Москве?
Ни разу. Конечно, нынешняя эмиграция не чета предыдущим, когда с уезжавшими прощались навсегда. Связи с родными и близкими, оставшимися в Москве и в Питере, не прекращались у нас ни на день. Особенно хорошим средством от ностальгии является интернет. Переписка по электронной почте дает возможность забыть о расстояниях. А сейчас и телефонные разговоры через интернет не фантастика, а реальность. Расскажу об истории, которая в нашей семье стала в некотором роде притчей. В первые дни приезда в Германию нам нравилось все, но из привычного московского быта мне недоставало трех вещей: кефира, фиолетовых чернил для авторучки и радио «Эхо Москвы». Кефир был найден в магазинах довольно быстро. Фиолетовых чернил в Шверине, почему-то не нашлось, зато в Ганновере они были обнаружены. Однако любимое радио «Эхо Москвы», ведущее передачи только на средних и ультракоротких волнах, оставалось долгое время несбыточной мечтой. И вот интернет дал, наконец, возможность и этой мечте реализоваться. Теперь из динамиков моего компьютера я могу слушать голоса давно знакомых и любимых ведущих «Эха». Практически все желающие в Германии могут смотреть многие программы российского телевидения, слушать российское радио, не говоря уже о «Свободе», «Голосе Америки», «Немецкой волне», вещающих на русском языке. Помимо российских газет, в киосках продаются несколько десятков русскоязычных газет, издающихся в Германии. Только еврейских русскоязычных газет выходит минимум пять на 60 тысяч еврейской общины Германии. Так что никакого информационного вакуума для нынешней эмиграции нет.
Вы довольно быстро нашли работу по специальности. Как Вы считаете, это счастливое для Вас исключение? Ведь говорят сейчас о большой безработице в Германии.
Безработица, действительно, существует, но не в информатике и других отраслях «высоких технологий». Многие из моих знакомых, проявив определенную настойчивость и упорство, получили работу, связанную с компьютерами, сетями и программированием. Система переобучения и повышения квалификации, действующая в Германии, дает шанс попробовать себя в этих областях людям, которые или многое забыли или никогда этим ранее не занимались. Причем в возрасте, который даже для немцев считается уже критическим — когда человеку уже далеко за 50.