– Спасибо, Сара. Вы мне очень… помогли.
Она засмеялась, и в первый раз он увидел, что у сурового инспектора очаровательная улыбка. Расселл был падок на очаровательные улыбки.
– Не изображайте такого удивления.
Он неловко рассмеялся и пожал плечами.
– Должна предупредить, что регистрируются не все, – продолжала Сара. – Плата за въезд – пять долларов, и некоторые норовят сэкономить.
– В особенности те, кто является сюда совершить преступление, – заметил Расселл.
– Агент Коутс? – окликнул его другой смотритель, сопровождавший двух туристов с рюкзаками: парня и девушку, обоим лет по двадцать. – У этих людей есть информация, которая может оказаться полезной.
Расселл Коутс подлез под ленту заграждения и подошел к юной паре:
– Я руковожу расследованием этого убийства.
– Гэри Комбз, – представился молодой человек, протягивая руку. – А это моя жена Мэнди.
– Рад познакомиться. Что у вас?
Супруги беспокойно посмотрели друг на друга.
– Начните вы, Гэри, – предложил Расселл.
– Хорошо. Не знаю, действительно ли это важно, но прошлой ночью, где-то около полуночи, мы слышали крики, как будто кого-то избивают.
– Мы не можем с полной уверенностью сказать, что кого-то били, – уточнила Мэнди.
– Нет, конечно, нет, но теперь, когда я вспоминаю…
– Вы слышали крики, – прервал Расселл. – Именно так вы выразились: крики, но вы не можете точно сказать, что это были за крики.
– Да, именно так, – подтвердил Гэри. – Похоже, будто кричал ребенок.
Тим поднырнул под заграждение и встал рядом с боссом.
– Так, это интересно, – сказал Расселл. – А слов вам не удалось разобрать?
– Нет. В сущности, я не уверен, что слышал хоть что-то членораздельное. Потому я и решил, что это был ребенок. Вы же знаете, когда дети заходятся от крика, слов при этом не разобрать, – ответил Гэри.
– С какого расстояния доносились крики?
– Метрах в ста от нашего лагеря, – сказала Мэнди.
– А далеко отсюда это место? – спросил Тим.
Гэри повернулся к смотрителю:
– Мы ночевали примерно там, где вы нас встретили. Насколько это далеко?
– Меньше километра. Прямо по этой тропе.
Расселл молчал, анализируя информацию. Как эта сцена с ребенком связана со стрельбой?
– Когда вы пришли сюда? – спросила Сара.
– Вчера вечером, – ответила Мэнди.
– Со стороны вершины или снизу по склону?
– Снизу.
– Значит, вы проходили мимо людей, поставивших здесь палатку?
– Да, помню, мы видели палатку, но людей не было, – сказал Гэри. – Готов поспорить, однако, что в этой группе была по крайней мере одна женщина.
– У них над входом в палатку висел веночек из цветов, – вмешалась Мэнди.
– Сара Роджерс, а не помните ли вы случайно, сколько среди всего этого народу семейных пар?
– Шесть, – последовал незамедлительный ответ.
– Вы уверены? – Расселл не мог скрыть изумления.
– Фотографическая память, – улыбнулась Сара.
– Отлично. Это значительно сужает границы поиска, не так ли? – Потом он обратился к молодой паре: – Давайте-ка вернемся к тому месту, откуда вы слышали крики.
Эйприл Симпсон взглянула на часы и подошла к окну посмотреть, не видно ли торговца подержанными автомобилями. Прошло уже пятнадцать минут, как он уехал на ее «джио».
Оглядев окрестности огромной стоянки, она не увидела и следов толстого торговца в плохо сидящем костюме. Пожилая чета положила глаз на кремовый «шевроле-каприс», а бойкий молодой продавец ее обхаживал. Это ж сколько надо иметь денег,
чтобы позволить себе такой автомобиль? Сто штук в год? А Эйприл пытается наскрести крохи, чтобы выкупить своего сына.
Отчего ее жизнь пошла наперекосяк? Ведь когда-то они с отцом мечтали, как она станет актрисой. Видит бог, у нее были для этого все данные, она была звездой в каждом спектакле театральной школы.
Их план был прост и ясен. Отец будет работать в две смены, пока она не окончит Школу искусств Северной Каролины, а покорив Бродвей, Эйприл пристроит специально для него флигель к своему дому в Хэмптоне. Отец уйдет наконец с завода – он ведь стольким пожертвовал ради нее после смерти матери; она перед ним в вечном долгу. Когда они Белух предавались таким мечтам, его глаза светились надеждой.
Однако, строя планы, они не могли предусмотреть одного – опухоли. Она только две недели отучилась в колледже, когда ей позвонили и попросили срочно приехать домой. Отец упал на лужайке перед домом, и диагноз оказался хуже некуда. Рак годами обвивал ствол мозга, сказали врачи. По их словам, ему оставалось жить месяца два. Через три дня его не стало.
И вот в восемнадцать лет она осталась сиротой и очень скоро столкнулась с суровой реальностью. Ее отец был разорен. Хуже чем разорен – у него были огромные долги. Он пропустил уже три платежа по закладным за дом.
Через два месяца она оказалась на улице. А потом все покатилось под откос, все быстрее и быстрее. Удивительно, как ярки воспоминания, хоть прошло девять лет; боль нисколько не притупилась. Ей невыразимо недоставало отца, она лишилась привычного комфорта, но главное – она потеряла надежду, под знаком которой прошло все ее детство, которая вела ее к осуществлению мечты.
