«Вертя задом»? Да разве может передать это неточное и грубое выражение, как плыли в ритме самбы, плавно и упруго колеблясь, груди и бедра Аны Мерседес?! Она была обольстительна, она полностью соответствовала понятию «секс-бомба»: мини-юбочка открывала смуглые точеные ноги, глаза горели, на полураскрытых, чуть припухших губах играла улыбка… А жадные зубки, а пупок, выставленный всем напоказ? И вся она была точно из золота. Нет, она пританцовывала на ходу: она сама была танцем, приглашением, предложением. Ж. Амаду, «Лавка чудес».
Мудрый человек грудью встречает беду, только от дурака беда бежит. «Глубокая разведка», фильм.
Целью вычисления является понимание, а не числа! Р. Хэмминг.
И сильно возлюбив искусство числительное, помыслил я,
Что без числа никакое рассуждение философское не слагается,
Всей мудрости матерью его полагая. А. Ширакаци.
Чтобы овладеть математикой, нужно не только уметь написать и посчитать числа, но и прочувствовать их. В. Шкляр.
Путь к сердцу мужчины лежит через постель и кухню.
В руках цветы держащий зла не совершит.
Видит Бог, я долго сопротивлялся.
Важно, что это сильное чувство
В ваших глазах призыв к любви.
Разум ценен тогда, когда служит любви.
Мы все в одной связке, и когда кто-то обрывается, надо удержать любой ценой. «Познай себя», фильм.
Не быть любимым – это всего лишь неудача, не любить – вот несчастье. А. Камю.
Когда человек думает, что он болен, то он все-таки болен, хотя, на самом деле, это и не так.
Свобода – это кость, которую бросают народу, чтобы он подавился. «Черный тюльпан», фильм.
Нет тайны и недостойного в здоровом теле женщины, разве лишь для глупцов. И. Ефремов, «Таис Афинская».
Молчание - вещь кошмарная. "Когда бог молчит – в мире воцаряется ад. Ад настолько очевидный, что это понимают теперь как верующие, так и атеисты" – сказано в титрах "Молчания" Бергмана. Э. Ильенков.
Это только мужики женятся рано, но там, известно, хамство, а вы-то с чего? Что за удовольствие в такие молодые годы надевать на себя кандалы? А. Чехов, «Учитель словесности».
Любовь – это просто гнусная ложь. Любовь – это пилюли эргоаппола, потому что ты боялся иметь ребенка. Любовь – это хинин, и хинин, и хинин до звона в ушах. Любовь – это гнусность абортов, на которые ты меня посылал. Любовь – это мои искромсанные внутренности. Это катетеры вперемежку со спринцеваниями. Я знаю, что такое любовь. Любовь всегда висит в ванной за дверью. Она пахнет лизолем. К черту любовь. Любовь – это когда ты, дав мне счастье, засыпаешь с открытым ртом, а я лежу всю ночь без сна и боюсь даже молиться, потому что я знаю, что больше не имею на это права. Любовь – это гнусные фокусы, которым ты меня обучал и которые ты, наверно, вычитал из книг. Э. Хемингуэй, «Иметь и не иметь».
Религия — опиум для народа. Он верил в это — этот угрюмый маленький кабанчик. Да и музыка — опиум для народа. Тощий не подумал об этом. А теперь экономика —опиум для народа; так же как патриотизм — опиум для народа в Италии и Германии. А как с половыми сношениями? Это тоже опиум для народа. Для части народа. Для некоторых из лучшей части народа. Но пьянство — высший опиум для народа, о, изумительный опиум! Хотя некоторые предпочитают радио, тоже опиум для народа; самый дешевый; он сам сейчас пользуется им. Наряду с этим идет игра в карты, тоже опиум для народа, и самый древний. Честолюбие тоже опиум для народа, наравне с верой в любую новую форму правления. Вы хотите одного — минимума правления, как можно меньше правления. Liberty, Свобода, в которую мы верили, стала теперь названием журнала Макфэддена. Мы верим в нее, хотя не нашли еще для нее нового имени. Но где же настоящий? В чем же настоящий подлинный опиум для народа? Он знал это очень хорошо. Это только пряталось в каком-то уголке мозга, который прояснялся по вечерам после двух-трех рюмок; он знал, что это там (конечно, на самом деле этого там не было). Что же это такое? Он же знал очень хорошо. Что же это такое? Ну, конечно, хлеб — опиум для народа. Запомнит ли он это и будет ли в этом смысл при дневном свете? Хлеб — опиум для народа. Э. Хемингуэй, «Дайте рецепт, доктор».
Любовь есть единство выбранного мира, духовное принуждение к физической близости. В пику ханжам можно было бы сказать, что любить и избегать близости не только трудно, но еще и безнравственно. Но также безнравственно сохранять близость, когда единый мир уже отсутствует или когда его уже перестали выбирать. Еще хуже превратить саму близость в мир, то есть укрыться друг в друга от реальности. Здесь-то половые сношения и превращаются в опиум. Это, несомненно, наиболее рафинированный из всех видов дурмана, потому что в качестве наркотика используется сам человек. Такой наркотик годится для удовлетворения всех видов мирской мечтательности: грезы о признании, грезы о достоинстве, об успехе, о физической полноценности. Это самое красивое из всех опьянений, но и похмелье после него бывает самым безобразным. Э. Соловьев о взглядах Э. Хемингуэя, «Цвет трагедии – белый»
Мужчина не должен жениться. Если ему суждено потерять все, не следует ставить на кон еще и это. Он не должен загонять себя в положение человека, которому есть что терять. Нужно обзаводиться лишь тем, что потерять невозможно. Э. Хемингуэй, «В чужой стране».