Появление за окном ее машины вернуло Эйприл к реальности. Она смотрела, как торговец с трудом протискивается между спинкой сиденья и рулем.
Дверь отворилась, и мистер Сименсон вразвалку вошел в контору.
– Думаю, документации о прошлых ремонтах у вас нет, так, мэм? – спросил он, плюхаясь в кресло.
Эйприл покачала головой.
Жирные пальцы мистера Сименсона забегали по калькулятору, и он черкнул несколько цифр на листке. Когда он потянулся за каталогом, Эйприл подалась вперед:
– Я посмотрела в библиотеке перед тем, как прийти сюда. Получается около пяти тысяч трехсот.
Сименсон засмеялся:
– Я таких сумм не плачу.
– И сколько же вы дадите? – Эйприл прищурилась.
– Тысячу семьсот пятьдесят.
– Тысячу семьсот пятьдесят! – Эйприл опешила. – Но я же так о ней заботилась. Она в прекрасном состоянии.
Сименсон пожал плечами:
– Пробег большой, краска начинает блекнуть. За машину в таком состоянии много не дадут.
– Но не тысячу же семьсот пятьдесят!
Сименсон поднял руки, словно сдаваясь:
– На мне свет клином не сошелся. На вашем месте я бы попытался продать ее сам. По своей цене. Это ваше право.
Нечто в выражении лица Сименсона раздражало Эйприл; он как будто знал что-то такое, чего не знала она. И вдруг она поняла. Он чувствует, что она в отчаянии, а для него отчаяние означает слабость.
– Если только вам не срочно нужны деньги, – добавил он и ухмыльнулся.
Сьюзен вдруг проснулась, похолодев от страха. В темноте раздался громкий, пронзительный плач. Мальчик!
Она вскочила с кресла, оглядела комнату, пытаясь понять, что напугало ребенка.
Одному Богу известно, сколько времени он стоял в кроватке, вцепившись в стенку и раскачиваясь. Сьюзен подбежала к нему, выхватила из кроватки и крепко прижала к себе.
Ребенок заходился истошным криком – она никогда никого не видела в таком состоянии, тем более такого малыша. Сначала он попытался вырваться у нее из рук, но потом узнал ее и крепко обнял.
– Ш-ш-ш, – нежно приговаривала Сьюзен. – Я с тобой. Все хорошо.
Но ничего хорошего не было. Все было плохо, хуже не бывает. Мальчик перенес невыразимые страдания, и это так просто не пройдет, сколько бы они ни обнимались. Сьюзен тут же дала молчаливый обет, что никогда не обманет этого беспомощного ребенка.
– Я не знаю, что с тобой было, миленький, но больше никто не причинит тебе вреда. Я с тобой, и ты в безопасности.
Она качала его, шептала на ушко нежности. Его дыхание постепенно становилось ровнее, а маленькое тельце расслаблялось. Через пять минут он совсем успокоился и с любопытством начал оглядывать комнату. Но бог мой, как же от него пахло!
– Ты не против, если мы умоемся? – спросила она.
– Нет! – завопил он и выскользнул из ее рук на пол.
– Но ты же плохо пахнешь. Нам нужно принять ванну.
– Нет! – Он топнул ногой и затряс головой.
– Я не причиню тебе вреда.
– Нет, нет, нет! – Он сорвался с места и побежал к двери.
– Подожди! – крикнула Сьюзен. Чем она так его напугала? – Прости меня. Вернись!
И тут она увидела его лицо. Мальчик улыбался. Он просто играл в догонялки.
– Вернись, грязнуля! – Она засмеялась и побежала по ступенькам, пытаясь поймать его. Не тут-то было. Он был уже по другую сторону холла, в библиотеке.
– Где же он? Куда он спрятался? – приговаривала она. – Думаю, мне одной придется съесть все печенье.
Услышав хихиканье, она обернулась и закрыла лицо руками. Мальчик выглянул из-за угла.
– Вот ты где! – воскликнула она.
Он смеялся, поднеся кулачки ко рту. Радость переполняла его.
– Ты любишь печенье?
Не убирая рук ото рта, он кивнул.
– А ты пойдешь со мной в ванную?
Он снова кивнул.
– Вот и хорошо. Идем.
Сьюзен протянула руку. Малыш подбежал к ней и ухватил ее за палец. Когда их руки соприкоснулись, Сьюзен почувствовала, как потеплело у нее на сердце.
Три ванильных печенья, которые она предложила мальчику на кухне, исчезли мгновенно, и Сьюзен дала ему еще три.
– Пока хватит. Больше шести никто не ест. – Она улыбнулась тому, как по-матерински звучали ее слова.
Убирая на место коробку, она вдруг заметила записку, написанную неразборчивым почерком Бобби.
Дорогая Сьюз,
Я не мог спать и решил прогуляться, сделать кое-какие покупки. К завтраку вернусь.
Целую. Б.
Значит, его нет дома.
– Ну что ж, мистер грязнуля, – обратилась Сьюзен к мальчику. – Теперь пора помыться.
Она ожидала, что он снова затеет возню и его придется ловить по всему дому, но малыш прекрасно понимал: нужно так нужно. Он стал карабкаться по лестнице на второй этаж. Она догнала его уже в детской, где он разглядывал плюшевого тигра, которого Бобби подарили на работе для Стивена. Мальчику зверь явно приглянулся.