Если рассудительным считать такое поведение, которое обеспечивает счастье и жизненную удачу, то в обществе, несущем в себе постоянную угрозу массовой насильственной смерти, рассудительное поведение оказывается попросту невозможным. И тот, кто бережет жизнь, и тот, кто рискует ею, рискуют в одинаковой степени. Разница лишь в том, что житейски осмотрительного человека беда застигает врасплох, ошеломляет, парализует и втаптывает в грязь, а рискованному человеку оставляет наслаждение борьбы. Нет выбора между удачей и несчастьем — есть только выбор между фарсом и трагедией, между риском ловушки и риском смертельной схватки. Безрассудство безропотности и безрассудство отваги — такова зачастую единственно реальная противоположность в ситуации, где «все делается возможным». Это одна из фундаментальных истин, извлеченных людьми «потерянного поколения» из опыта мировой войны. Э. Соловьев, «Прошлое толкует нас».
Не тот нуждается, кто силен, а кто слаб. О. Уальд.
Самоубийство – выход из любой ситуации. «День за днем», фильм.
Из любой ситуации есть два выхода – окно и дверь.
О себе говори только с царем, а о своей жене ни с кем, потому что всегда рискуешь говорить о ней с кем-нибудь, кто знает ее лучше, чем ты…». Слова А.Пушкина в книге В. Вересаева «Пушкин в воспоминаниях современников – друзей, врагов, знакомых…»
На веру пошлины нет.
Счастье – это когда тебя понимают. «Доживем до понедельника», фильм.
Чтобы елось и пилось,
И хотелось, и моглось. Тост.
Жизнь слишком сложна, чтобы рассуждать о ней серьезно.
С дурными женщинами не знаешь покоя, а с хорошими изнываешь от скуки. О. Уальд.
Нужно зарабатывать на кусочек хлеба и бокал шампанского «Семнадцать мгновений весны», фильм.
Что такое дело по сравнению с вечностью и соленым огурцом. «Волки и овцы», фильм.
Счастье физической близости снимает все проблемы. Когда опускается ночь, тени дня отступают, теряют реальность.
Ничто так не удручает, как одиночество вдвоем, да еще там, где полным – полно чудес, где надо быть счастливым именно вместе, вдохновляя друг друга.
Жизнь состоит из вещей, которые повторяются, которые регулярно возникают вновь и, в конце концов свиваются в такие, как бы это сказать… жгуты, что ли, связывающие людей. Людей, которые любят друг друга. Мне кажется, то, что называют счастьем, и есть, в конечном счете, многократный возврат к одному и тому же. Эти вещи знаешь заранее, их ждешь, и счастлив оттого, что они повторяются – еще одна нить, связывающая тебя с тем, кого любишь. Это все вещи повседневные, самые обычные: прогулка, закат, стихотворение, шутка, еда какая-нибудь.
Я был поражен обилием эротики во всем, что мне попадалось по пути: в газетах, которые продавались на углах, в рекламах, в киноафишах; и я подумал, что этот повышенный интерес к сексу весьма подозрителен, что эта безумная, маниакальная,агрессивная сладострастность – всего лишь паллиатив, и что прославляют любовные забавы с такой горячностью, быть может, только потому, что и этот бог тоже умер, хотя ни один философ еще не возвестил нам о его кончине. Ж.-Л. Кюртис, «Молодожены».
Требования новых поколений в ближайшие годы будут все возрастать, становиться все более дерзкими. Чем только не придется откупаться от детей, чтобы сохранить их привязанность? Кем только не придется стать, чтобы не быть развенчанным в их глазах, чтобы сохранить их уважение? Надо быть красивым, богатым, элегантным, надо занимать положение в обществе, надо, чтобы ваше имя мелькало в печати, и бог знает что еще. Ну, а если у вас нет всех этих достоинств, не увидят ли дети, так рано развивающиеся в наши дни, вас очень скоро таким, какой вы и есть на самом деле, а именно – вполне ординарным? И не рискуете ли вы тогда, что отшвырнут вас в кромешную тьму ночи? Ж.-Л. Кюртис, «Молодожены».
Другой аспект нашего прозелитизма выражался в презрении к материальным благам, к тому миру вещей, в котором задыхалась западная цивилизация. Один из нас, американец Доналд, когда обличал «потребительское общество, его жадность, его прожорливость», говорил как пророк. Я показал ему один абзац у Паскаля: «Пусть они обопьются и околеют там» (те, кто живет на «жирной земле»), и с тех пор эта крылатая фраза вошла в его репертуар наравне с поучениями Лао-Цзы и афоризмами дзен-буддизма. Ж.-